В последних числах июня Magnum Photos — прославленный кооператив, агентом которого в России является Photographer.Ru — проводил годовое собрание. В этом году — в Париже. Мероприятия растягиваются на три дня: есть открытая часть, есть абсолютно закрытая даже для менеджмента Magnum (т.к. акционеры, совладельцы — только фотографы). Например, голосование по приему в кооператив новых членов. В 2008-м приняли Алека Сота, Антуана Д'Агата (выставка которого в Москве как раз завершалась в те дни), Йонаса Бендиксена.

Еще есть закрытые мероприятия, на которых зачем-либо могут присутствовать приглашенные лица. Так вот, на одном таком мероприятии я побывал.

Арендован верхний этаж большущей парковки недалеко от офиса Magnum. Вдоль стен — коллекционные машины Renault (с 20-х по 80-е), к бетонным столбам пришпилены листки с просьбой «руками не трогать». В дальнем углу открытая терраса, туда все ходят курить, редкий вид на Париж. Основное же пространство занято расставленными буквой «П» столами, экраном, вдоль столов рассаживаются фотографы. За столами сидят самые активные участники. Остальные берут стулья и садятся в большем или меньшем отдалении, то есть как бы и рядом, но как бы и нет. Такое постепенно разрежающееся облако.

У экрана докладчик рассказывает про продажи с разбивкой, например, по регионам: цифры абсолютные и относительные, диаграммы. Можно наблюдать реакцию фотографов на происходящее. Представьте себе фотографов как обычных людей, с чуть большей склонностью к анархии и индивидуализму, чем у большинства, — но с точки зрения восприятия финансовой информации — обычных. Кто-то слушает внимательно и задает вопросы докладчику. Карл Де Кейзер, например. Кто-то откровенно мучается происходящим, но терпит, как Трент Парк. Кто-то не обращает на происходящее большого внимания, как Георгий Пинхасов.

По большому счету, так устроено любое акционерное общество, примерно так выглядит любой годовой доклад. Только здесь докладчики в любом случае не могут относиться к происходящему как к формальности, — они не акционеры, тем более не контрольные акционеры, — фотографы же, из каких-то своих соображений или просто не разобравшись, могут забаллотировать важную для жизни всего «Магнума» инициативу.

Таким образом, перед докладчиками стоит задача не столько экономическая, сколько политическая. В реальной экономике сила убеждения редко имеет уж такое большое значение. Там идет разговор между людьми, понимающими свои возможные выгоды и их преследующими. В политическом процессе задача — сагитировать равнодушного или колеблющегося обладателя голоса, избирателя. Заставить его вникнуть в ту или иную платформу. Завоевать его симпатии.

Фотографы «Магнума» представляют собой общество в миниатюре. Они не могут перестать ходить на собственные собрания (выборы), поскольку быть членом «Магнума» — хорошо. Но в большинстве своем эти люди ни в коем случае не специалисты в экономике или в менеджменте. Как и в каждом обществе, здесь есть свои внутренние партии и фракции. (К примеру, Куделка, Пеллегрин — пассионарии, лидеры.) Как и в каждом обществе, здесь есть самоустраняющиеся аполитичные люди (к примеру, Пинхасов). И есть голосующие пенсионеры. И у всех своя позиция относительно того, что такое хорошо и что такое плохо, в отношении фотографии, по крайней мере.

Эффективно ли подобное общество как механизм? Творчески — бесспорно. У «Магнума» такая репутация, что он абсорбирует лучшие творческие силы, причем современную молодежь можно лишь условно отнести к гуманистической традиции отцов-основателей. Возьмите того же Д'Агата. Или вот в свое время Картье-Брессон говорил, что Парр попадет в «Магнум» только через его труп, но тот попал в «Магнум» при жизни мэтра и к настоящему времени стал одним из самых влиятельных членов.

Сам Картье-Брессон, будучи анархистом, наблюдал с некоторой иронией ту круговерть, которую запустил сотоварищи в 1947-м. В конечном итоге он самоустранился от дел кооператива; его безмерно уважали и уважают, но одно дело — идеи старика, другое — необходимость зарабатывать деньги, платить арендную плату, приспосабливаться к изменяющемуся миру.

А экономически общество «Магнум» (шире — любое общество) — эффективно? Я в этом сомневаюсь. Экономически эффективна бывает бесчеловечная политика. Даже в Японии с ее традицией пожизненных контрактов и абсолютного доверия нанимаемого к нанимателю — что-то меняется со временем. Закрываются заводы, увольняются тысячи людей. Nissan был вынужден призвать француза Карлоса Гона, и тот сделал подобные вещи — немыслимые с точки зрения японской корпоративной культуры. И Nissan стал очень успешным. Экономически эффективно «падающего — толкнуть». Эффективно единоличное управление, когда предприятие возглавляется квалифицированным специалистом. Так управляются большинство крупных компаний. В «Магнуме» же практикуется принятие важных экономических решений путем бесконечных дискуссий людей разного уровня экономической образованности, это как во времена перестройки менялись директора заводов в результате голосования рабочих. Экономический менеджмент ни здесь, ни тогда не имеет решающего голоса.

«Магнум» — закрытое объединение, куда принимают по эстетическому принципу, и где бесчеловечность очень даже применяется — в этом году выгнали трех номинантов — но это бесчеловечность демократическая, политическая, если угодно.

Тем интереснее опыт «Магнума».

Его нельзя закрыть, т. к. это было бы решением фотографов о самоликвидации, а их шестьдесят человек, и они все думают по-разному, и самоликвидироваться откажутся, потому что зачем? Экономически «Магнум» — это такая Европа. Она живет комфортно, неэффективно, демократично. Но ее нельзя закрыть. Экономически эффективные государства отжимают и отожмут Европу на вторые роли. Но все равно мы туда будем ездить, потому что там хорошо и красиво. Они были первыми, их пассионарии освоили весь мир (и сложили головы). Теперь у них такой имидж, что все остальное сравнивают с именно Европой, и все туда стремятся. И «Магнум», и Европа демонстрируют высокую, поэтическую неэффективность. Это демократия в действии.