«Вижу, ты смотришь на это скептически», «Что-то ты скептически настроена», «Эй, откуда столько скептицизма?» – именно в таком контексте, по мнению доктора философских наук, итальянской писательницы Иларии Гаспари сегодня чаще всего упоминается понятие «скептицизма». То есть как выражение прохладной оценки чьего-либо начинания или высказанного мнения. Тем не менее, напоминает Илария в своей книге «Уроки счастья», истоки греческого слова «σκεπτικός» отсылают отнюдь не к индивидуальным особенностям характера, сомнениям или имплицитным упрекам, адресуемым собеседнику, а к самой сути мышления. Критическому отношению к объективной способности знать. Невозможности существования надежной истины. (Или точнее будет так – Истины).
«Каждое знание – субъективно, – пишет Гаспари. – По мнению скептика, не существует ничего, что могло бы претендовать на звание «истины»: каждая вещь характеризуется неопределенностью, и единственное, что остается мудрецу – реализовывать свое право (и долг) на сомнение, постоянно преодолевая желание назвать вещи «абсолютно правдивыми».
Таким образом, согласно приверженцам скептической парадигмы, секрет счастья – в «спокойной невозмутимости, равнодушной и гармоничной дистанцированности от мира».
Пытаясь организовать быт на основе постулатов данного направления (а именно в этом и заключается суть книги – прожить по одной неделе в соответствии с «законами» разнообразных античных школ мудрости), Илария Гаспари решает семь дней смотреть на мир без очков. В её случае – без контактных линз. В намеренном «выключении» резкости зримого мира писательница видит продуктивный практический способ снижения градуса правды. То что мы – абсолютно точно! – считаем, например, черным, совершенно не всегда и не для всех таковым является. И чтобы в этом убедиться, нужно всего лишь… попробовать посмотреть на это по-другому. Выходит, что «правда» скептика – немного… размытая.
Вспоминая Секста Эмпирика, представителя античного скептицизма, древнегреческого врача и философа, Гаспари объясняет: «Мы знаем не сами вещи, а чувства, которые они у нас вызывают». А значит, все наши уверенные заявления – не что иное, как исключительно персональные интерпретации, многочисленные версии, раскрашенные опытом, настроением, ошибками и успехами, страхами и надеждами. Диоптриями наших личных очков, через которых мы привыкли воспринимать реальность.
Описывая новый дивный нечеткий мир, открывшийся ей во всем своем релятивизме, в начале каждого предложения Илария использует слово «кажется». На протяжении недели эксперимента условно «кажущимися» перед ней предстают номера домов, названия улиц, и фигуры людей, похожих на знакомых или соседей. Упражнение в скептицизме учит ее передвигаться по городу с большей осторожностью, избегать громких заявлений, задумываться над градусом уверенности, не исключать вариативность. Видеть пространства правд.
Уникальность и единичность каждого взгляда отлично проявляется в уникальности и единичности творчества. Творчества, которое не претендует на статус Истины, а всего лишь является отражением того, с кем каждый из нас находится с момента рождения до момента смерти. Наших «я». Смиренно и достойно хранящихся на полках бесконечной библиотеки (не)таких же других, не претендующих на монополию видения.
PS С 2000 года я работаю волонтером в одном из минских благотворительных фондов, организующих оздоровительные поездки чернобыльских детей заграницу. В одной из моих итальянских групп был мальчик Сережа – активный, любознательный, с чувством юмора, и, к счастью, попавший в очень приятную и деликатную семью. Будни ребята проводили с нами, сопровождающими, в местной школе, а выходные – дома, с итальянцами, которые, конечно же, пытались максимально разнообразить их досуг. Так вот, Сережу семья как-то решила свозить на море, где, после прогулки, возник локус пиццерии. «Отлично! Заодно и пиццу пусть попробует!» – подумали итальянцы. «Но какую же именно ему заказать? Что он любит?» Не имея возможности свободно общаться с ребенком (Сережа в Италии был впервые), внимательная чета, в поисках знаков преференций, начала следить за рисунками мальчика, которые тот, со скуки, начал калякать на салфетках. Однозначных образов ингредиентов пиццы им в композициях расшифровать не удалось и пожилая чета позвонила мне.
– Оля, мы тут в пиццерии, пытаемся заказать пиццу Сереже, но не знаем, что ему нравится. Он тут что-то рисует… Постой! Кажется, он нарисовал гриб!! Он хочет пиццу с грибами?? Оля, уточни, пожалуйста, он хочет грибную? Мы все правильно поняли?
– Хорошо, конечно, дайте ему трубку. … Привет, Сережа! Ты нарисовал гриб? Ты хочешь грибную пиццу?
– Хм… да нет. Просто гриб захотелось нарисовать.
