Провокация запрятана уже в самом названии. Unseen, невиданное. Невиданное чудо, невиданных доселе масштабов. Это как бы кричать зрителю в лицо: «посмотри на меня, такого ты еще не видел!».
Но возможна и другая интерпретация: «Не-увиденное». Вы приходите смотреть, но ничего не видите. За картинками вы не видите реальности. И в этом, возможно, весь смысл этой наглой провокации. Засорить вам глаза, под видом их прочистки. Не зря на обложке каталога – заливание глаз молоком.
Обложка каталога шершавая, почти как наждачка. Ее хочется трогать еще и еще, чтобы убедиться, не обман ли это всех чувств, ведь на вид она совершенно гладкая, даже блестящая.
Это еще одна ловушка. Ловушка материальности.
Вообще, материальна ли фотография?
Текст Вальтера Беньямина «Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости» – казалось бы, революционный прорыв в философии искусства, созданный почти сто лет назад. Беньямин много говорит об «ауре», присущей «оригиналу». Но можно интерпретировать его слова и по-другому: отбросить сантименты, связанные с материальностью искусства (ведь материальность предполагает обладание, конвертируемость, изжиток буржуазного прошлого). Фотография стала провозвестником выхода искусства в нематериальное (читай: чисто духовное пространство). Фотография – копия без оригинала. Это возможность бессчетного репродуцирования, где каждая из копий будет обладать равным весом, равной долей «ауры» – при этом при размножении количество ауры не уменьшается, а напротив. Это ощущение усилилось с приходом цифры: так называемый «оригинал» вообще утратил свою роль: кусочка пленки больше нет. Есть «информация» – сочетание цифр, создающих уникальный код изображения, который можно копировать сотни раз, не меняя его свойства. Однако, этот фактор стал и губительным для фотографии.
Мы живем в экономическом мире, и все то, что не находит прочных источников существования, рано или поздно вымирает. Интернет распространяет некоторые фотографии наподобие вирусов, лишаясь автора, контекста, и материальной сущности. Ежедневное количество изображений, загружаемых в инстаграм, фейсубук и фликр, превышает общее число фотографий, созданных за первое столетие существование фотографической техники. Однако эта фотография эфемерна, она спускается вниз ленты, словно сливается в реку Лету – в реку памяти и реку забвения. Жизнь этой фотографии не подкреплена физическим носителем, а значит, так же длинна, как жизнь бабочки. Информация хранится где-то, но стоит чьей-то большой руке отключить ток…
Таким образом, фотография теряется в потоке, роняет свою ценность. В отсутствие оригинала и ауры, она теряет свою упругость и осязаемость. Она везде и нигде. Когда каждый становится фотографом, то очень сложно получить статус «настоящего» фотографа – заниматься этим делом профессионально, посвятить этому жизнь, осознанно расти. Очень сложно пробиваться через поток изображений, – нематериальных сущностей, которые из сияния экрана перебираются прямо в сознание, минуя физически «закрепленный» источник. По мнению Бориса Гройса, в интернете каждый является художником, но никто – зрителем. Признанный статус работа может обрести только в галерее или музее, физическом пространстве, отшелушенная от прочего мусора и избранная признанными представителями арт-мира, стражами у врат в этот рай. Таким образом, нематериальность фотографии, ее не-присутствие в физическом мире становится ее ахиллесовой пятой, главным ее недостатком.
Вернемся к ярмарке «Unseen». Это торжество материальности фотографии, отчаянная попытка вернуться в русло не только одушевленности, но телесности фотоизображения.
В отличие от Paris Photo – утвердившейся, авторитетной, сложившейся десятилетиями коллекционной среды, – Unseen является смелым наскоком на консервативный подход к коллекционированию. В Париже преобладают устоявшиеся имена, вроде Дианы Арбус и Бориса Михайлова, винтажные отпечатки и огромные дорогие принты. Амстердам же каждый год гремит чем-то ярким, звонким, молодым, задорным, а главное – «доселе невиданным».
Фотография пытается оживить себя, и это похоже на электрошок – из бесплотного духа прыгнуть обратно в материальность. Забавно наблюдать за рынком искусства (и малой долей, занимаемой в нем фотографией, застрявшей между нематериально-массовым и материально-элитарным), особенно в эпоху криптовалют – ведь они как раз представляют торжество бестелесности, победу цифр над реальностью. Как ни странно, именно арт-рынок составляет здоровую конкуренцию крипте, ведь именно в нем самая высокая волатильность (то есть колебание стоимости товара), при минимальном риске обесцениться. То, что вы купили сегодня, может стоить завтра в десять раз дороже, если имя автора окажется прославленным. При этом, дополнительным бонусом является то, что в ожидании подорожания эта работа будет висеть у вас на стенке. Если же подорожание не произойдет, потеря компенсируется эстетическим удовольствием, полученным вами от отпечатка, поделенным на дни.
Эстетическая часть – интересное дополнение к экономической. Здесь важно не следовать трендам, но опережать их. Всё смелое, броское побеждает. Именно поэтому мы наблюдаем на ярмарке торжество китча, ярких картинок, цветов и цветочков, плюс новая (хорошо забытая старая) мода на коллажи, разного рода вырезки, склейки, оригами из фото и разные другие рукодельные затеи. Лайтбоксы отошли на второй план (слишком громоздкая штуковина, и потом: какая же тут независимость материи, когда для того, чтобы посмотреть произведение в его оригинальной задумке, требуются какие-то провода и розетки?). Эротика, конечно, бессмертна, но с ней стали обращаться более осторожно. Извращенец Араки с его подвешенками не в каждой гостиной может возникнуть, ибо даже самый передовой коллекционер может оказаться слишком примерным семьянином.
Тренды появляются и исчезают, но если присмотреться – они ходят, как карусельные лошадки по кругу. Имен слишком много, и каждый год появляются новые (прошлогодних выстреливших уже мало кто помнит). На какую же лошадку ставить? Цена высока, а пространство стен ограничено. Не купить ли лучше жирафика в рамочке из «ИКЕА»?…
На ответ приходят фотокниги. Эта ярмарка – пожалуй, самая интересная часть «Unseen». Фотокниги не занимают столько места, они стоят дешевле, а их шансы окупиться в разы превосходят шансы отпечатков. Здесь много интересных, непростых визуальных решений. Здесь есть свои тренды и фавориты (вы все помните невероятную историю взлета Кристины де Миддел?)
***
В целом, все очень хорошо, торговля идет резво. Но в какой-то момент появляется некоторая звенящая, нарастающая тревога: чего-то не хватает на этом празднике жизни.
Да, да, что же произошло с реальностью? Вся та фотография, которую презентуют и галеристы, и издатели, и даже прославленный журнал FOAM – это только кусок пирога, только часть широчайшего спектра фотографического мира. Как, и почему все остальное осталось за бортом, а главное – что же это за остальное?
Все просто. Осталась за бортом любая документальная фотография, имеющая дело с прямой реальностью мира, с глобальными или локальными проблемами человечества – прошлого, настоящего, будущего.
Нет, не совсем так. Современная фотография, конечно, разговаривает о проблемах человечества. Но делает она это не в прямом, а в ироничном или неочевидном ключе. Либо выбирает те маленькие, странные или непопулярные проблемы, которые забыли зачерпнуть своим ковшом масс медиа: утопия шведов, или концепция «общности» конголезцев, осевших в Бельгии. И все эти вопросы становятся в конечном итоге проблемами скорее эстетическими, нежели содержательными. В пространстве арт-фотографии мы отдыхаем от нерешаемых, тяжелых, давящих голову вопросов беженцев, войны в Сирии, прочих войн, экологических катастроф, ВИЧ и глобального потепления. И даже о надоевших всем пластиковых пакетах мы говорим с улыбкой – и в исключительно эстетическом ключе. Если пластиковый пакет, застрявший на кусте, создает хорошую картинку, – он имеет место быть.
Документальная фотография потеряла свой вес, когда пронеслась первая волна «невиданных» фейков, подделок, манипуляций с кэпшенами. Стало понятно, что фотография никак не является отражением правды. И даже сама действительность настолько сложна и неоднозначна, что было бы нечестно заключать ее в рамки приевшихся клише. Получается, что с помощью фотографии мы больше не говорим о действительности, – мы ее создаем. И в объектном смысле, и в эстетическом, и в экономическом. Покупая ту или иную работу, ее физическое воплощение, вы не столько соглашаетесь на назначенную стоимость, сколько создаете ее. Вы начинаете играть по правилам рынка. Вы становитесь соавтором произведения, а точнее, вы проявляете, и реализуете его. В вашем доме произведение обретает начало своего пути. В вашем взгляде произведение обретает свою жизнь. И тем оно лучше биткоинов, что является не просто абстрактными циферками.
Оно – часть вас, часть вечности, оно – невиданная, новая, вымышленная реальность. В нем нет новостей, ибо оно само – новость. Оно – возврат божественности к материи, оно – икона, а ваш дом – отныне храм. Вы идолопоклонник, и вы – коллекционер. Вы определяете, чем будет фотография сейчас, завтра, через десять лет. Поиграйте в эту игру.
