Художественный Музей Лос-Анджелеса
Интервью и фотография – похожи гораздо больше, чем можно себе представить. Общее у них – это дистанция. Перефразируя Роберта Капу, утверждаю с уверенностью: если интервью не получилось, значит вы подошли к собеседнику недостаточно близко.
«Я обнаружил, что очень многое приобретаю, когда делаю все возможное,
чтобы люди сообщали мне о своих чувствах, личном опыте и восприятии.
Ваше собственное отношение к клиенту может создать ощущение безопасности.
Вы получаете очень много, когда понимаете, что можете принимать другого человека»
(Карл Р.Роджерс «Становление личности. Взгляд на психотерапию»)
Дистанция – хитрая штука. В ее выстраивании, или в нашем случае – сокращении, роль может сыграть даже самая незначительная деталь. Место интервью, время, тон голоса, вовремя упомянутый факт из жизни интервьюируемого. История из опыта журналист_ки. Шутка или цитата.
Интервью, сделанное дома, лучше интервью в холле отеля. Интервью по графику, выбранному респондентом (даже если в вашем часовом поясе это 2 ночи), предпочтительнее, чем интервью во время, удобное журналисту. Интервью с британцем сложнее, чем интервью с голландцем. Но нет ничего сложнее, чем интервью с французами. Интервью при «живом» общении легче, чем интервью по телефону или скайпу. Интервью в присутствии третьих лиц имеет все шансы на провал.
С каждым новым разговором об искусстве или фотографии с человеком, которого, быть может, даже никогда больше не доведется повстречать, обобщений становится все больше, а вместе с ними – желания поделиться всем тем, что обычно остается «за кадром».
Дрожащая рука, с акробатически зажатыми между пальцами диктофоном и телефоном, откуда по-котабаюновски льется «Queen’s English» самого Саймона Норфолка. Первое письмо от легендарной дочери Салли Манн – Джесси, где она соглашается ответить на мои вопросы. Корень имбиря, кипятящийся в алюминиевой кастрюльке на кухне в съемной квартире Георгия Пинхасова во время визита мастера в Минск. Эти и другие драматические эпизоды фильма с двумя героями – поэзия общения с очень красивыми людьми, нашедшими собственный способ говорить об этой красоте миру. Свой уникальный голос. Свой инструмент творчества. Свое, как ни громко и смело это будет сказано, призвание.
Но чтобы позволить голосу «другого» в полной мере зазвучать в интервью и быть услышанным тысячами читателей, на время отведенного часа общения нужно стать далеко не только журналистом. Ведь за формальным термином «интервью», по сути, скрывается обыкновенная ситуация общения. Сравните свою реакцию на предложение дать тому или иному изданию «интервью» или «поговорить по душам». Или, скажем, «вместе поразмышлять или обменяться мнениями об искусстве»?
Как только понимаешь, что смысл журналистики – не в хитро поставленных вопросах и интеллектуальных ловушках, а в простом человеческом контакте, за холодными оттенками жанра проступают совсем другие краски.
Коллекция Мениль, Хьюстон, Техас
В журналистской практике неоценимую помощь может оказать знание психологии. В моем случае – это давняя дружба с клиент-центрированной психотерапией американца Карла Роджерса, которая в свое время легла в основу моей магистерской диссертации по педагогике. Суть теории Роджерса проста: в центре терапевтического процесса должен быть не врач, а «клиент», так как именно он/а гораздо лучше знают, в чем заключается оптимальный способ лечения.
На протяжении десятилетий разработки концепции изначально сугубо медицинский фокус теории расширился на общую психологическую практику, а затем и в область преподавания, трансформировавшись в личностно-ориентированную педагогику. Место психотерапевта занял преподаватель, процесс оказания медицинской помощи сместился на научение. Но почему бы не пойти дальше и не начать пользоваться теми же принципами и в практике журналистики?
Конечно, в интервью мы никого не лечим и не учим. Однако, если заглянуть в его суть, она для всех трех ситуаций будет в одном и том же. Терапевтическая сессия, урок или интервью – это контакт между людьми, один их которых пытается создать максимально комфортную среду для раскрытия и максимального выражения другого. В чем-то это можно назвать совместным поиском смыслов. А для создания такой среды средства необходимы вполне те же, что десятилетиями используют практикующие психологи. Роджерс, например, говорит о необходимости снятия тревожности, трансляции безусловного позитивного внимания, эмпатическом понимании внутренней системы координат «клиента». Еще раз подчеркну: контакт никогда не станет успешным, если журналист_ка не позволит респонденту занять в разговоре лидирующую позицию. Вперед «вести» должен именно «друг_ая» – наш собеседник/ца, человек со своими ценностями, взглядами, сомнениями и эмоциями. Поверьте, ему/ей действительно «виднее».
Однако, есть одно «но». Точнее даже одно «если». Соблюдение главного принципа Роджерса невозможно, если журналист_ка сам/а не захочет раскрыться перед собеседником, позволить себе быть собой. Посудите сами, кто станет откровенничать с незнакомым человеком, если он/а на секунду засомневаются в ответной открытости? Это же не поезд Москва-Владивосток. Уважать мнение другого/ой можно лишь при условии уважения к самим себе, при условии признания и демонстрации собственных эмоций и отношения к смыслам, раскрывающимся в процессе разговора.
Так, в интервью с Саймоном Норфолком я выяснила, что имею проблемы с переживанием сочувствия к другим людям. В телефонном разговоре с Адамом Брумбергом призналась, что порой мне не хватает причин просыпаться и выходить из дома. В Гонконге я поняла, что у пожилых азиатских кураторов масса общего с редактором беларусского альтернативного журнала «pARTisan» – одержимость документацией значимого происходящего. В Амстердаме – что красота может жить в изгибе рук незнакомого человека. Дима Лукьянов учит волноваться о будущем, Игорь Самолет – не бояться жить, Алиса Резник – искать силу в печали.
Интервью, как и любой разговор в настроении сонастроенности – возможность не только глубже понять собеседника, но и вызов самим себе. Позволяя себе быть хрупкими, смешными или странными, мы даем нашему собеседнику знак также не бояться быть собой.
Интервью, разговор, откровение получаются тогда, когда Другой понимает, что его/ее принимают любыми. Злыми или уставшими, застрявшими в поисках ответов на экзистенциальные вопросы или честно признающимися: «Чёрт, а я вот и не знаю даже!» Контакт с любым человеком начинается с сокращения психологической дистанции до крепкого объятия старых приятелей. И тогда, перед тем как положить трубку, нажать на красную кнопку конца разговора в Skype или подняться из-за столика в кафе, с легкой грустью окончания приключения ты понимаешь, что хотя точка вот-вот будет поставлена, этот разговор что-то, определенно, в тебе изменил.
А дальше остается надежда, что, быть может, и не только в тебе одной.
