Берт Глинн трогательно разгадывает кроссворды, сидя на лавочке, когда вокруг фестивалят "Интерфото" его коллеги-фотографы. Глинну 75 лет, он опирается на трость с массивным серебряным набалдашником, и разговаривая, не нуждается в вопросах. Он произносит фразу - скорей всего, такую, что говорит много лет на всех фестивалях, выставках и слайд-шоу - и все у его ног. Энергичный, самоуверенный, ироничный. Наверняка, он родился рыжим и точно в рубашке.
- Когда все идут налево, фотографы должны повернуть направо. И вот тогда-то и случаются великие открытия.
Берт Глинн - великий первооткрыватель. И все потому что, что где-то замешкался, не туда свернул, не дожевал и не дошел. В 51 году выпивал со знаменитейшим Робертом Капой и прямо в баре вступил в агентство "Магнум". Это сейчас "магнумцев" называют сектантами , попасть к которым, все равно что принять постриг.
Снял лысину Хрущева в Штатах - снимок, который обошел весь мир - потому что опоздал на торжественную церемонию. Всем фотографам достался анфас, а ему - лысина. Но какая! Золотая!
Двое суток в нетерпении ждал запуска американского спутника, каждую секунду поправляя свой 1000-миллиметровый объектив. Когда стартовая площадка загорелась, камера Глинна смотрела в небо. Пожар стал фоном полета птиц и журнальной обложкой.
На новогоднем балу в Нью-Йорке услышал, что Батиста покинул Кубу. Пришлось срочно занять денег и прямо в смокинге вылетать в Гавану. Вместе с партизанами исколесил весь остров и в сопровождении Кастро торжественно въехал в столицу. Очарование момента было так сильно, что Берт Глинн не заметил, как остался без обуви.
- Фидель говорил два часа и все мы стояли как заколдованые, - вспоминает Берт, - Если бы тогда я знал, что и 40 лет спустя Кастро будет все так же говорить и говорить...
Как личный друг снимал Роберта Кеннеди дома с детьми, как шпион - Кремль из-за тюлевой занавески ленинского номера в "Национале", как акробат - нью-йоркскую фондовую биржу в дырочку в подвесном потолке, как мужчина - японских гейш, стриптизерок "Крейзи Хорз", африканских "тарелочных" женщин и прекрасную половину семейства Ротшильдов. А еще свадьбы - японскую, американскую, русскую, тайскую - и церемонии инициации - будь то новички в Итоне, хасидский район в Иерусалиме, бал дебютанток в Париже или торжество в Синегале.
- Женщины везде одинаковы, - хихикает Берт Глинн, - от Таити до Парижа. Такая простая мысль. Когда я снимал дочерей Ротшильда накануне бала, все думал, сказать им об этом или нет. Но не сказал. Они бы не поняли. Или обиделись, чего доброго.
А ведь на праздники везде наряжаются, поют песни, играют в игры.Только вот американки, например, красят губы помадой "Ревлон", а африканки красной глиной. Француженки надевают шляпы, отправляясь на бега, масайки - кольца на шею. Даже самые примитивные женщины хотят выглядеть презентабельно.
Да и мужчины тоже одинаковые. Итонцы на выпуск надевают белые брюки, шляпы украшают цветами. А вот торжества папуасов - и тоже в цветах, а вождь племени даже прикрылся зонтиком. А здесь две японские дамы с зонтиками беседуют под снегом. Я стал снимать, когда они только начали кланяться. Потом повалил снег, все кланялись и кланялись друг другу, а я уже замучился их фотографировать. Такие вежливые дамы.
- Кем вы себя чувствуете во время путешествий? Вы сторонний наблюдатель или русский в России, японец в Японии?
- Мои путешествия - это моя "антропология". Я не судья, а наблюдатель. Я всегда остаюсь собой. Просто мне всегда было очень интересно осознать себя на фоне других культур. Этот опыт - хорошая школа терпения. Чем больше я путешествую, тем спокойнее смотрю на мир.
Как-то я снимал буддийский монастырь в Японии. Монахи жили на горе. Каждое утро я должен был подняться и каждый вечер спуститься вниз - ночевать в монастыре могли только посвященные. Каждый уровень подъема был отмечен специальными шестами, что символизировало этапы человеческого пути. И вот как то утром я лег на землю и понял, что сил моих больше нет. И тут мимо меня проскакала женщина с огромной корзиной. Это была жена монаха. По буддийским законам, у монахов могут быть жены, но не в монастыре. Пока супруги молятся на вершине горы, их спутницы внизу возделывают землю и дважды в день кормят мужей. Вот вам бытовая сцена из семейной жизни...
Роберт Кеннеди играл со своими детьми в тач-футбол, а эскимосы усаживают детей в круг и играют с клубком. Все происходит без слов, жестами обозначается действие, веревочка крутится и в какой-то момент получается - все смеются.
Люди удивительно похожи. Вся жизнь укладывается в рамки между рождением и смертью, а то, что внутри - это и есть ритуалы. Эти ритуалы во всех культурах повторяются.
- А не скучно жить на свете с мыслью, что все известно и все похожи?
- Скучно жить может быть только поколению акселератов у телевизоров. Если рождение и смерть - это скучно, тогда мне действительно нечего возразить.
Я собираюсь весной в Непал. Моя подруга Мэрилин Силверстоун была буддийской монашкой довольно высокого ранга. Вообще-то она американка, но в какой-то момент буддизм так увлек ее, что она приняла постриг и переселилась в горы. На деньги отца Мэрилин основала монастырь для женщин, где пыталась соединить идеи феминизма и буддизма. К сожалению, недавно она умерла. Ее похороны в Нью-Йорке напоминали большой карнавал - для специальной церемонии прилетели монахини из Непала. Я так и не собрался съездить к Мэрилин в гости при ее жизни, так что теперь придется смотреть монастырь без нее.
Но тут появилась спутница Берта Глинна, помахала рукой с красными острыми ноготками - интересно, а почему у всех фотографов такие молодые жены? - и мой собеседник без слов ускакал вслед за ней.
