Тема: БЕСЛАН

Благодарю участников дискуссии на форуме за интерес к моей работе и дружескую поддержку, которая всегда приятна, а в некоторых случаях и жизненно необходима. Но я нисколько не против основательной критики, которая часто гораздо полезней похвал. Цель дискуссий я понимаю прежде всего, как творческий рост её участников. Для этой благородной цели не стоит жалеть ни собственных сил, ни сломанных копий, ни выпущенных стрел, ни тем более несчастных «жертв», одной из которых теперь являюсь я, выставив на обозрение свои снимки.

Я согласен, что на сайте их слишком много, и что они довольно однообразны. Представляю, как утомительно ползать глупой «мышкой» по компьютерному древу растекаясь возмущённым взором по бесстрастному экрану в поисках шедевров. Шедевров — нет. Кошмарных поворотов сюжета — тоже. Есть длинный и грустный ряд лиц, характеров, судеб. Мне представляется это протяженной фризовой композицией нескончаемого человеческого горя. Это не «творческий отчет» и тем более не демонстрация «композиционных находок» или «артистических жестов» — нет, это нечто менее фотографическое и более человеческое. Было бы лучше, если эти фотографии спокойно висели бы на стенах, чтобы мимо них так же спокойно можно было пройти, если они не затрагивают вашего воображения. И, быть может, делая второй круг по выставке, уже с чуточку измененным сознанием вы бы обратили свое внимание на то, что вначале вас оставило равнодушным. В этом преимущество выставки размещённой в просторном зале. Представьте, как мучительно было бы смотреть кинофильм, если бы каждый кадр на экране надо было «кликать» «мышкой». Я уж не говорю про порционное чтение книги абзацами … А ведь выставка — что-то вроде скучного, беззвучного и неспешного кино. Конечно этот ряд фотографий легко мог быть сокращен до дюжины. И я его сокращал. Получался неплохой репортаж для публикации в газете или журнале, но исчезало звучание трагического хора: уменьшенние количества снимков охваченных горем людей лишало выставку (по закону диалектики) некоего качества. Народная трагедия превращалась — в личное горе для нескольких несчастных. В Беслане же поражал именно масштаб беды. Её сюжеты разнообразием не отличались: люди стояли, сидели, обнимались и плакали… Но сами люди были — разные! И по-разному переживали. Вот это я и снимал. И этого мне хватило… Я чувствовал жестокую необходимость документировать следы горя.

Эта выставка не для фотографов, а всего лишь для ЛЮДЕЙ. Фотографов мне нечем удивить.

Вероятно, размещение выставки в таком виде на выставочном сайте фотографа — ошибка. Бездумная ошибка обернувшаяся бессознательной провокацией, вызвавшей дурацкую, но кажется небесполезную дискуссию, которая показала, что в фотографических головах … творится… позвольте не продолжать фразу?

Меня здесь упрекали в убогости формы и замшелости фотографического языка. Что вам сказать?

О единстве формы и содержания, о простоте или усложненности авторского языка говорено достаточно. И мне не хотелось бы ломиться в настежь открытую дверь … но с другой стороны — мы не настолько обременены излишней культурой и не слишком отягощены мучительными размышлениями о ней, чтобы не обратиться ещё раз к этой, казалось бы, отработанной теме. Фотография прежде всего высказывание; а цель высказывания — быть понятым. (Бывают и другие высказывания, цель которых, например, оскорбление; но анализ их языка увел бы нас далеко от темы, поэтому ограничим свой интерес «нормативной лексикой»). Мне кажется, что язык не должен быть сложнее, чем того требует мысль, заложенная в высказывании.

Иногда, правда язык намеренно усложняют. Чтобы затемнить смысл пустого высказывания и придать ему ложную многозначительность. Подобные ухищрения целиком лежат в сфере так называемой художественной фотографии, которая в последнее время, с приходом в нее новых людей и новых идей, все больше запутывается и (без строгих правил «устарелой» эстетики) постепенно неуклонно превращается в хаотичную свалку или «чёрную дыру», с готовностью поглощающую все, что туда попадает.

Прямая документальная фотография прежде всего озабочена поиском нового содержания, а новая форма часто рождается случайно, в процессе этого трудного поиска. Что же касается языка… Говорят, что дипломату язык дан для того, чтобы скрывать свои мысли. Художнику же нечего скрывать кроме своей пустоты и бездарности. Настоящий художник в своём творчестве не боится открыться, ему незачем себя шифровать, его язык чист, мысль -прозрачна.

Язык — это орудие художника, производное от его личности; поэтому неестественно его менять, как меняют вышедшую из моды одежду. Развитие человека разумного состоит прежде всего в настойчивых попытках использования заложенного в него природой интеллектуального потенциала, в попытках чувствовать и понимать мир ярче, тоньше, острее. А язык сам по себе обогащается в процессе работы непроизвольно и незаметно.

Если вспомнить великих писателей прошлого, то никто из них своего индивидуального стиля письма менять не пытался. Почему-то раньше самобытность ценилась дороже фиглярства.

Самым ярким исключением из правил был гениальный Пикассо он с легкостью менял свой стиль, внутренне не меняясь. Он всю жизнь играл, как истинный артист, проживая чужие роли и весело дурача окружающих. Из фотографов регулярно меняет свой стиль Борис Михайлов, для этого он имеет свои резоны.

В прочем иметь свой стиль хорошо, но недостаточно: надо еще иметь, что сказать.