© Валерий Щеколдин. О-в Свияжск, Татария. 1990
Слава богу, шум вокруг злосчастной статьи кончился, сумасшедшие поутихли, но темные слухи у нас в кулуарах гнездятся и бродят. Надо бы их развеять на наночастицы, а лучше аннигилировать полностью.
Во-первых, какой-то евангелист (если психи не врут) решил, что я числю Мухина среди представителей современного искусства. А я его за то и люблю, что не числю. Больше того, я значительную часть того, что называют современным искусством (особенно его самую концептуальную и актуальную часть) и за искусство-то не считаю, потому что не в силах его объять. «Нельзя обнять необъятное», — предупреждал умный Прутков, и был, разумеется, прав.
Во-вторых, до меня дошли тревожные слухи, что кто-то считает Мухина священной коровой. Спаси, господи, их от ужасной ошибки, если это не откровенное издевательство. Я не дам его им в обиду. Мухин — это человек!!! Кроме того он превосходный фотограф редких достоинств: с одной стороны — понятный талант, а с другой — необъяснимое трудолюбие. На русской почве это может рассматриваться даже как болезнь. Обычно талантливы только пропойцы. Русский народ чертовски талантлив — и от этого горестно пьет. А вот Мухин — блестящее исключение из мрачного правила и ленивым российским фотохудожникам может служить примером трудолюбия и таланта. Я бы даже ввел в наш оборот единицу фотографического таланта, помноженного на трудолюбие = 1 мухин. А что, звучит неплохо — не хуже чем 1 рентген. А то талантов много, а производительности никакой! Да, глаз у Мухина, как рентген, просвечивает до костей. Страшновато даже смотреть на некоторые его снимки.
По сути, Мухин во всем для нас образец, а я поминаю в статьях его имя всуе — не могу удержаться, скотина, хотя нутром чую свой грех. Я вообще был далек от мысли кого-то критиковать. Да и как я мог это делать, ведь фотографии я не сумел рассмотреть, а текста просто не понял, вернее, не понял ее «русскоязычного» языка. Если я на что-то и пенял, то лишь на свою необразованность. Единственное, что я уразумел — это кураторскую идею, но ее бы только слепой не увидел. Идея показалась мне «вредительской» по отношению к фотографии, к Мухину, к зрителю. Я попытался их всех защитить, и это у меня как всегда получилось. Но меня мало кто понимает — так, один-два сумасшедших, а нормальные меня все превратно толкуют. Да и с нормальными разве об искусстве поговоришь? Искусство их уже не интересует, так как они прекрасно устраиваются в безыскусственной свинской жизни. Они находят себе кормушку и довольно похрюкивают. Не говорить же с ними об искусстве, которое их не касается! Уж лучше почесать их за ухом, чтобы услышать радостное похрюкивание, а метать перед ними бисер — себе дороже!
С сумасшедшими же обстоит дело не так прелестно. Не все они устроены на государственный счет, некоторые бродят неприкаянными, ищут себе пятый угол. Но найти пятый угол — это как попасть в пятое измерение — не всем так везет. Искусство — это последнее прибежище идиота. Так было с незапамятных времен и до недавнего времени. Но теперь места идиотов занимают сообразительные прагматики. Искусство становится предсказуемым и даже проектируемым, как один пресловутый Проектируемый проезд в Москве. Исчезает божественное, непознаваемое, сумасшедшее искусство, взамен мы видим одни симулякры. Сумасшествие, как и талант, симулировать бесполезно.
Но где же та ниша, в которой талант и безумство найдут себе место? На земле места для юродивых нет, потому и грустна вечерняя земля, как отметил прозаик Булгаков. Приют уготовлен им лишь под землей и на небе. Значит опять в андеграунд? Потому что с кистями, красками, компьютером и фотоаппаратом на небо нам не попасть. Закапываться надо глубоко, чтобы не нашли, не растлили и не купили. Может быть когда-нибудь появится в мире пещерное искусство, или катакомбное, как появилась в свое время катакомбная церковь? Надо ухитриться спасти в себе дух, а потом этот дух, может, спасет и тебя. Но пока везде царствует дух наживы, и все мечтают быстрее продаться.
Дело только в цене. Кто-то свою цену знает, и она его устраивает, кто-то всеми силами пытается ее поднять. По-человечески это понятно. Не поймет этого только умалишенный. Жаль, что в интернет несчастные сумасшедшие почти не выходят, зато там вольготно чувствуют себя самовлюбленные умники. Там — демократия, пусть даже и виртуальная, — но все равно хорошо.
Эти листки, вероятно, вырванные из истории болезни, я нашел у себя на столе. А.Безу.
