© Олег Климов. Похороны косовар (албанцы), окрестности Приштины, Косово, 1999
© Олег Климов. Похороны косовар (албанцы), окрестности Приштины, Косово, 1999

В детстве я любил читать инструкции к приборам и механизмам. Понимал мало и, подстрекаемый любопытством, развинчивал эти механизмы на части, чтобы разобраться в их работе. Как правило, после моих «исследований» они не работали, и я чувствовал себя виноватым. Лишь однажды мой отец, инженер-механик, сказал мне: это не удивительно, что у тебя ничего не получается — инструкция написана неверно. С тех пор меня больше не мучила совесть за сломанные бытовые приборы потому, что во всем были виноваты только инструкции, которые, кстати, я больше никогда не читал.

Друг моего детства был более «позитивен». Он строил из песка и кубиков удивительные города. Строил их с такой тщательностью и любовью, что я завидовал его умению строителя и терпению, так редко присущему мальчикам. Но всегда оказывалось, что он строил города лишь для одной цели — разрушить, взорвать и уничтожить… Он хотел стать военным летчиком и бомбить вражеские города, я же хотел стать физиком. Может быть это справедливо, что мы не осуществили мечты своего детства.

Когда я набрался опыта «деструктивности», путешествуя по не самым лучшим местам нашего континента, одна гуманитарная организация, работающая в горячих точках планеты, попросила меня написать инструкцию о правилах поведения фотографов-любителей в экстремальных условиях и провести семинар. Руководство этой организации, экономя на профессиональных фотографах, раздало камеры-мыльницы своим сотрудникам с целью фиксировать происходящие вокруг события. Однако возникла масса трудностей и даже происшествий, причинами которых были попытки сотрудников снимать беженцев, солдат, убитых и раненых.

Работая над своей первой в жизни «инструкцией» я выделил два момента, которые казались мне наиболее важными в процессе работы фотографа в горячих точках:

1. внешняя агрессия;

2. внутренняя мораль, этика и страх фотографа.

Первый относится к проявлениям внешних обстоятельств со стороны конфликтующих сторон и независимо от фотографа. Второй — к внутренним проблемам, позиционированию самого фотографа. Но сначала нужно определить «фотографию» как профессиональное занятие, применительно к конкретным условиям и обстоятельствам.

Как правило, профессиональный фотограф всегда имеет четко поставленную перед собой цель, задачи и метод их реализации.

Фотографы-любители обычно не обременены задачами и мало представляют себе методы в фотографии. Снимают хаотично то, что кажется им интересным на первый взгляд. Часто такая фотография остается на уровне «семейных альбомов» за редким исключением случайных кадров.

Методы в фотографии могут находиться в широкой области: начиная от фотографий, сделанных как факт (криминальный, социальный, исторический и так далее) и кончая так называемой «творческой фотографией», где может проявляться субъективное отношение фотографа к происходящему событию. Как правило, фотожурналистика лежит на грани этих методов. Такую фотографию на Западе принято называть «документальной», в России и бывшем СССР иногда также называют «социальной» или просто «журналистской». Это лишь вопрос терминологии.

Другими словами, методы в документальной фотографии лежат в условной области:

— «Фактическая фотография» — полностью отстранена от субъективного мнения фотографа и рассматривается как объективный факт. Используется в криминальной фотографии, в архитектуре с минимальными искажениями формы и т. д.

— «Творческая фотография» — сочетание факта и мнения (отношения) фотографа к происходящему, где речь может идти о добре и зле, о ненависти и сострадании, etc. Именно в этом качестве работы у фотографа формируется профессиональная этика, мораль, напрямую связанная с происходящими вокруг событиями.

Априори предполагается, что «творческая документальная фотография» несет в себе гуманистическое начало. Фотограф в процессе съемки, комбинируя и манипулируя композицией, моментом съемки, светом, тенью может добиться желаемого результата. Другими словами, используя фотографический язык, фотограф, подобно пишущему автору, высказывает свое отношение к происходящему. Результат и цель работы документального фотографа в этом случае — «гуманитарная миссия», где речь идет не только о фотографии как о факте, но и об интерпретации самого факта. Такая фотография всегда индивидуальна и, как правило, гуманистична.

Если фотография не ваша профессия, но вы берете в руки камеру, то на этот срок должны чувствовать себя профессионалом или хотя бы понимать задачи профессионала, особенно в тех условиях, где приходится работать — горячие точки и экстремальные условия. Профессионализм означает не только способ заработать деньги. Прежде всего — это определенные правила, мораль и этика поведения.

Профессионализм (или его понимание), помогает избежать многих проблем в области «внешней агрессии» (пункт 1) со стороны конфликтующих сторон и найти внутренний баланс в области морали и этики самого фотографа (пункт 2).

Внешняя агрессия

В любых конфликтных ситуациях камера выглядит для конфликтующих сторон как своего рода автомат Калашникова, независимо размера фотоаппарата и целей фотографа. Особенно это касается тех условий, когда на глазах фотографа совершается преступление. Даже если криминал лежит в рамках и осознании «справедливости» конфликтующих сторон, но все равно выражается в различного рода агрессии, самая страшная из которых — агрессия, направленная на убийство человека. Это всегда происходит потому, что принципы существования на войне значительно отличаются от принципов существования в мирной жизни. Психологически, например, это означает, что солдат всегда думает о возможности смерти, в то время как обыватель принципиально чаще думает о возможностях жизни.

Теоретически позиция фотографа в целом и в частности — это независимость от конфликтующих сторон. Надконфликтность. Практически добиться такого результата очень трудно, почти невозможно. Рано или поздно конфликтующие стороны обратят на фотографа внимание, как на третью сторону и тогда придется решать дилемму — чью позицию принять, чтобы агрессия не переключилась на «независимого наблюдателя». Вместе с тем, с точки зрения морали, этики и гуманизма, вы не можете поддержать агрессию, но с другой стороны, защищая слабого, фотограф подвергает себя серьезной опасности и риску.

Как правило, причиной изменения вектора агрессии в сторону фотографа, журналиста, сотрудника гуманитарной миссии могут быть неверно сказанное слово или попытка достать мини-камеру из кармана, или сделать снимок. Поэтому с самого начала, прежде чем что-либо случилось, необходимо обозначить свою позицию: Я фотограф, журналист, сотрудник миссии и так далее. Важно не только не скрывать, что вы фотограф — необходимо это всячески демонстрировать. И если преступление, совершаемое конфликтующими сторонами уже со знанием того, что при этом присутствует фотограф, журналист, то в любом случае у вас будет больше шансов избежать насилия над собой, чем если выяснится позже, что вы являетесь представителем средств массовой информации.

Если перед вами стоят цели и задачи как у фотографа, то никогда не скрывайте этого, не пытайтесь снимать скрытно, как это делают в шпионских фильмах. Вряд ли получится добиться таким способом желаемого результата, но вам будет значительно труднее объяснить конфликтующим сторонам, чем вы здесь занимаетесь на самом деле. Для скрытых съемок существуют специальные камеры и подобного рода задачи выполняются в рамках других профессий.

Однако если вы оказались в сложной ситуации, то очень важно коротко и быстро объяснить вашу позицию: «Я — журналист. Не стреляйте!» Не нужно долго и пространно объяснять кто вы, зачем здесь, кого представляете и что вам поручили сделать фотографии, чтобы показать всему миру как плохо живут люди, что это несправедливая война и так далее. Всегда только коротко и просто: «Не стреляйте! Я — журналист!» По крайней мере, у вас в запасе будет несколько секунд времени, чтобы сформулировать следующее предложение. Насколько мне известно, пока ничего нового еще не придумали. Других «волшебных» слов просто нет.

Пример 1: 1996. Во время событий захвата заложников в Буденовске. Блок-пост российских войск. Солдат из противотанкового пулемета, короткой очередью расстрелял автомобиль с журналистами. Почти сразу же погибла сотрудница немецкого журнала «Фокус» Наталья Алякина и ранен водитель автомобиля. Фотограф ЕПА Олег Никишин, который сидел на переднем сиденье, смог выскочить из машины, поднять руки вверх и закричать: «Не стреляйте, мы — журналисты!» Стрельбы прекратилась. Причины убийства так и не были установлены. (http://www.library.cjes.ru/? pid=4&id=480 ) «Мы двигались на двух такси из Минеральных Вод в Буденовск. Когда вернулись на блок-пост, где расстреляли машину с коллегами, Мрозек (журналист) держал на руках свою жену (Наталью Алякину), которая истекала кровью, но успела сказать „Береги Андрея“ (сына) и умерла. Разрывной снаряд попал ей в спину и вылетел из груди, ранив при этом водителя автомашины. Мне это казалось голливудским фильмом, но ужас был в том, что это была реальность», — написал корреспондент газеты, с которым я работал в Буденовске.

Пример 2: Косово.1999. Во время «зачисток» албанских поселений, куда мы приехали намеренно, командир отряда «четников» ( http://en. wikipedia. org/wiki/Chetniks ) хотел расстрелять нашего водителя-серба, вытащив его за шиворот с водительского места и направив пистолет в лицо «предателя». Мы выбежали тоже и стали умолять не стрелять, кричать что мы — журналисты, фотографы, ничего не видели и ничего не знаем… мы немедленно уезжаем, только не стреляйте. Водитель-серб отделался несколькими ударами в лицо и явным унижением собственного достоинства. Мы не могли его в чем-то упрекнуть и сами чувствовали себя виноватыми. Это была «его война», но он к этому не имел отношения, в тоже время, это была «не наша война», но мы к этому имели прямое отношение.

Если вас сразу не застрелили, то есть хороший шанс, что стрельбы не будет вообще. Далее просто необходим диалог. Если конфликтующие стороны уже знали, что вы фотограф, то они не спросят: почему вы снимаете, но они могут спросить, зачем вы снимаете сейчас (во время преступления, например). Вы можете это объяснить, ссылаясь на профессию, что делаете это всегда, иногда автоматически, и далее необходимо построить диалог на уровне компромиссов: сказать, что больше снимать не будете, извиниться или даже предложить засветить пленку (стереть флэшку), просто демонстрировать свою готовность идти на компромисс.

Во время национальных конфликтов вы можете стать «шпионом» по национальному признаку: русский — КГБ, ФСБ; американец — ЦРУ; еврей — Моссад и так далее, насколько хватает воображения и знаний у «агрессивной стороны». В такой ситуации какие бы документы вы не демонстрировали, они не будут служить оправдательным аргументом. Гораздо важнее вспомнить людей из общего окружения, которые вас знают не как «шпиона», а как журналиста в этом регионе. Это могут быть даже люди, с которыми вы говорили двадцать минут назад или вообще никогда не встречались, или какие-то знакомые всем имена, которые пользуются всеобщим уважением. Важно проговорить эти фамилии и внести сомнения в агрессию вооруженного человека.

© Олег Климов. Южная Осетия, ужин с повстанцами
© Олег Климов. Южная Осетия, ужин с повстанцами

© Олег Климов. Южная Осетия, ужин с повстанцами
© Олег Климов. Южная Осетия, ужин с повстанцами

© Олег Климов. Южная Осетия, ужин с повстанцами
© Олег Климов. Южная Осетия, ужин с повстанцами

© Олег Климов. Южная Осетия, ужин с повстанцами
© Олег Климов. Южная Осетия, ужин с повстанцами

Если вы чувствуете, что ситуация почти безнадежна, то лучше сразу «проявить лояльность» и достать из камеры фотопленку, засвечивая ее, стереть цифровые кадры, демонстрируя это всем присутствующим. Так или иначе эти действия отвлекут «агрессора» от необходимости немедленно стрелять. Жизнь всегда гораздо важнее, чем сделанные фотографии. Это закон, хотя многие военные фотографы так не считают и расстаются со своим материалом в последнюю очередь, но иногда слишком поздно.

Пример 3: 1995. Группа журналистов — оператор телекомпании WTN Вахтанг Забашта, оператор телевизионной службы агентства «Reuters» Тарас Процюк, фотокорреспондент газеты «NRC-Handelsblad» Олег Климов, оператор НТВ Анатолий Васин — была задержана чеченскими ополченцами в районе площади Минутка в Грозном. У журналистов были изъяты фотопленка и видеокассеты с отснятым материалом. В тот же день группа попала под обстрел из реактивной установки «Град». Тарас Процюк был контужен.

«24», 15 фев.: «Нас было трое, четвертый — американец — остался в машине. Мы стояли у стены, и я понимал, что все, конец. Как ни странно, не было даже страха… Попытались завязать разговор: «Ну, что с того, если вы нас расстреляете? Мы журналисты, не воюем».

Так сообщается центром экстремальной журналистики (http://www.memorium.cjes.ru/online/? a=con&b_id=410&c_id=4339) однако действительность была более мрачной. Если это был не страх, то ужас. Один из боевиков приставил ствол автомата к моему лбу и с улыбкой на лице сказал: «Мне все равно кто ты, журналист или шпион. Мне просто нравится убивать, видеть, как взрывается голова…» Он точно не врал, ему это нравилось. Я до сих пор помню форму и цвет грязи у него под ногтем пальца, который он держал на спусковом крючке, рассказывая о своих пристрастиях в жизни. В это время и начался обстрел из реактивных установок «Град». Мы все побежали в подвал близстоящего дома.

В любом случае надо надеяться на компромисс, которым может быть изъятая камера и даже не смертельное физическое насилие. Однако, никогда открыто не принимайте ту или иную сторону конфликта во-первых потому, что вам не поверят, а во-вторых, вы потеряете уважение как «независимый наблюдатель» и это будет лишний повод расправиться с вами. Если вы принимаете чью-либо конфликтующую позицию, вы теряете статус фотографа, журналиста. Это одна из причин, почему журналисты и сотрудники гуманитарных миссий никогда не берут в руки оружие.

«Внутренняя мораль и этика» (пункт 2) человека и фотографа строится на принципах гуманизма с одной стороны и с другой — присутствует несомненный, я бы сказал яркий отпечаток профессии. Особенно это касается фотографов, работающих в горячих точках и на войне. Фотограф переживает не менее серьезный стресс, чем солдат, но в отличие от солдата он не реализует свою внутреннюю агрессию в рамках конфликта, что нередко ведет к психическим расстройствам, алкоголизму и другим разрушительным для личности последствиям. Вместе с тем известны случаи, когда журналисты (я знаю и фотографов) меняли на войне профессию, превращаясь в солдат-любителей.

У военного фотографа есть единственный способ вытеснения внутренней агрессии — это его фотографии, именно поэтому он так неохотно расстается со своими пленками и флэшками, даже если это угрожает его жизни. Фотографии для него это не только прошлое и настоящее, это моральное оправдание его присутствия на войне.

Как правило, для непосвященного человека поведение фотографа кажется неадекватным: быстро двигается, старается попасть на первую линию событий, суетится, много снимает и так далее. Примеры можно увидеть если не в жизни, то во многих голливудских фильмах, где профессия фотографа, а точнее сам фотограф, чаще всего, показан как отрицательный герой.

Все это как-то может быть оправдано в условиях военного конфликта, но когда речь идет о уже случившихся трагических событиях (например, похороны, страдания беженцев), окружающие люди воспринимают подобное поведение фотографа как неуважение или даже агрессию уже со стороны самого фотографа.

Для непрофессиональных или начинающих фотографов это тяжелая задача — преодолеть непонимание со стороны окружающих. В результате фотограф стесняется снимать, не может подойти близко к человеку и попадает под общее состояние и настроение людей, становится тем, чем он и является на самом деле — человеком.

Это случается всегда, когда у фотографа нет определенных целей и задач, когда он не понимает смысл своей профессии и не знает методов съемки в тех или иных условиях. Например, всегда важно помнить, что войну во Вьетнаме остановили, прежде всего, благодаря усилиям и работе масс-медиа. Это же произошло в первой военной кампании в Чечне, что помогло избежать тысячи бессмысленных человеческих жертв.

Следует отметить, что для многих российских фотографов война в Чечне стало своего рода «камнем преткновения». Это была первая война в которой открыто выступала Россия как государство. При всей независимости фотографа как наблюдателя у него, как у всех, присутствует внутренние понятия о национальности, патриотизме, Родине и так далее. Эти понятия входят в сильное противоречие с тем, что он наблюдает в реальности войны. Возникает серьезная психологическая дилемма, которая отражается не только на творчестве фотографа, психике, но и на его действиях. Он начинает искать внутренний моральный и этический базис и достаточно часто не может его найти.

Гуманизм и сострадание, на котором основывались его фотографии прежде, больше не работают, потому что он не находит этому подтверждение как в реальности событий, так и в интерпретации этих событий со стороны государства, гражданином которого он является. По крайней мере, психологически фотограф становится причастным к военным событиям.

Другими словами, фотограф поставлен в условия, когда он должен сделать выбор в ту или иную сторону. Сделать выбор между общечеловеческим гуманизмом и гос-патриотизмом, который ему навязывает государственная пропаганда и долг гражданина. Я наблюдал, как именно в этих условиях фотографы и журналисты становились солдатами. Наверное, как во всем есть несколько степеней выбора: начиная от морального согласия и кончая конкретными действиями, которые ведут к убийству человека. Во время Отечественной войны такая дилемма не стояла перед журналистами и фотографами. Когда было нужно, они брали автомат и стреляли. Однако мир и отношение к войне, по крайней мере со стороны журналистов, значительно изменились.

Поведение фотографа, как и большинства людей, строится на преодолении комплексов. Если фотограф понимает свои задачи, цели и методы, то это может оправдывать его «неадекватное» поведение, но и отличает его от остального окружения. Понимая, фотограф может преодолеть комплексы и быть чуть выше события, которое он снимает. При этом всегда помнить, что на самом деле является ценностью общества, а не только о задачах государства и патриотизме гражданина. На практике это очень трудная и почти «библейская» задача, решение которой должен избегать любой солдат согласно Уставу, а любой журналист должен всегда думать об этом в соответствии с принципами общечеловеческой морали и нравственности.

Как бы ни пытались «геройски» выглядеть военные фотографы и журналисты, одним из их приобретенных чувств на войне является страх. Страх и ужас. Чувства, которые разрушают личность изнутри и ведут к деградации, цинизму, потери моральных и нравственных ценностей. Это не профессия героя, это профессия за счет героизма других. Как правило, это амбициозные люди, не очень умные, но способные рассуждать о жизни и смерти подобно богам. Говорить о несуществующих ценностях в обществе или спасать одного ребенка от ужасов войны ради репортажа в газете; заплатить деньги танкисту, чтобы он пострелял из пушки ради видео-сюжета, после чего чаще всего и начинается реальный бой; переложить трупы людей ради композиции в кадре или «дружить» с убийцей, который не постесняется перед камерой пристрелить кого-нибудь из военнопленных для своего «лучшего друга» фотографа или журналиста. Каждый военный фотограф знает множество таких примеров.

Профессия фотожурналиста очень индивидуальна: он сам себе режиссер, оператор, автор сценария, цензор и совесть. Это профессия, которая зависит от многих личных качеств человека. Профессия военного журналиста предполагает наличие незаурядной и противоречивой личности, но, к сожалению, эта личность может быть как положительной, так и отрицательной; точно также как нас когда-то учили, что войны бывают освободительные и бывают захватнические.

В детстве я ломал игрушки и портил бытовую технику, игнорируя инструкции по использованию, пытаясь понять, как устроены предметы и не сознавая, что тем самым я просто их уничтожаю. В то же время мой юный друг строил красивые города из песка и кубиков, чтобы впоследствии их намеренно уничтожить. Сейчас мне кажется что похожим образом отличается военный фотограф от солдата, и если бы меня сейчас попросили написать «инструкцию» поведения фотографа на войне, то начало было бы таким: «Фотограф — не солдат, но это не дает ему больше прав оставаться в живых…»