Молодой московский фотограф Екатерина Анохина стала победителем Международного портфолио ревю, прошедшего в рамках фотофестиваля PhotoVisa 2014. Феодора Каплан поговорила с художницей о том, как завершившийся роман может обернуться фотокнигой, о «другой стороне» человеческой натуры и о том, где учиться современной фотографии.
Твои работы стали самыми обсуждаемыми и интересными для большинства экспертов на портфолио ревю PhotoVisa. Кто был по другую сторону стола с фотографиями и как все происходило?
Я показывала три проекта, все в форме фотокниг: «25 недель зимы», «Внутренняя Монголия» и Other Side. У меня было четыре официальных встречи и несколько неформальных, и я осталась ими очень довольна. Последний раз я участвовала в портфолио ревю в 2011 году в Москве, но не как фотограф, а как переводчик для эксперта. Я тогда отучилась в Родченко первый год и была совсем незрелым автором. Оказавшись в Краснодаре с тремя законченными проектами, я внезапно поняла, какой большой путь проделала за это время. И снова отметила для себя, что очень важно заканчивать проекты, не бросать их на полпути, преодолевать страх перед неидеальным результатом. Ты растешь как автор не только в процессе съемки, но и анализируя затем то, что получилось – когда проект готов, приобретаешь дистанцию по отношению к собственной работе и можешь посмотреть на него со стороны, показать кому-то, например, на портфолио ревю.
На фестивале я познакомилась с Ниной Гомиашвили, Владимиром Левашовым, Марией Гольдман и Алехандро Альмаразом, показала свои работы другим экспертам во время общего ревю. Я получила очень полезную обратную связь и потренировалась говорить о своих проектах – очень важный навык для фотографа.
А писать о них?
У меня с текстами непросто, я не люблю писать о собственных проектах. Мне кажется, что намного интереснее, когда о проекте пишет не сам художник, а кто-то другой, поэтому в своих работах я стараюсь обращаться к найденному или написанному для меня тексту, если я понимаю, что он работает лучше, чем мой. Например, во «Внутренней Монголии» я использую только цитату из «Чапаева и пустоты» Пелевина – она хорошо отражает идею проекта и задает правильный, недокументальный контекст для восприятия фотографий. А для книги «25 недель зимы» текст был написан психоаналитиком, который по моей просьбе подверг анализу сами изображения.
И насколько заключение психоаналитика соответствовало истории болезни? Расскажи про эту книгу.
«25 недель зимы» – мой дипломный проект в Школе Родченко. Я начала серьезно заниматься фотографией после того, как встретила человека, тоже фотографа, который поверил в меня. Я бросила офисную работу, поступила в Родченко. Этот роман закончился как раз в тот момент, когда нужно было браться за диплом. Тогда же я поехала в Петербург на семинар Арьи Хуутиайнен, и ее серии на тему завершившихся отношений вдохновили меня на собственный проект на эту тему. У меня была масса «дневниковых» фотографий, документирующих мой роман. Я начала складывать из них историю и параллельно снимать кадры, отражающие мое актуальное состояние, динамику моих переживаний. В итоге я сделала книгу о переживании разрыва в течение 25-ти недель зимы – время работы над проектом. Я вдохновлялась идеей языка сновидений, когда значение визуального символа не равно изображенному на фотографии. Так я сложила книгу, как дневник, двигаясь от воспоминаний к актуальным переживаниям. В процессе работы я думала о том, насколько мое личное, вложенное в фотографии, может быть воспринято зрителем, и отправила книгу на анализ психоаналитику, чтобы проверить считываемость истории. И анализ оказался недалек от истины.
Рабочее название последней серии Other Side / «Другая сторона». Откуда пришла ее идея?
Эту серию я сняла в Австрии во время месячной резиденции в галерее Ostlicht в феврале 2014 года. Куратор книжной коллекции галереи очень полюбил «25 недель зимы» и пригласил меня в Вену, чтобы я сняла что-то, связанное с городом. Я начала размышлять о его специфике сначала в контексте истории искусства – о начале XX века, об Эгоне Шиле, о венском акционизме, кинематографе Ханеке. Австрия порождает мрачное искусство, которое исследует и обнажает темную сторону человеческой натуры, бессознательное и деструктивное в человеке. С моим психологическим образованием я не могла не вспомнить о Фрейде и о том, что именно в Австрии зародился психоанализ. Я задалась вопросом, почему такая спокойная и благополучная страна как Австрия стала местом начала двух мировых войн и породила таких художников. Вена – совершенно особенное место. Там есть какой-то диссонанс между буржуазностью фасада и внутренним, бессознательным содержанием скрывающихся за ним людей, каким-то их внутренним разложением – даже в презентабельных старушках, которые едят пирожные в венских кафе. В них нет правильности и педантичности немцев, и мне даже кажется, что они чем-то похожи на русских. Казалось бы, в таком благополучном городе нет места для выражения агрессии – он настолько комфортный, чистый, будто создан для благополучной жизни, нет места для выражения той самой другой стороны человеческой натуры – негативных эмоций, меланхолии, печали, агрессии. Я представила, как все это переносится во внутреннее и личное пространство и решила инсценировать эту меланхолию, проявляющуюся наедине с собой. Снимала портреты венских жителей, воображая себе их встречу с этой вытесненной «другой стороной». Вдохновляясь ломанными линиями портретов Шиле, в нейтральных интерьерах, работая с языком тела. У меня было немного времени и я решила поэкспериментировать с техникой – начала снимать на полароидный задник для старой среднеформатной мамии, и это дало подходящую проекту картинку. Моментальная фотография отлично работала с идеей быстрого краткосрочного проекта, а возможность сразу видеть, что получается, позволяло мне и добиться доверия моделей, и корректировать процесс съемки.
Other Side не похожа на предыдущие серии. Отчего произошла такая смена фотографического языка?
Я считаю, что визуальный язык должен в первую очередь соответствовать идее проекта. «Внутренняя Монголия» и «25 недель зимы» тоже отличаются друг от друга, но все три проекта объединяет моя тяга к символическим и бессознательным механизмам восприятия изображения. Мне интересно исследовать возможности медиума фотографии, экспериментируя с ее визуальными свойствами. Например, во «Внутренней Монголии» объекты на фотографии практически невозможно распознать – от большей части изображения остается только «серый шум», который зритель по оставленным мной намекам может достроить сам силой своего воображения. Я создаю визуальное пространство, в котором у смотрящего есть большая свобода для домысливания и, таким образом – присваивания этого пространства себе.
Мне кажется, сегодня технологии и фотография развиваются такими темпами, что не экспериментировать и не пробовать новое просто невозможно, и, думаю, не нужно на протяжении всего творческого пути оставаться в рамках одного языка. Художник – это все же не воспроизведение самого себя.
А работы других фотографов на тебя влияют?
Я очень люблю фотографов, которые работают с личными темами в проектах. Когда я делала «25 недель зимы», то вдохновлялась «Sentimental journey» Араки – моя любимая из его серий, еще дневниковой фотографией Лины Шейниус, которая до сих пор остается одним из моих любимых авторов в этом жанре. Мне нравится, как работает Арья Хуутиайнен – финский фотограф и в прошлом участница агентства Vu, о ней я уже говорила. Кроме того, я ищу вдохновение в других источниках – в живописи, литературе, психологии.
А что сейчас из литературы?
Я читаю одновременно несколько книг, это такой микс текстов, которые совпадают с моим внутренним поиском: книги по психологии, феминистские тексты, книги об искусстве. Сейчас одновременно читаю Франкла, он, кстати, тоже австриец, и «Политику поэтики» Гройса.
В какой степени тебя как фотографа сформировала Школа Родченко, и где ты бы порекомендовала учиться начинающим фотографам?
Школа Родченко повлияла на меня драматическим образом – я вышла оттуда другим человеком и автором. Когда я поступала, у меня были очень наивные представления о том, что такое фотография и современное искусство, и главное – о том, что такое «путь художника». Школа дала мне несколько бесценных вещей: моих однокурсников, которые стали для меня друзьями, строгими критиками и необходимой профессиональной средой; преподавателей, которые передали знания и опыт и научили воспринимать критику и «держать удар», а также пространство для экспериментов и отличную техническую базу. В школе есть и лаборатория, и сканеры для пленки, и возможности для печати. Это очень круто. Мне было непросто учиться, но сейчас, оглядываясь назад, я очень благодарна школе.
Вообще, я считаю, что для фотографа главное – любопытство и стремление к самообразованию. Я училась не только в Школе Родченко, часто я ездила на воркшопы с моими любимыми скандинавскими фотографами в Санкт-Петербург, которые организовывал ФотоДепартамент, и, кстати, продолжаю учиться там и сейчас. Училась у друзей и одногруппников, смотрела фотографии тоннами.
Какие еще способы самосовершенствования и продвижения своего творчества, помимо участия в международных портфолио ревю, работают?
Мне кажется, главное – это быть активным, постоянно работать, оттачивать технику, тренировать глаз, много смотреть, читать, размышлять. Учиться отсекать лишнее и быть требовательным к себе. Мне очень помогла история с фотокнигами – для меня это оказалось удачным способом организации проектов в готовое высказывание, а также продвижения моей работы – книги вышли в Европе и продаются по всему миру, а мне даже не нужно никуда ездить, чтобы показать то, что я делаю. А еще нужно верить в себя и не стесняться своих работ.
Что самое важное для тебя как автора?
Доверять себе и своей интуиции, доверять фотографии. Разрешать себе экспериментировать, пробовать новое, реализовывать идеи, какими бы бредовыми они ни казались. И, конечно, много работать – не только снимать, но и смотреть, и думать.
