Творчество Тихого долгое время оставалось неизвестным широкой публике. Оно было впервые показано на биеннале в Севиллье в 2004 году, стараниями Романа Баксбаума, знавшего Тихого с детских лет и ставшего хранителем его архивов, и Гарольда Зееманна, долгое время бывшего куратором кунстхалле в Цюрихе, директора пятой Документы 1972 года в Касселе. После биеннале были персональные экспозиции в Центре Жоржа Помпиду в Париже и в Музее современного искусства Франкфурта. Выставка в галерее Элизабет и Клауса Томан в Иннсбруке — первая ретроспектива Мирослава Тихого в Австрии, на которой показано более ста фотографий и объектов, открыта с 3 октября.

Мирослав Тихий родился 20 ноября 1926 года в маленькой деревне в Моравии, а в начале 30-х его семья осела в соседнем городе Кийов. С детства Мирек увлекался рисованием, и после окончания Второй Мировой отправился в Прагу, учиться в Академии Художеств вместе с ещё несколькими художниками из Кийова. После захвата власти коммунистами в феврале 1948, обстановка в Академии резко изменилась, старые профессора были уволены, Тихий перестал посещать занятия и вскоре покинул Академию, и вернулся в Кийов. Политический кризис, по мнению Баксбаума, усилил кризис творческий. Чехословакия в начале 50-х годов жила в атмосфере страха, паранойи, страха слежки, преследования инакомыслия, всех прочих атрибутов каменного века сталинизма. Всё это способствовало скорейшему бегству Тихого из социума.

Правда, в 1956 году прошла первая выставка Тихого в госпитале в Кийове, на 1957 год была намечена следующая, на этот раз в столичной галерее, в Праге. Но от участия в ней Тихий отказывается, бросает занятия живописью, начинает жизнь затворника, без постоянного места работы, по сути добровольно опускается в самый низ социальной лестницы, или спрыгивает с неё. После Тихий почти год проводит в психиатрической клинике в Опаве, и не первый раз в своей жизни — нервные срывы преследовали его ещё в юношестве. Примерно в это же время он начинает фотографировать — на разные камеры, которые делает сам буквально из подручного материала — старого железа, скотча, дерева, с такими же самодельными объективами-моноклями и самодельными затворами. Тихому удалось изготовить даже телеобъектив и фото-увеличитель, на котором он и печатал свои работы. Он вырезал линзы из плексигласа, зачищал с помощью наждачной бумаги разной грубости, потом полировал смесью зубной пасты и сигаретного пепла.

В начале 60-х годов Тихий окончательно перестал следить за собой и своим внешним видом — перестал стричь волосы и ногти, стирать одежду, став полным антиподом успешного и счастливого представителя социалистического общества и всячески противясь нормализации. Тихий говорил, что ему нужна лишь крона в день, он почти ничего не ест и в день выпивает ведро воды. Полиция постоянно арестовывала Тихого, неизменно накануне больших праздников и городских гуляний, и отправляла в сумасшедший дом. Тихий рассказывает Баксбауму историю о том, как однажды его забыли забрать. Он вышел прогуляться в город, сел на верхнюю ступеньку церкви напротив временной деревянной трибуны на площади и предстал на обозрение всего города, и уже через пару минут был возвращён в лечебницу. «Я самурай. Моя единственная цель — сокрушить противника. Я пророк разложения и пионер хаоса, потому как лишь из хаоса может родиться нечто новое», — говорил Тихий. Этот жизненный принцип и лёг в основу его творчества.

Фотографией Тихий активно занимался до конца 80-х, его неизменным мотивом были жители Кийова, прохожие на улицах, прежде всего — красивые молодые девушки и зрелые женщины. Их он старался фотографировать, оставаясь незамеченным и даже не глядя в видоискатель, крайне редко вступая в контакт с моделями. Из соображений экономии н покупал 60-миллиметровую плёнку и резал в тёмной комнате надвое. В день снимал три плёнки, сто фотографий. Потом проявлял, выбирал какие-то негативы, печатал и откладывал в сторону. Сам Тихий объяснял процесс печати так: «Я ничего не выбирал. Я смотрел на фотоувеличитель и печатал всё, что казалось мне похожим на мир. Но что такое мир? Да всё что угодно».

Мастерская и жилище Тихого представляло собой настоящую свалку — книг, негативов, картин, рисунков, отпечатанных фотографий, найденных объектов, обрезков картона. Из всего этого Тихий впоследствии отбирал принты, подкрашивал или подрисовывал некоторые из них. Потом начинался процесс создания паспарту для работы или картонного основания, на которое она потом наклеивалась, не менее важный, чем сама печать. После завершения Тихий, как правило, терял к работе всякий интерес.

«Женщины для меня — всего лишь мотив. Стоящая, нагибающаяся или сидящая фигура. Движение, походка. Ничего более меня не интересует, я не схожу с женщинами с ума. Эротизм это всего лишь сон, всё в этом мире лишь наша иллюзия. Ничто из того, что я думаю или делаю, я не принимаю всерьёз», — говорил Тихий в беседах с Баксбаумом. — «Ошибка, вот что делает подлинной поэзию, придаёт ей живописные качества. Философия это абстракция, фотография же вполне реальна, это восприятие, то, что ты видишь своими глазами, и всё в ней происходит так быстро, что ты можешь не увидеть этого вовсе. И просто обязательно иметь плохую камеру! Если хочешь быть знаменитым, нужно быть хуже всех!»

В наше нелёгкое время, когда наиболее острым становится вопрос цензуры, зависимости, управляемости художника, создателя некоего культурного продукта, Тихий — прекрасный пример независимости и неуправляемости, вызова обывательству, абсолютного выпадения из любой системы, рыночной или политической, ради производства искусства в соответствии с тем, как оно понимается. С другой стороны, стараниями тех же Баксбаума и Зееманна создаётся некий брэнд «Тихий», создан фонд его имени, в названии которого активно обыгрывается тот факт, что фамилия автора — ещё и географическое название океана, сам он позиционируется как забытый герой контркультуры, художник-клошар вроде нашего Анатолия Зверева. Подогревается всё это информацией о том, что Тихий живёт в уединении в своём доме, больше не фотографируется, не даёт интервью и совершенно не интересуется судьбой собственных работ.

Были опубликованы многие противоречивые изречения Тихого, в основном из его бесед с Баксбаумом. Например: «Люди спрашивают меня, кто ты, Тихий, художник, скульптор, или писатель? Я отвечаю им, знаете кто я? Я Тарзан на пенсии». Или «Мой прадед был динозавром». В свою очередь исследователи, в частности преподаватель института Фрезера Клинт Бурнхэм, сравнивают его работы с понятием «языка как вируса» у Уильяма Берроуза: «В работах Берроуза и Тихого разрушение языка и изображения родственно тому, как язык искажает идеальные представления о чистой коммуникации». А метод выбора негативов и принтов у Тихого можно сравнить с методом нарезки Брайана Гисина и Берроуза.

Это — ещё один успешный западный пример освоения рынком маргинальных областей.