Некоторое время назад на страницах отечественной прессы с завидным постоянством звучало узаконенное государством словосочетание: «Деятели в области литературы и искусства». Это клише неизбежно вызывало во мне недоумение. Т.е. получалось так, что есть искусства – музыка, архитектура, живопись, скульптура…, а есть как бы супер, сверхискусство – литература. Очевидно, что такая формула могла родиться только в пору всеобщей грамотности, когда медийная составляющая литературы в форме складывания букв для считывания или посыла «прямой» информации, то бишь письма и чтения, стала всеобщим достоянием. И в самом деле, ведь элементарные литературные навыки обретаются каждым гражданином уже в начальной школе, и там же происходит обязательное всеобщее знакомство с историей литературы в виде изучения классического наследия. Не то с искусством. Ему надо учиться отдельно и специально, но даже это не гарантирует обретения звания художника. Вероятно, отсюда и выведение литературы в отдельный статусный корпус.
В 1918 году в Петрограде Народный комиссар по просвещению А. В. Луначарский учредил Высший институт фотографии. В своей речи, при открытии обучающих программ, он произнёс провидческие слова: «…как каждый образованный человек обязан иметь часы, так он должен уметь владеть карандашом и фотографической камерой. И это со временем будет».[1] Прогноз сбылся настолько, что пора придавать фотографии статус сверхискусства. В смысле тотального владения азами. Правда теперь просвещённое человечество всё больше складывает не буквы, а цифры. Вот только образованность в области искусства фотографии по-прежнему редко превышает умение владеть часами.
История фотографии в сравнении с историей философии ничтожна по времени. Но если философия, за своей полной практической никчёмностью так и осталась уделом избранных, то фотография – и сегодня мы это можем уверенно констатировать – настолько захватила умы и руки человечества, пусть и благодаря своим прикладным, утилитарным применениям, что философы уже не вправе умывать руки и делать вид, что ничего существенного в цивилизации образа не происходит. Фотографические иконы захватили всё видимое и даже невидимое – как, например, снимки обратной стороны Луны или снимки содержимого наших тел и сумок. Думаю, такое положение вещей долго сохраняться не будет. Так же, как наиболее цивилизованные люди с отвращением отказываются от дитя фотографии телевидения, также вскоре будут отказываться от вооруженного фотоаппаратом глаза ради чистого наслаждения от созерцания окружающего нас мира.
Между тем, голосов, в которых звучала бы хоть какая-то тревога по поводу экспансии фотографии, практически не слышно. С середины 19 века мировая пресса полна преимущественно восторженных материалов об успехах и достижениях светописи. Большой редкостью, просто из ряда вон, оказываются тексты против фотографии. Один из таких редких текстов был опубликован в 1887 году в мартовской тетрадке выходившего в Санкт-Петербурге журнала «Фотографический вестник». Статья так и называется «Против фотографии» и представляет собой перепечатку «из одной американской газеты» без указания автора.[2] Текст статьи носит, конечно, несколько саркастический характер, но меня несказанно удивило то обстоятельство, что в ней уже в 19 веке был затронут целый ряд философских и этических проблем, возникших с появлением вооруженного фотоаппаратом человека. Проблем, не потерявших актуальность и в наши дни. Предлагаю вашему вниманию эту статью.
«Самая глупая страсть и самая причудливая мода, как, например, катание на коньках с колёсиками представляет хоть ту хорошую сторону, что никто не принуждён претерпевать нападения её приверженцев. Если вам такая обувь не нравится, то вам нечего опасаться, чтобы какой-нибудь страстный любитель надел вам на ноги коньки. С фотографами дело совсем другое. Все лица, вооружившиеся броможелатиновой эмульсией, по-видимому, считают себя полновластными и позволяют себе неимоверные вольности так, что можно было бы предполагать, будто им принадлежит вся земля и у них солнце в закладе. Всё живое и безжизненное, всё ползающее и бегающее – решительно всё завладевается ими с самодовольством, оскорбляющим и добрые нравы, и конституцию. Со времени открытия мгновенных съёмок дерзость этих людей возросла неимоверно.
Лет сорок тому назад дагерротипист был таким же мирным гражданином при выполнении своего дела, каким только может быть могильщик и дантист. В те времена в Америке всякий полагал, что физиономия его принадлежит ему так же неоспоримо, как и зубная щётка. Тогда всякому так же впадало на мысль обнять первую встреченную даму, как и снять с неё портрет без её дозволения.
Но, как говорят французы: «Nous avons change tout cela!» Мы всё это изменили. Теперь вы не можете ударить негра, помочь даме перейти лужу или положить слепому нищему в шляпу камешек вместо денег, не подвергаясь опасности, чтобы такой поступок не был увековечен для потомства, благодаря мгновенным съемкам, и его изображение не попало на следующий день во все витрины.
Вчера одна милая особа споткнулась и поскользнулась, а я с готовностью взял её за руку, чтобы поддержать её, как вдруг мне послышалось щёлканье. Мой портрет, наши портреты были сделаны, и на наших глазах бежал фотограф, как аист, унося с собой свой прибор с лживыми пластинками. Да, лживыми! Действительно, в настоящем случае я поддержал маленькую ручку из одной вежливости, а на коварной пластинке я имел вид, будто целый день держу эту лапочку, которая ведь мне не принадлежит.
Против этих негодяев я знаю только одно средство: бросать кирпичом в их камеру, как скоро появится подозрение, что с меня коварно снят портрет. Если я и не буду вполне уверен в виновности фотографа, то такие пустяки меня не удержат: в случае сомнения всегда надо пользоваться камнем и не жалеть камеры. О, эти фотографы! Если их нельзя совершенно стереть с лица земного, отчего бы не обязать их по крайней мере носить шапку с номером, колокольчик на шее, как коровы, или другой знак предостережения».
Опубликовав процитированный текст, бессменный редактор журнала Павел Матвеевич Ольхин присовокупил к нему удивительное резюме: «Кстати заметим, что преступления вроде описанных, очень удобно совершаются поджилетными камерами Штирна, поступившими в продажу и в России». Впрочем, чему ж тут удивляться – журнал издавался на деньги владельца крупнейшей в России фабрики и оптового склада фотографических принадлежностей Бруно Фёдоровича Зенгера, жизненно заинтересованного в сбыте фототоваров. Так что как бы мы не умничали по поводу медиа, суть происходящего на Земле остаётся неизменной: Бог своё, а чёрт своё.
Конечно, Ольхин не мог и предположить, что пройдёт время и такой «колокольчик на шее» бесцеремонных фотографов появится – знаком предосторожности станет крылатое выражение «папарацци». Мало того, назойливые комары – а именно так переводится с итальянского это слово – будут в глазах многих людей вполне в чести и пользоваться примером для подражания. Произошел этот казус с лёгкой руки легендарного итальянского кинорежиссёра Федерико Феллини. Друг режиссёра, уличный фотограф Тацио Секкьяроли, послужил прототипом для одного из персонажей сатирического чёрно-белого кинофильма «Сладкая жизнь» – фотографа по имени Папараццо. Фильм вышел на экраны в 1960 году, вскоре получил «Золотую пальмовую ветвь» Каннского фестиваля и премию «Оскар» за дизайн костюмов, и стал культовым. После чего Секкьяроли оставил улицу и стал персональным фотографом Софи Лорен (и оставался им на протяжении двадцати лет), а слово «папарацци» (множественное число от «папараццо») стало нарицательным для обозначения репортёров, подлавливающих в приватной жизни разного рода знаменитостей без их ведома и согласия. Спустя некоторое время образ папарацци – любопытного и вездесущего журналиста из «жёлтой прессы», подглядывающего за прохожими – был воплощён в бронзе и установлен у одноимённого кафе в столице Словакии Братиславе, став одной из визитных карточек города и вступив в конкуренцию с древним Храдом – братиславским «Кремлём».
Тут впору вспомнить Цицерона и повторить его слова, ставшие крылатыми: «O tempora! O mores»! (О времена! О нравы!)
Примечания
1. Цит. по: А. В. Луначарский и фотография // Фотограф, 1926, № 3-4. С. 6
2. Против фотографии // Фотографический вестник, 1887, № 3. С. 62-63
