Воистину, сегодня вокруг нас происходят исторические события. То, насколько они важны, узнают лишь последующие поколения. Не секрет, что все явления во Вселенной взаимосвязаны, и все влияет на все. Если представить, что общество — это живой организм, то художники, обладающие талантом обостренного восприятия действительности, являются чувствительными рецепторами этого организма. И если сигналы от Вселенной поступают тревожные, то художник обязательно почувствует их и ретранслирует обществу через свои произведения. Я вспоминаю, что русская революция и гражданская война сохранились в моем сердце не благодаря учебникам истории, но после прочтения «Доктора Живаго» и «Тихого Дона». Однако, чтобы написать эти произведения, писателям понадобились годы труда — порой создание романа становилось трудом всей жизни. Миссией.
В одном из прошлых текстов я написала, что больше не верю в фотожурналистику. Недавно это подтвердилось. В связи с фестивалем в Амстердаме у меня возникла зудящая необходимость осознать происходящую историю уже сейчас. Я искала то, что тронуло бы меня до глубины души, и раскрыло бы не поверхностный, но внутренний смысл происходящего.
Фотографии, которые я нашла у разных (знаменитых и не очень) фотожурналистов — про Майдан, баррикады, про Крым, про паспорта, — были чем-то поверхностным и почти избыточным. Как будто ты пришел на вечеринку, где все в карнавальных костюмах, но отчего-то тебе ужасно скучно. Как будто все, что ты видишь, ты видел уже где-то когда-то — и этого вполне достаточно, чтобы не повторяться. Апофеозом к моему ощущению смерти фотожурналистики был печальный текст Александра Аксакова в фейсбуке — о том, как ему упала на голову стена, потом как у него отобрали фотокамеру и флешку... В общем, текст вместо картинок. Картинок, которые не могли быть созданы, потому что попав в прямую зону ангажированности и конфликта, разобраться с чем-то почти невозможно. Тебя быстрее обезвредят, чем ты сделаешь кадр. Ты — либо орудие пропаганды, либо первая мишень. И ни один закон тебя как фотожурналиста не защитит. Если ты с пиратами, то ты и сам — пират. (См. Случай Дениса Синякова).
Другая крайность — «уйти» в поля, цветочки, инфантилизм, романтизм, меланхолию. Делать вид, что мир, готовый развалиться на части — лишь сон, приснившийся бабочке. (см. Дао). Это, кстати, тоже довольно провокационный подход.
Или, если не получается с искусством, встать на площади (в фейсбуке) и кричать: «Люди, очнитесь! Вы что, не видите, какой тут вокруг п-ц происходит! Все катится в ад! Вы что, слепые?». Конечно, все и так знают, что все катится в ад. Но продолжают спешить по своим делам. А ты, на площади, будешь, быть может, услышан. Но не будешь понят.
Поэтому искусство (качественное, профессиональное) — единственный способ выражения идеи. Искусство умное, тонкое, отражающее всю сложность и многогранность мира, через бездонно глубокую душу художника. И если художник сдастся, даст слабину, то никто не узнает (ни сейчас, ни потом), что же с нами (и с миром) на самом деле происходило.
Когда я работала в жюри конкурса OpenBorder Talent («Талант открытой границы»), то боялась, что найти такое искусство среди присланных на конкурс фотографий будет невозможно. Что будут только две описанные выше крайности. Безысходность. Тоска.
Но я ошиблась. Я увидела то, чего никогда не приходилось видеть раньше, или что никогда не бросалось в глаза так отчетливо. Я увидела как фотограф может тонко и чутко реагировать на большую и серьезную Историю, о которой впоследствии напишут в учебниках. И главное — как быстро и четко он умеет это делать. Ему не нужны годы на написание романа.
Через одну серию фотографий я смогла почувствовать одновременность событий во вселенной, тонкую нить, которая связывает все и вся. Как будто мне завязали глаза и водили по давно знакомым мне местам — и я узнавала их не зрением, но каким-то пятым чувством. И благодаря этому пятому чувству я могла уловить движение Истории, тревогу и боль.
Сюжеты с диптихов Никиты Евдокимова происходят одновременно в Сочи и в Киеве. Так же, как сюжеты новостей — где-то мирно идет Олимпиада, а где-то в это же время гремит революция. Так я это видела, сидя за завтраком в полуподвальном кафе отеля на дальнем острове, а новости шли, как будто с другой планеты.
В диптихах одна часть напоминает другую, ведет с ней диалог. Непонятно, когда была первая, когда вторая (каждая секунда одновременна с миллиардом других секунд), и иногда они как бы играют в пинг-понг, меняясь местами. Где мир, а где война; где показуха, а где срам; где свобода, а где рабство; где жизнь, а где смерть, — попробуй-ка, угадай. Но все, как инь и ян, туго переплетено, одно не может без другого. Нельзя потянуть за одну нить, чтобы не задеть всю паутину... Мир слишком сложен, чтобы прямо сказать, кто прав, а кто нет. Но мир слишком важен и слишком срочен, чтобы забиться в угол и тихонько молчать.
Про документалистику всегда можно сказать, что это вымысел, обман, бесстыдное подражание действительности. А можно делать свою работу вне жанров, границ, эпох — не притворяться правдой, не притворяться искусством. Вообще ничем не притворяться, а стать воздухом, который дрожит и колеблется от давления, положения луны и еще бог весть чего. И тогда твои работы будут существовать на широкой территории между реальностью, твоим ее восприятием и воображением. На этом свете и на каком-то другом.
P.S. Никита выиграл этот конкурс. Но было еще много всего хорошего, важного и ценного на конкурсе. Работы из России Японии, Британии, Бангладеш. Радость от того, что так много людей не просто держат в руках камеру, но пытаются с ее помощью реагировать на окружающий их мир — иногда беспомощно, незрело, неосознанно. Но иногда (и это самое ценное!) — попадая в точку. В самое сердце. Как любовь. Как завершенный слепок с чьей-то маленькой вселенной.
После жюрения этого конкурса ко мне вернулась вера в фотографию — которая может видеть, чувствовать, воспринимать, рассказывать. Она может воздействовать — если уж смогла тронуть даже мою закостеневшую душу. А значит — у нее есть будущее. Она найдет выход из своих экономических, эстетических, этических тупиков, и обновленная явится в мир.
А какой будет эта фотография и каким будет ее путь — решать нам с вами.
