Андрей Ткачёв (27), в спортивном клубе смотрит вместе с друзьями игру чемпионата НБА. За время ареста пропустил несколько игр чемпионата НБА. Друзья передавали в камеру распечатки игр. 15 суток ареста.
Как в бывших странах советского блока, так и в мире Белоруссия уже не одно десятилетие тесно связана с определением «последняя диктатура в Европе». Поэтому неудивительно, что именно в этом ключе многие ожидают увидеть современную белорусскую фотографию. Тем не менее, как наглядно показывают результаты недавно завершившегося конкурса «Пресс-фото Белоруссии 2015», белорусы умеют снимать глубокие и смелые проекты о совсем другой, неполитической стороне своей страны, обращая внимание публики на истории об общечеловеческих ценностях.
В качестве примеров можно привести серии «Наташа видит» Анастасии Хролович, «Наука это…» Александры Солдатовой, «Советские интерьеры» Юлии Назаровой. Историю о незрячей, но ведущий активную социальную жизнь девушке отметили не только именитые члены жюри «Пресс-фото Белоруссии» (глава судейской коллегии номинации «Люди» World Press Photo 2014 Джиллиан Эделштейн, чешский фотограф Петр Йосек), но и организаторы конкурса «Vilnius Photo Circle» в Литве. На серии Александры Солдатовой, посвященные взаимодействию белорусов с окружающей их урбанистической средой, неоднократно обращали внимание в Польше («Месяц фотографии в Кракове», 2013), Германии (книжная ярмарка в Лейпциге, 2013; галерея IFA в Берлине, 2014), Литве и России.
Гран-при в этом году получил молодой фотограф Максим Сарычев за серию «598 украденных дней» — об активистах, превентивно задержанных в Минске накануне проходившего там чемпионата Мира по хоккею 2014. Но несмотря на кажущуюся откровенно политической тему задержаний серия представляет зрителям скорее сборник историй о потерянном времени, рассказывая о буднях рядовых белорусов. Она выразительно показывает, что даже, снимая политику, в Белоруссии можно поднимать совсем не политические вопросы. С целью узнать, что же представляет собой поле современной белорусской фотографии, специально для Photographer.ru с победителем «Пресс-фото Белоруссии» побеседовала минский критик Ольга Бубич.
– Максим, в предыдущих работах ты обращался к темам, которые вряд ли на слуху как у белоруса, так и европейца. В Вильнюсе награды была удостоена серия об искалеченной собаке Лойде. Мультимедиа «Двулапый друг» отметили на российской «Photovisa». В еще одной фотографической серии ты концентрируешься на переживаниях родственников без вести пропавших людей. Кто может быть потенциальной аудиторией этих проектов? Кому интересна сегодня такая белорусская фотография?
– Пса Лойда я снимал во время учебы на курсе у Андрея Поликанова, Татьяны Плотниковой и Юрия Козырева. Когда съемки подходили к концу, я задумался над вопросом, который, фактически, витал в воздухе. Один из знакомых фотографов однажды даже озвучил мне его: «Какому изданию нужна твоя собака? Ведь никакому. И Белоруссия, вообще, никому не интересна. Вот сейчас будут выборы – неделю попечатают, а потому будет опять одна Украина». И я с этим абсолютно не согласен.
Почему читателя «The New York Times» волнует личная история Дианы Маркосян про ее папу? Кого волнуют подпольные бои без правил в подвалах Москвы? Но ведь, на самом деле, это всех волнует! Потому что вещи, не говорящие о каком-то узком контексте, представляют собой интересные всем общечеловеческие истории. Если они задевают зрителя на универсальном уровне, затрагивают проблемы, ценности, людей, то и в Африке ее поймут, и в Канаде. А выборы? Да, они пройдут и будут одну неделю, а потом о них все забудут и никто не вспомнит. И поэтому суперважно находить такой ракурс на важные для нас темы, которые будут «считаны» и людьми из другого контекста.
История спасения бездомной двулапой собаки по кличке Лойд, рассказывающая о поиске постоянных хозяев и длительной реабилитации.
Во время тяжёлой семичасовой операции Лойду удалили остатки раздробленных костей лап и хвоста. Первые несколько дней были самыми сложными: болели раны, у Лойда держалась повышенная температура. Несколько раз случались рецидивы - повреждённые места опухали, собаку лихорадило.
Я следовал за Лойдом в течение полугода после операции и стал свидетелем того, что происходило с ним: длительная терапия, сбор средств в интернете на корм и медицинское обслуживание, поиск постоянных хозяев, жесткая реакция общества на животных-инвалидов и отвага добровольцев.
Ухаживая за Лойдом, Оля и Игорь настолько привязался к нему, что решили оставить его у себя. Сегодня Лойд - здоровая собака, с небольшими неудобствами при беге. Он абсолютно на равных ведет себя с другими собаками: ухаживает, бегает, задирается с ними.
Еще Сьюзен Зонтаг писала в конце 1970-х о том, что нас все меньше трогает фотография страданий и боли, кричащая фотография. Мы уже настолько насыщены всем этим, что надо искать другие, более сложные, способы взаимодействия со зрителем, задающие ему вопросы. Хорошим примером умной социальной фотографии является серия Тэрин Саймон «Невиновные», где она рассказывает истории людей, приговоренных к смертной казни или к пожизненному заключению за преступления, которые они не совершали. Она включает у зрителя воображение. Мы рассматриваем фотографии и считываем переживания героев, начинаем задаваться вопросами: Кто это? Что я вижу? Как такое возможно? После чтения подписей срабатывает вторая волна восприятия, появляется эмпатия и возникают явные вопросы к пенитенциарной системе.
Примерно такой эффект я и использовал в своей серии «598 украденных дней». Общаясь с людьми, которые были превентивно арестованы накануне чемпионата Мира по хоккею, я пытался поймать в разговоре с ними то, что «срезонировало» бы со зрителем. Я хотел, чтобы зритель начал примерять на себя жизнь человека, историю которого я рассказываю, чтобы зритель подумал: «Черт, а я ведь тоже люблю игры "NBA"!»
Когда ты видишь жуткие фотографии страданий, сложно перенести эту ситуацию на себя, поверить, что однажды ты тоже можешь в ней оказаться. И это естественная защита организма – думать, что смерь, на самом деле, где-то далеко. Сегодня важно искать новые концептуальные и художественные способы разговора на сложные темы.
– В конце 1980-х – начале 1990-х феномен «минской школы творческой фотографии» приобрел популярность далеко за границами бывшего СССР. Экспериментальные для того времени работы фотографов из Белоруссии (Галины Москалевой, Владимира Шахлевича, Сергея Кожемякина, Владимира Парфенка, Игоря Савченко) принимали участие в международных проектах в Финляндии, Швеции, Германии, Польше, Дании, США. Сама Белоруссия в 1990-х переживала бум клубного движения. Вокруг ряда учебных фотостудий и творческих групп, среди которых, например, студия фотоклуба «Минск», группы «Провинция», «Белорусский климат», объединялась неравнодушная к переменам молодежь.
Что же случилось с белорусской фотографией в 2000-2010? Почему сейчас буквально единицы предпринимают лишь редкие осторожные шаги, отваживаясь показывать свои работы на европейских площадках?
– Мне кажется, что тогда было совсем другое время. Для всего мира СССР был закрытым гетто и внимание к любым процессам, а особенно к контр-культурным, было абсолютно естественным. Думаю, сегодня можно провести параллели с современной Северной Кореей, когда нам безумно любопытно рассматривать повседневную жизнь в фотографиях Дэвида Гуттенфельдера (David Guttenfelder), единственного иностранного фотографа в Северной Корее. И вполне естественно, что после падения Союза интерес к нашему региону резко появился. Всему миру было занимательно увидеть, как тут живут эти сумасшедшие советские люди с гуляющими по улицам медведями и водкой.
Складывается ощущение, что мы сами навесили на себя лэйбл «мы никому не интересны». Многие всё ещё думают, что сегодня достаточно снимать в стол. А галеристы и фоторедакторы сами примчатся на окраину Минска из Нью-Йорка и Парижа с предложением персональной выставки на «Paris Photo» или «Visa pour l’Image»! А когда этого не происходит, а годы идут, амбиции растут, то надо же как-то оправдать себя? Отсюда и появляются реплики про отсутствие тем, про отсутствие интереса к стране и глобальный заговор. Правда это удобное оправдание собственной лени и нежеланию меняться?
Более того, сегодня конкуренция огромна даже среди думающих фотографов с сильным визуальным уровнем. Поэтому, не прикладывая усилий, у каждого из нас есть шанс в один момент оказаться седовласым непризнанным гением.
– В своих интервью белорусским СМИ, говоря о зрителе, ты неоднократно называешь его «безразличным», подчеркиваешь, что своими проектами и выставками ты пытаешься «устранить барьеры между фотографом и зрителем». Как бы ты описал нынешнюю ситуацию взаимодействия творческих людей и публики?
– Очень важно найти способы и форму донесения высказывания до аудитории. Эта штука, которую сегодня многие художники и фотографы игнорируют. Если мы говорим о социальной и критической фотографии, то нам нужна широкая аудитория. Такие проекты нет смысла показывать в галерее, куда дойдет 500 человек из арт-тусовки. Нужно добираться до огромной аудитории Tut.by (прим. автора: популярный новостной ресурс в Белоруссии), Lenta.ru или Meduza.io. Интернет – это просто еще один канал, как и галерея с фотокнигой, и было бы глупо его не использовать.
Но для некоторых высказываний нужно идти в публичное пространство. Меня вдохновляет смелость современных политических акционистов постсоветского региона (Пётр Павленский, арт-группа «Война»). Если говорить о сфере фотографии, то примером может служить инициатива #dysturb, которая показывает критическую фотографию в публичной среде. Фотожурналисты Pierre Terdjam и Benjamin Girette решили пойти напрямик к зрителю – расклеивая огромные чёрно-белые отпечатки фотографий прямо на улицах Парижа. Такие способы взаимодействия авторов со зрителем, без камеры и вне медиасферы, часто могут быть значительно эффективнее и честнее традиционных методов.
– И, насколько я помню, одним из примеров успешного прямого взаимодействия с публичным пространством стала выставка, которую ты устроил в собственном подъезде осенью 2012 года? В обычной многоэтажке спального района ты столкнул своих соседей лицом к лицу с проблемами бездомных животных.
– Да, это был интересный опыт интервенции в публичное пространство. Но было бы наивно думать, что эта “встреча” что-то изменит. Во всем мире полно маленьких некоммерческих галерей, где художники ничего не платят за возможность показывать зрителям свое безумие. Существуют квартирные галереи, работающие два дня в неделю, пару часов. Более того, галерея может функционировать и в приватном пространстве, а площадкой для экспозиции работ может стать, по сути, любой предмет. Например, словацкая художница Мира Габерова сделала галерею из домашнего холодильника. В Брно есть галерея в кошельке.
Почему это не происходит у нас? Наше публичное пространство жестко контролируются капиталом и властью. Стоимость аренды любого пространства, пригодного для галереи, стартует с тысячи евро в месяц. Это немыслимые деньги для окупаемости культурного пространства, когда в головах людей всё еще есть уверенность в том, что искусство должно быть бесплатным. Но даже осознания того, что ты сам можешь открыть галерею у себя дома, в своем подъезде, пока у нас нет.
В этой ситуации меня очень радуют новые частные инициативы, такие как Месяц Фотографии, инициируемый Андреем Ленкевичем, прекрасное пространство «ЦЭХ» Юлии Дорошкевич или «Галерея 12» Димы Велескевича. Всё это истории, которые меняют среду и вдохновляют других на движение.
– К вопросу об «уюте» и зоне психологического комфорта зрителя… Как ты, наверное, знаешь, недавно в публичном обсуждении выставки молодой белорусской фотографии «Артерия» один из авторов заявил, что для него важность представляют комментарии, которые оставляют посетители в тетрадке для отзывов, а не мнения арт-критиков, указывающих на недочеты в организации и представлении концепции. В этом же ключе вспоминаются слова куратора и преподавателя «ФотоДепартамента» Нади Шереметовой, которая цитировала отзывы «Будьте ближе к реальности!» или «Верните реализм в галереи!», полученные на умные, но неудобные выставки «молодой российской фотографии». О чем говорят фотографу те и другие комментарии?
– Я не хочу показаться снобом, но у сегодняшнего белорусского зрителя вкус во многом сформирован невысоким уровнем фотожурналистики в СМИ и консервативными государственными художественными институциями. Так что если мне пишут, что у меня мрачные, размазанные фотографии, от которых становится страшно, то это может быть самой лучшей похвалой! Значит неподготовленный зритель эмоционально пережил моё послание, но не осознал этого.
Сегодня люди приходят в галерею, и, если они с ходу не считывают идею художника или его визуальный язык, то многие на этом и останавливаются. Непонимание вызывает дискомфорт и включает психологическую защиту, которая перерастает в атаку.
Мне в большей степени импонировало бы, если бы поход на выставку воспринимался как «challenge», персональное испытание. Если бы зритель нормально реагировал на то, что ему что-то неизвестно и непонятно, если бы он осознавал ограниченность своего визуального и жизненного опыта. Может быть тогда, при подобной «перестройке», все имеет шанс измениться. И неважно, о каком медиуме мы говорим – о фотографии, акционизме или кино.
Сегодня я не хочу, чтобы меня с сочувствием воспринимали как фотографа из «last dictatorship of Europe» или из Восточной Европы. Это шлейф гетто, от которого нам еще предстоит избавиться, делая сильные работы.
Максим Сарычев родился в 1987 году, живет и работает в Минске (Беларусь). Фотографическое образование получал, принимая участие в ряде образовательный курсов, среди которых курс Андрея Ленкевича (2010), курс Андрея Поликанова, Юрия Козырева и Татьяны Плотниковой (2013), мастер-классы Стэнли Гриина (2013) и Эдриана Келтерборна (2014). В настоящее время проходит обучение на курсе у Надежды Шереметовой в «ФотоДепартаменте» (Санкт-Петербург, Россия).
Максим Сарычев работает над долговременными проектами в жанре документальной и арт-фотографии. Его интересуют социальные проблемы и конфликты между человеком и природой. Фотограф постоянно экспериментирует с новыми формами визуального нарратива на грани фотографии и видео. Проекты Максима Сарычева были удостоены ряда наград в Белоруссии и Европе: гран-при на «Пресс-фото Белоруссии 2015», 2 место в категории «Мультимедиа» на фестивале PhotoVisa 2014 (Россия), 1 место в номинации «Право говорить» на кинофестивале toKino 2013 (Литва). Работы Максима также вошли в финал фестиваля Vilnius Photo Circle 2014 (Литва) и конкурса Prafota 2014 (Беларусь), а также показаны в рамках персональной выставки на фестивале Warsaw Photo Days 2013 (Польша).
