Андрей Гордасевич родился в Москве в 1974 году. Получив 3 высших образования – в сфере экономики, лингвистики и юриспруденции – и одну ученую степень, тем не менее стал известен широкой публике в качестве фотографа. Его фотоистории экспонировались на персональных и групповых выставках, становились частью московских «Фотобиеннале», фестиваля «Мода и стиль в фотографии» и других; удостаивались различных фотографических наград. Андрей Гордасевич стал первым фотографом, организовавшим с компанией Leica в России персональную выставку под названием «14 фрагментов Индии». В 2014 году вышла его первая фотокнига – «Пересечения». О ней и о многом другом он рассказал в своем интервью для Photographer.ru.
Андрей, что для Вас фотография? Работа, увлечение, страсть, воздух?
Уффф! Что ни назови – все будет верно. Но если отбросить громкие слова, это просто один из инструментов для наблюдения и рассказа.
«Пересечения» – это Ваш первый книжный фотографический опыт?
Если быть точным, это первый книжный опыт, вышедший значительным для альбома тиражом – 1000 экземпляров. Скажем, книга «Дварка» существует на сегодняшний день в единственном экземпляре ручной работы. Но если говорить о книжном опыте вообще, последние лет пять почти все проекты я вижу так или иначе в форме книг, даже если они и подразумевают возможность других форм. Самое интересное в книжном формате – визуальная история, и когда ты пытаешься рассказывать эти истории, начинаешь по-другому видеть и снимать. Ну, и конечно, я уже довольно долго изучаю тему фотокниг. Скажем, по альбомам известных поклонников книги – Роберта Адамса и Джона Госсаджа, по эссе Джерри Беджера. Помогает мне и удивительный двухтомник «The Photobook: A History», который составили Джерри Беджер и Мартин Парр.
Вы выбрали Петербург местом действия своего повествования. При этом темы, которые Вы поднимаете в нем, несомненно, универсальны. Почему Петербург?
Очень многие темы вообще универсальны, как в фотографии, так и в литературе, живописи, кино, – везде. Но, кроме темы, важен материал, с помощью которого ты пытаешься эту тему раскрыть. И фотограф, на мой взгляд, зависит от этого материала значительно больше, чем люди других ветвей творческой деятельности. Почему некоторые фотографы «дорисовывают» свои работы в Photoshop? Потому что полученный кадр, из-за тех или иных особенностей материала и съемочного процесса, без доработки не в состоянии донести их творческую идею. Если я не хочу дорисовывать, мне нужен прежде всего материал, который «дорисовки» не требует, и соответствующая съемка. Как уличный фотограф, я работаю с тем материалом, который встречаю, и хотя я отбираю его до, в процессе и после съемки, я отдаю себе отчет, что история, которую я хочу рассказать, зависит от встреченных случайным образом людей. Так вот: Петербург подарил мне свет необходимой интимности, с одной стороны, и персонажей, на примере которых можно поднять практически любую тему, с другой.
Какие трансформации произошли с идеей «Пересечений» с момента ее зарождения до отправки макета книги в печать? Как долго Вы работали над книгой и каким образом осуществляли отбор?
Хотя «Пересечения» – это «слоеное» повествование, его идея очень проста. Фотограф пересекается с людьми, времена пересекаются, каждое пересечение рассказывает свою историю. Все остальное – в деталях. Когда я начал снимать, мне было ясно, что речь идет о книге. Более того, я понимал, что хочу использовать как фото, так и тексты. Поэтому сразу сделал примерный макет в InDesign и каждый день забрасывал туда встреченные картинки, чтобы понимать, какая история складывается, чего не хватает, где нужны паузы, где перебивки, фрагменты, что дублируется, а чего нет вообще. Макет тебе рассказывает об этом, как ничто более. И именно в процессе подготовки того, что англоязычные называют visual story, я понял, что мне не хватает пласта прошлого Петербурга, который «играет» во мне постоянно, но объективу не виден. И я начал пытаться использовать «найденные объекты» из прошлого. В результате, набрать материал в части старых фотографий мне помогали Александр Китаев, Ирина Гундарева, Алексей и Артем Логиновы, еще были филокартисты, да и просто продавцы различного рода «бумаг» с «Вернисажа» в Измайлово. Когда визуальная история в целом оказалась готова, я приехал к другу, художнику Виктору Падерину, и мы начали работать над финальным макетом. Верстка, с учетом поиска материалов из прошлого, заняла полгода. Потом была выставка в галерее «Триумф», где Кристина Романова и Дмитрий Ханкин сразу приняли мои идеи и поддержали их.
Вы упомянули художника, не могу не спросить, насколько процесс совместной работы был благодатным? Ведь работа над фотокнигой – всегда сотворчество, и автору оно может даваться нелегко.
Весь layout мы сделали с Виктором Падериным, который, в отличие от меня, проявил в ходе работы удивительную гибкость. Мне это давалось с трудом, поскольку я видел некую визуальную историю и старался ее придерживаться. Хотя все по ходу дела менялось, ритм рассказа уже был во мне, и оставалось только сверяться с ним. У Виктора есть богатый опыт работы с различной графикой, он ее чувствует. От художника в нашем случае требовалось не рисовать, а помочь фотографу освоить пространство разворотов, и Витя сделал это с удивительным тактом. Когда ты видишь готовый альбом, не всегда ясно, в чем здесь сложность. Но ведь в «Пересечениях» мы пошли путем свободной верстки, и хотя определенная сетка есть, двух одинаковых разворотов в книге не найти: у объектов различный масштаб, у текстов разное расположение, и материалы на одном развороте не «кусаются» друг с другом. Мы собирали развороты «Пересечений» вместе, и это было ощущение абсолютного погружения в ткань рассказа. Когда-то я читал у Курицына описание так называемой «игры в камешки». Берутся камешки с морского берега. Играть может неограниченное количество человек, каждым ходом можно добавлять камешек, убирать камешек или менять камешки местами. Игра заканчивается тогда, когда все ее участники довольны расположением камешков. Так мы работали над версткой «Пересечений».
Герои Вашей книги – тоже камешки? Лица многих окажутся знакомыми жителям города, в них преломляются какие-то его черты?
Думаю, по сути, в каждом преломляется всё. И в любой момент времени. Но, поскольку грани у всех различны, преломленные лучи, в конечном счёте, расходятся в разные стороны. Для меня каждый портрет – это портрет личности. У камешков нет имен. А у героев «Пересечений» имена есть: меня интересует не колоритный типаж, а конкретный Казимир Леонидович, конкретная Алина, разговор с ними, их мимолетные истории, диалоги, которые забудутся завтра. В них фантастический шарм момента, прикосновение времени – такие пересечения.
А имеют ли какой-то скрытый смысл тексты архивных писем, документов, или же им отведена роль лишь улик времени, графических и географических ассоциаций к Вашему собственному визуальному ряду? Скажем, отрывок франкоязычного письма к некой mademoiselle с первого снимка, о чем он?
«Улики времени» – это поэтично и близко к правде. И в них, очевидно, должен быть некий скрытый смысл, или, хотя бы, не сразу открытый. Все дело в том, что очень часто визуальное поле диктует свои смыслы, свои сочетания. Ты замечаешь пересечение, какие-то точки касания, задерживаешься на картинке – и вдруг она начинает работать. Так происходит при верстке, так происходит при просмотре альбома. Почти все тексты из прошлого можно прочитать, при желании. Но даже если не читать, графически их голос будет слышен. Тексты открыток по сути своей в основной массе поверхностны, но именно этот флер расточительности по отношению к давно ушедшему времени так привлекает меня. В отрывке с первого разворота книги незнакомец соглашается переписываться с мадемуазель, говоря, что он «с удовольствием получал бы открытки нашей родной деревни». В свою очередь, он интересуется, каким открыткам мадемуазель отдает предпочтение, чтобы высылать ей именно их. Простая переписка людей, которых давно нет на свете. Вообще, в подавляющем большинстве, все эти «найденные объекты» – очень личного происхождения: эти фотографии и письма принадлежали людям, которые жили когда-то в Петербурге. И мне кажется, их отсутствие – или неощутимое присутствие? – как-то связано и с сегодняшними панками Саней и Катей, и с морским пехотинцем Захаром, и с неизвестным у Дворцового моста.
А императивное «Талантъ погибаетъ»?
А такое ли уж оно императивное?
Звучит как будто безапелляционно, разве нет? Такой приговор творческим начинаниям в меланхоличном петербургском городском пейзаже.
Знаете, есть такое мнение, что хорошая фотокнига всегда содержит не только размышление о теме, но и размышление о фотографии вообще. Так вот, поскольку самоирония еще никому не мешала…
В своей более ранней серии о Петербурге «Белые ночи» Вы отдали предпочтение черно-белой классике, что побудило в «Пересечениях» работать с цветом?
Так сложилось, что примерно после 10 лет занятий черно-белой фотографией меня вдруг заинтересовал цвет. Началось с того, что неожиданно в Хабаровске, который, наверное, нельзя назвать самым цветным городом на свете, мне начали показываться цветные картинки. Далее меня заинтересовал цвет как документальная категория, потому что в цвете бартовское «это было» звучит, на мой взгляд, менее ностальгично и поэтому менее спекулятивно. В цвете все становится гораздо ближе к реальности, и вот эта «неподчеркнутость» кажется мне очень важной. В 2012 году я сделал большой цветной проект по Кубе, «Гавана – портреты по дороге». Ну, так все и продолжилось. Вы спросили про «Белые ночи» в некотором сравнении с «Пересечениями». Для меня это просто два психологически разных вида фотографии – фотография, основанная на подглядывании, и фотография, сделанная абсолютно контактным способом, когда портретируемый как бы «выбирает себя», когда у него есть голос, который слышен и в тексте. Так что коренное различие здесь – для меня – не между цветом и ч/б.
Вы пишете текстовые ремарки к фотографиям. В свете того, что когда-то Вы оставили писательскую деятельность и обрели перо самовыражения в фотографии, в чем Вы видите ее преимущества перед литературой, где пространство для воображения и интерпретации просвечивает между строк?
Преимущество любой фотографии перед любым текстом – моментальность восприятия. Изображение «считывается» гораздо быстрее текста и требует меньшего напряжения: мы видим всегда как бы между делом. Текст более конкретен, с точки зрения выражения мысли. Фотография, даже если на ней изображен очень узнаваемый объект, может рассказывать нам о чем угодно. Лично для меня любое произведение искусства всегда было важно как инструмент для импровизаций зрителя, читателя – одним словом, того, кто его воспринимает. И если в этом смысле сравнивать тексты и изображения, то в процессе чтения ты по описанию воображаешь себе такую-то девушку, одетую так-то и так-то, а в процессе разглядывания фотографии ты уже не выдумываешь девушку, ты видишь ее реплику и задаешь себе вопрос: «О чем это?». А вот является ли это преимуществом…
Я знаю, Вы испытываете особую любовь к музыке, и Ваши фотографии иногда демонстрируются в тандеме с живыми музыкальными импровизациями. Если бы «Пересечения» были музыкальным произведением, на что походило бы звучание? Музыку какой эпохи, стиля, композитора, исполнителя, наконец?
Некоторые музыканты говорили мне, что для непрофессионала я действительно слушаю довольно много музыки – и очень разной. Музыка привлекает меня своей абсолютной нематериальностью и какой-то неотвратимостью воздействия на эмоции. Музыкально-фотографические выступления мы начали с Алексом Ростоцким, удивительно творческим человеком, который в последние годы стал еще и художником. Алекс и Юрий Парфенов играли по изображениям на экране, как по нотам: смотрели на них, откликались и давали звук. То же самое мы делали с Марал Якшиевой, Сергеем Летовым и Нейлом Леонардом, хотя все эти выступления носят, скорее, эпизодический характер. Как могли бы звучать «Пересечения»?.. Поскольку я не музыкант, могу только предположить, что это было бы нечто нелинейное, смешанное, с ритмическими сбивками и без слишком явной мелодии: что-то, основанное на звуке как таковом, а не на мелодии, в которую складываются звуки.
Каков Ваш идеальный зритель?
Тот, кому книга попала в руки – уже идеальный. Шутка. Думаю, было бы неплохо, если бы зритель также оказался читателем.
Есть ли какие-то другие идеи, жаждущие воплощения?
Безусловно, но, как говорит мой друг Ростоцкий, «пока музыка в нотах – ее не существует». Очевидно, пока идея не сверстана, ее тоже нет.
Издательство: TRIUMPHOTO, галерея «Триумф»
Количество страниц: 128
Переплет: твердый
Размеры: 250x250 мм
ISBN: 978-5-906550-06-4
Книгу «Пересечения» можно приобрести, например, здесь:
- Московский дом фотографии
- Московский дом книги
- Книжный магазин «Москва»
- «Библио-глобус»
- Дом книги «Молодая гвардия»
- Дом книги на «Соколе»
- Сеть магазинов «Республика»
- Санкт-Петербургский Дом Книги
- www.jupiterbooks.ru
- www.pinkrus.ch (Швейцария, Цюрих)
