Ирина Меглинская, совладелица галереи Победа, до 2008 года была бессменным фотодиректором журнала «Афиша». На Пикнике мы вместе с ней попытались выяснить, что происходит сегодня: поговорили о вкусах и нравах молодежи, о технике и практике фотографии и о том, чего стоит бояться и чего избегать в современном фотоискусстве.
- Можно ли воспитывать вкус? И нужно ли?
- Безусловно, да. Нужно это делать, и это возможно. На самом деле, ваш портал собрал какое-то количество обучаемых людей вокруг себя. Главное же вовремя выбросить флажок. Нужна особая энергия для того, чтобы выбросить такой флажок, вокруг которого соберутся люди, думающие, как вы, читавшие такие же книжки, как вы в детстве. Люди, которые думают про добро и зло и так же, как и вы, чувствуют тренд.
Хотя это, конечно, дурацкое слово. Но, на самом деле, что такое тренд? Это то, чего не было раньше. Это понятие позволяет говорить о том, что вы идете вперед, все время вперед, и не хотите останавливаться на достигнутом. Вот что значит для меня это понятие.
- А правда ли, что посредством картинки, фотографии легче разговаривать, чем текстом в наше время?
- Вы знаете, просто сами люди делятся на вербальных и визуальных. Я, например, человек невербальный. Я не могу запомнить ни одного стихотворения, но зато у меня очень хорошая визуальная память. Когда я была маленькая и нужно было учить стихи в школе, я просто фотографировала страничку, и ее читала с листа у доски. Кто-то может прямо воспринимать информацию картинкой, кто-то словом — просто люди разные.
- Легко найти таланты? Много ли их на тысячу фотолюбителей с зеркальными фотоаппаратами?
- Вы знаете, в России, да и в какой угодно другой стране, есть процент талантливых людей. И он практически не меняется — такая вот статистика. Сейчас их найти легче, поскольку сейчас вся молодежь в состоянии себя репрезентировать в сети моментально. Но их столько же, сколько было десять и двадцать лет назад.
- Сейчас многие мероприятия, связанные с искусством, часто превращаются в светские события. Как привлечь внимание к тому, что является собственно предметом выставки?
Если вы говорите сейчас о галерее, то это просто механизмы маркетинговые. Такими механизмами пользуемся и мы, и водка «Русский стандарт», и так далее. Другое дело — что мы выставляем. В любой галерее это, по сути, частный вкус галериста.
- Много смелости нужно, чтобы выставлять новые имена, приучать людей к какому-то почерку?
- Сколько смелости в тебе самой по жизни, столько ты и употребляешь на это. Я не знаю, мне сложно оценить, насколько мне нужна смелость, чтобы выставлять Дашу Ястребову в Победе. Мне кажется ничего смелого в этом нет, это просто хорошие картинки, молодое имя. Мне было интересно это сделать, мне было интересно это показать — вот и все.
- Кроме Даши Ястребовой, кого вы считаете своим личным достижением?
- Ну, что это значит? Даша — сама себе личное достижение. Я просто каким-то образом поставила ее под прожекторы. Кстати говоря, с помощью Look At Me. Я очень боялась, думала: «Вот сейчас придут, мне разнесут всю галерею». У нас играла группа Tesla Boy, я думала — разнесут же. А у меня такая респектабельная галерея. Нет, нормально, хорошо, все было очень бодро, энергично, мне очень понравилось. То есть я не боюсь молодых, не боюсь. Они же — энергия.
- Ваши личные предпочтения: цифра или пленка, цвет или ч/б?
- Нет такого понятия цифра, пленка, ч/б. У каждого изображения есть самая адекватная этому изображению «упаковка». Где-то нужен цвет, где-то ч/б, где-то кольцевая вспышка, где-то 3600 высокочувствительная пленка — это определяет сам фотограф, и если он адекватно определил технический язык месседжа своей фотографии, то получается очень симпатичный альянс.
- А профессиональные табу у Вас есть? Что-то, что вы никогда не выставите, что идет в разрез с вашими принципами.
- (Долго думает) — С точки зрения фотографии, я бы все выставила. Мне очень сложно сказать... Да, моя личность участвует в выборе, но мне не хотелось бы сейчас говорить о своей личности. Что бы я не выставила... Для меня педофилическая тема очень сложная, на грани. Мне сложно выставить. И я никогда бы не выставила пропагандистскую фотографию, в любом случае.
- А где грань?
- А грань у каждого своя, кто-то совершенно спокойно может работать на пропаганду «Единой России», я вот не могу. Это ни плохо, ни хорошо, мы все разные, у нас у всех разная нравственная система координат. Поэтому как можно сказать, где граница? Вот где она в тебе есть, там она и есть.
- А чем лучше выставки персональные реальных вещей в помещении, чем те же выставки в формате интернет-выставки?
- Это колоссальная разница! Фотография на мониторе выглядит совершенно иначе, чем фотография на носителе, на стене. Огромная разница.
- То есть рынок никогда не повернет туда? Всегда нужна вещь?
- Ну а как? Вот у тебя есть компьютер, такой темный ящичек, в котором лежит пятьдесят фотографий. Нет. Если ты коллекционер, тебе хочется это иметь, ты должен это трогать. Это должно сохраняться, передаваться из поколения в поколение. Информационное поле, я думаю, на 80 процентов уйдет в сеть. Но должно остаться желание трогать вещи, тактильное ощущение от этой фотографии, то, как она выглядит.
Изображение напечатанное на барите или на пластике, на какой-нибудь машине Лямда или Лайт Джет, которая выводит цифровую картинку, например на акварельной бумаге — это совершенно разные изображения. И это мало кто понимает, потому что здесь нет коллекционеров, нет системы колекционирования — галерей очень мало. Рано или поздно это станет всем ясно. Я люблю просто иметь вещь.
- Как вам кажется, цифра убьет пленку?
- Нет, конечно. Может быть, она ее сдвинет в качестве мейнстримной техники. Но все-таки пленка... Если вы знаете, как развивалась техническая сторона истории фотографии, то и черной тряпочкой накрывали, и на стеклышки, потом все-таки не на стеклышки, а на пленочку, чтобы не билось и так далее, и так далее. Да, мейнстримная техника перемещается из пленки в сторону цифры. Но не думаю, что пленка исчезнет.
Вот расскажу вам одну вещь — на сегодняшний день еще не придумано замены «технологии ванной комнаты». Родители печатали таким способом — проектор, пленка, проецируется на чистый лист бумаги, потом проявитель, фиксаж. Вот этот способ, единственный, на сегодняшний день, который может гарантировать две вещи. Первое — фотография была сделана в момент щелчка, она не откадрирована, понимаете, да? В ней нет никакого фотошопа. И второе — только этот способ воспроизведения изображений гарантирует вам ручную работу. Человек делает это руками.
Цифровое изображение печатается нажатием кнопки, потом цветокоррекция. Снова нажимаешь на кнопку, и ты в состоянии напечатать миллион изображений. Именно пленка, на сегодняшний день, самая стабильная для коллекционеров техника, потому что ограничивает тираж, каждый отпечаток ты делаешь своими руками. Поэтому интересны серебро, желатин.
В этом есть (иронично) метафизика, душа, я не знаю. Пока это так. Цифра пока работает на масскульт. Когда-нибудь цифра начнет работать на уникальные вещи, наверняка такое время придет. Но пока вручную можно печатать только с пленки на бумагу с цветочувствительным слоем.
- То есть вы все-таки верите в то, что энергетика в таких вещах очень важна? Был один интересный случай, когда Дэмьен Херст выставлял свинью в формальдегиде и её злоумышленники залили чернилами. Вместо того, чтобы заменить свинью, они потратили огромные деньги, чтобы отчистить существующее произведение. Многие задавались вопросом — а зачем?
- Это того стоит. Правила игры очень важны, потому что для коллекционера дико важно понятие уникальности предложения — это есть только у меня и больше ни у кого. Тогда это стоит денег. Я думаю, что здесь этот момент сработал, конечно. И конечно не без пиара, потому что Херст — мастер таких вещей. Это был определенный инфоповод.
Ведь помимо энергетики и метафизики, вокруг фотографий всегда идут все эти разговоры — «серебро», все дела. И существует рыночное понятие уникальности предложения на рынке, почему коллекционер должен покупать эту работу.
В галерею приходят и говорят: «Да ладно, двадцать и всё, их же можно напечатать сколько угодно». Есть дисциплина соблюдения тиража, есть дисциплина соблюдения законов рынка. Это как филателисты собирают марки, выпущенные ограниченным тиражом — здесь та же самая ситуация. Галерея обещает что отпечатков будет двадцать и не больше. И только галерея с репутацией может это обещать.
- Чего вы больше всего боитесь?
- Я ничего никогда не боюсь. Бог не ведает — свинья не съест, так я всегда говорю. Я считаю, что вообще бояться глупо чего-то, просто делай свое дело, зачем бояться.
- Страх — это базовая эмоция, фотография теоретически должна такие базовые эмоции вызывать. Удается ли это современным фотографам? Я имею в виду не эпатаж. Вы лично встречали таких фотографов, чьи фотографии вызывали бы страх, восторг, омерзение?
- Мне очень сложно, таких людей вообще пять в мире. Представьте себе, сколько я через свои глаза пропустила. И потом, я всегда с трудом произношу имена. Я не люблю произносить имена фотографов, которых я люблю. Мои слова весят что-то в профессиональной сфере, особенно в России.
Меня поразила книжка, которую недавно собрали — Стенли Грина. Через его фотографию идет мощная информация: война, голод, такие вещи, которые в этом обществе пораженном консьюмеризмом, сложно донести до зрителя. Более того, в нашей стране есть цензура, чего там говорить. Какие-то фотографии про крайние вещи в России, мы вряд ли когда-нибудь сможем увидеть.
Стенли Грин один из пяти самых важных документалистов в мире говорит о базовых вещах, что не должны страдать слабые, что надо иметь храбрость, надо воспитывать в себе терпимость, потому что люди разные, конфессии разные, цвета кожи разные. Для нас это пока не понятия — мы бурно бросились получать удовольствие от жизни, когда капитализм наступил. Но я надеюсь, что молодое поколение начнет думать об этом, базовых вещах, на которых мир стоит.
- Вы думаете в России можно сделать вариант истории Taschen-фотоальбомов? У нас готов этот рынок?
- Рынка нет, героев мало. Taschen же не ограничивается своей «Ташляндией», то есть он все-таки собирает планетарных людей. Почему русских-то? Вот если русские попадут в Taschen, ну, круто. А вот делать какой-то специальный проект про русских фотографов, мне даже это как-то странно. Лучше делать выставки по какому-нибудь кураторскому принципу, по географическому, возрастному или школа Родченко. Нужен всё время какой-то булькающий художественный процесс, нужны молодые кураторы, нужна воля молодых людей — взять и потратить свои деньги на паспорту и рамки. Потратить свое время на то, чтобы в какое-то пространство, которое нашел, повесить фотографии. Нельзя ждать когда все это упадет на тебя с неба.
Когда я была молодая, мы все это делали просто на энергии созидания. Для меня всегда очень приятно видеть в молодых бескорыстное художественное мышление, когда человек делает что-то не для того, чтобы заработать деньги, а потому что не может этого не делать. И на этом мир стоит — бескорыстном художественном мышлении. Когда вокруг человека собирается группа, получаются вехи в искусстве, в истории фотографии, истории искусства. Если посмотреть на историю искусства — она только из этих людей состоит.
- А у нас сейчас будут такие люди?
- Я очень надеюсь на школу Родченко. Я преподаю там, у меня 12 человек, и я на них очень надеюсь. Я думаю, забулькает. Нужна система образования, взрослые должны постараться. Нужна сеть для коммуникации — более удобный способ, чем ходить по улице и искать людей, похожих на тебя. Я думаю все-таки, что ситуация с галереями, с независимыми проектами выправляется как-то. Я вообще очень оптимистично настроена.
- У нас может сейчас оформиться мощное сквозное движение, вроде Fluxus?
- Мне бы хотелось, конечно, но пока я признаков этого не вижу.
- Но верите?
- Верю всегда в лучшее, только в лучшее, а как иначе? Иначе нужно было бы лечь в гроб и ждать смерти.
