Фотограф из Узбекистана – Анзор Салиджанов, – более известный под патриотическим псевдонимом Бухарский, несмотря на победы, выставки и проводимые мастерклассы, относится к своим достижениям с долей иронии и скромности. В интернете его давно знают как автора атмосферных снимков светотеней любимой Бухары и отлично владеющего словом писателя. Продолжая серию интервью Photographer.ru с фотографами из стран бывшего советского блока, критик Ольга Бубич интересуется у Анзора не только его творчеством, но и проблемами и достижениями современной узбекской фотожурналистики. «Первый в мире узбек на Венецианской Биеннале» не скрывает своей фирменной иронии и на вопрос о специфике местной фотографической среды смело отвечает: «Узбекская фотография? Это – я!» Тем не менее, даже будучи вооруженным подобными амбициями, в непростых условиях своей страны Бухарский предпочитает оставаться незаметным.
– Анзор, сразу признаюсь, что выстраивать линию интервью с вами непросто. В сети о вас написано достаточно много: с одной стороны, хочется избежать повторений, но в то же время и заинтересовать читателей, которые могли ни разу о вас не слышать.
Я знаю, что вы учились в Ташкентском театрально-художественном институте на факультете «театральная декорация», затем работали по специальности «декоратор» в театре оперы и балета им. Алишера Навои в Ташкенте. Глядя на ваше снимки, метафора театра неизбежна: вот, например, «задник» из стены минарета или развешенного белья, вот и «персонажи» – спешащие по своим делам жители, подсматривающие дети, случайно обратившая в сторону объектива взгляд женщина. Для вас Узбекистан – театр?
– Видимо, работа в театре и любовь к театру так или иначе отразилась в моем творчестве. Я всю жизнь работал с изображением: раньше рисовал графику, писал акварелью и маслом, сейчас фотографирую. Иногда замечаю в своих снимках театральное построение сцены – главный герой, задник, мизансцены, и даже падуги и кулисы.
– А в какой степени вы сами, как фотограф, задействованы в спектаклях, разворачивающихся на сцене города? Или, как вы признались в одном из интервью, не вовлекаетесь в происходящее, предпочитая «мечтать о шапке-невидимке»?
– Да, о шапке-невидимке я мечтаю до сих пор. Особенно мечта становится актуальной, когда «есть кадр», но по разным, не зависящим от меня причинам его невозможно снять.
Конечно, как честный фотограф, я стараюсь соблюдать кодекс настоящего документалиста – не вмешиваться в происходящее, оставаться наблюдателем. И учителя мои говорят, что режиссировать кадр не кошерно.
– В описаниях ваших фотографий присутствует много поэтических терминов, вы говорите о увлечении цветом и светом, восхищаетесь Рембрандтом, отголоски которого действительно можно с легкостью найти в ваших работах. Тем не менее, как бы вам не хотелось откреститься от социального аспекта, его нельзя не замечать в «театре Узбекистана Бухарского». Почему вы не делаете этот аспект более видимым через серии снимков, которые могли бы рассказать зрителям из других стран о проблемах будничного Узбекистана: например, о пропасти между богатыми и бедными, о роли религии в жизни людей, о представлениях местных жителей о красивом?
– Я уже говорил не раз: мне неинтересны социальные проекты, это другая область фотографии – фотожурналистики. Я ищу в творчестве сиюминутный кадр, кадр-щелчок, самоценный в своем одиночестве. В социальной фотографии нужен конфликт: маргиналов с обществом, личности с государством и т.д. Я же ищу гармонию. Гармонию света и тени, цвета, линий, событий.
– Почему вы не работаете над долгосрочными проектами? Есть ли реальные намерения в этой области?
– Слово «проект» мне неприятно изначально. «Ах, я работаю сейчас над одним проектом! Вы слышали о моем новом проекте?» – заливаются трелью слегка молодые фотографы, от чего меня воротит. Если задуматься, то проект – это план, заранее продуманное действие, часто даже долгосрочное. А искусство – оно из Космоса, или от Бога, если хотите. Его нельзя запланировать, рассчитать. В искусстве очень часто конечный результат непредсказуем, в этом есть его великая сила.
Проекты – это от лукавого. Проектные (современные) художники очень хитры и расчетливы. Они заранее знают, из чего проект собрать и куда потом его пристроить. Эти ушлые ребята высасывают «проекты» буквально из пальца и умудряются на них неплохо разжиться, ибо знают все актуальные гранты, объявленные в интернете. Если взять отдельный экспонат (в данном случае мы говорим о фотографии) из их проектов, то он собой ровным счетом ничего не представляет. Более того, очень часто эти проекты не воспринимаются цельно, если не знать их концепцию – то есть принцип, по которому «художник» их собрал.
Если говорить о себе, то есть несколько тем, над которыми я работаю постоянно: это темы с азиатскими цыганами-люли, городской фотографии о Бухаре, сельской местности. Это даже не серии, это именно темы, из которых я время от времени что-то вытаскиваю потом для показа на выставках или в интернете.
А пропасть между богатыми и бедными существовала всегда и везде, не только в Узбекистане. Кстати, именно в Узбекистане эта пропасть не столь очевидна, народ в последнее время стал жить достаточно зажиточно, если не сказать – кучеряво. Улицы заполонило огромное количество дорогих автомобилей, появились нехарактерные для маленьких городов пробки. Жилища вытянулись ввысь и вширь, а сами жители одеваются как с миланской недели моды. Жаль, но одновременно с этим исчезают неповторимые лики городов, их прежняя духовность и монолитность. Приезжайте в Бухару, Хиву или Самарканд – вас с гордостью поведут показывать старый город, его кирпичные достопримечательности. Эти островки старины – единственное, что осталось от подлинной красоты и былой идентичности, да и то, со скоростью погребается под приметами современности, обрастая спутниковыми антеннами, рекламными вывесками и пластиковыми строениями.
– Анзор, откуда у вас такое негативное отношение к современной фотографии? Неужели вам никогда не встречались актуальные авторы, чьи концепции действительно вызывали бы в вас интерес и уважение?
– Абсолютно не негативное, скорее – равнодушное. Может чуточку презрительное, и не к фотографии конечно же, а к авторам актуальных проектов и всему, что с этим связано. Знаю небольшую ташкентскую тусовку молодых и седых авторов, постоянно вьющуюся вокруг грантодательных организаций. Все, что они делают, давно сделано за границей и в России, но они упорно продолжают мусолить избитые мотивы: «экологические проблемы», «глобализация», «молодежный эпатаж», «гендерные конфликты», «национальные меньшинства» и даже «сексуальные меньшинства». Все это, как правило, получается много хуже, чем уже созданное ранее. Чем, скажите, может быть интересен проект с татуировками и пирсингом, если ранее подобное видено уже сотни раз? Тем, что этот сделан в Ташкенте? Но избитые в хвост и гриву темы авторы заправляют соусом из громоздких концепций, тянущих на диссертацию.
– А что вообще представляет собой журналистика и фотожурналистка в Узбекистане? Где молодежь получает образование в этих профессиях?
– Ой, вот есть некоторые вещи, о которых нужно говорить или хорошо, или промолчать. Я бы промолчал, но внутренний бесенок так и егозит: «Ну же, не молчи, выдай парочку ядовитых комментариев! Ну, смелее!»
Фотожурналистика в Узбекистане… Чтобы существовало такое понятие, наверное, прежде всего, нужно наличие самой журналистики – пишущей остро, злободневно. В советское время существовали газеты и журналы, где были и крепкие тексты и фотоиллюстрации к ним, были отличные мастера, снимающие для прессы. Позже в печатной продукции выжили желтые развлекательные газетенки со сканвордами и рубриками «Это интересно». Ясен пень, что картинки к ним дергались уже из интернета, а вакансия фотокора стала ненужной. В Ташкенте есть несколько фотошкол, где молодежь обучают профессии, но популярностью пользуются курсы свадебной и студийной съемки.
Несколько раз энтузиасты пробовали организовать мастер-классы, приглашая метров современной фотожурналистики из России и даже из заграницы. Примечательно, что народ на них шел очень вяло, тогда как местный свадебный фотограф средней руки собирал на своих семинарах аншлаги.
Не могу не сказать о метрах отечественной фотографии, работавших когда-то в новостной прессе – Викторе Ане, Владимире Дубровском. Они могли бы послужить отличным вектором для молодежи, если бы фотожурналистика существовала. Но боюсь, что она умирает как профессия не только у нас, но и во всем мире…
– Однажды, говоря об узбекской фотографии, вы отметили, что ее стоит называть «массовым увлечением, но никак не явлением». А среди проблем, которые сегодня характерны Узбекистану, вы перечислили «засилие пошлости, мракобесия и бескультурья». Что, как вам кажется, должно произойти, чтобы поднять культурный уровень узбеков? Как направить уже этот имеющийся «массовый интерес» в созидательное русло ценителей фотографии другого уровня? Ведь, судя по вашему профессиональное резюме, вы все же показываете свои работы на родине, ваши выставки были в Ташкенте, Бухаре, Самарканде – значит предложения со стороны галерей все же есть, есть и зрители…
– Стоп, стоп, стоп! Какие галереи? Что Вы такое говорите? В Ташкенте есть единственный Дом Фотографии, где иногда проводятся фотовыставки. Все они монтируются под бдительным оком какого-нибудь «ответственного лица» из Министерства Культуры, единолично решающего, что оставить в окончательной экспозиции, а что показывать не следует. Не беда, если нарушится тщательно выстроенная куратором концепция, все решается на номенклатурном уровне. Я не знаю, почему даже в искусстве это должны делать чиновники, частенько не разбирающиеся в нем совсем.
Недавно мне понадобилась одна справка из Академии Художеств, членом «Творческого Объединения» которой я являюсь как раз по секции фотографии. Справка нужна была, чтобы заполнить графу «место работы» в анкете для получения заграничной визы. Секретарь в приемной меня предупредила: «У Вас есть две минуты, чтобы изложить проблему». Я прождал еще десять минут, хотя посетителей больше не было, когда меня таки, пригласили в кабинет. Сохраняя регламент, я выпалил свою проблему, кажется даже, уложившись в минуту сорок семь секунд.
«Вы у нас кто?» – сухо спросила чиновница, заседавшая за столом.
«Я фотограф, мне нужна справка для посольства…» – растерянно промямлил я во второй раз.
«Это очень серьезный документ. Мы не выдаем подобные справки всем подряд. Где Ваше удостоверение, для начала?» – строго сказала чиновница.
Напрасно я показывал уже купленные авиабилеты и копии всех сданных в посольство документов (удостоверение я забыл дома в Бухаре) – восседавшая за столом была неумолима, сославшись на строжайший порядок для получения «важных документов», через внимание… «Международный Отдел». В итоге, справку в Академии мне так и не дали. На помощь пришла Шахноза – директор галереи «Арт&Факт», где я иногда читаю лекции и показываю свои работы.
Я понимаю, что сейчас непростые времена, когда в обществе активизируются негативные элементы и явления, но борьба с ними не должна превращаться в охоту на ведьм. Например, в Узбекистане усилили борьбу с порнографией и ее производителями. И это неплохо, лишь бы не получалось как в пословице про лес и щепки.
Однажды, уже на родине, в аэропорте, увидев у меня кофр с фотокамерой, таможенник решил заняться досмотром как кофра, так и остального багажа.
«Что тут есть? Порно везете?» – спросил он, достав из рюкзака внешний жесткий диск для компьютера. Я объясняю таможеннику, что сейчас совсем не обязательно возить с собой что-то на жестком диске, все можно скачать/переслать в интернете, что на диске у меня только фотографии. Однако, мой аргумент показался неубедительным и его коллеги унесли смотреть содержимое диска (без меня, между прочим) на служебном компьютере. Я не знаю, насколько это законно, если конечно вы не подозреваемый, но таможенник в это время еще и полностью досмотрел мой багаж, тщательно перелистывая подаренные мне книги, а потом долго изучал содержимое моего мобильного телефона.
Мракобесие и бескультурье рождается в обществе, искусство всего лишь зеркало этого общества, отражающее наиболее яркие его моменты, или вскрывающее язвы. Показателен случай: великая певица, финалистка конкурса «Голос» Наргиз Закирова приехала на Родину из США. Мы должны гордиться безумно талантливой землячкой, благодаря таким личностям в мире узнают о нашей стране, ведь любая страна – это, прежде всего, ее герои. Но случается неожиданное – в соцсетях ее вдруг начинают обливать грязью именно соотечественники, обсуждая внешний вид певицы, прическу, татуировки, манеру одеваться и даже личную жизнь. Пишут агрессивно, не стесняясь в выражениях. Где хваленные узбекские доброжелательность и гостеприимство? Почему мы набрасываемся стаей, нет, точнее сворой на тех, кто чуть отличается от нас, кто на голову поднялся выше?
– Анзор, расскажите, пожалуйста, о своем опыте участия в Ташкентской международной биеннале. Насколько это событие значимо для формирования и развития культурной среды в Узбекистане? Проявляет ли интерес публика? В какой степени решаются задачи данного мероприятия? Какая роль в них была отведена вашим работам?
– Ташкентская биеннале – пожалуй, наиболее значимое событие в области современного искусства и культурной жизни страны. Я два раза участвовал на ней со своими работами, и даже был награжден серебряной медалью с дипломом.
– Какие фотографии вы показывали? Какую обратную связь получили?
– Участвуя в биеннале впервые в 2007, я выставлял еще свои коллажи. Они имели переменный успех: молодым фотографам понравились, более старшие разглядывали с некоторым подозрением и ехидством. В 2009 я выставлял уже «чистую фотографию» в рамках кураторского проекта «Эстетика гедонизма». Никакой обратной связи со мной не было, да я и не ожидал такой.
– Как вы думаете, есть ли у биеннале будущее в вашей стране?
– Отрадно, что с каждым разом биеннале расширяет свои границы, приглашая участников из разных стран и выставляя все более смелые экспозиции. На одной из биеннале членом жюри был даже великий Гарик Пинхасов, приглашенный организаторами специально по такому случаю. Жаль-жаль, мне так и не довелось с ним встретиться лично – я проводил тогда мастер-класс для участников из России..
Что касается культурной среды в Узбекистане – то, на мой взгляд, она очень пестрая. Если в глубинке народу ближе традиционные ремесла – чеканка, глиняная посуда, миниатюры, тряпичные национальные куклы и т.д., то в столице осторожно, с недоверием, но привыкают к современному арту. Есть постоянные тусовки на этом интересе, закрытые и в меру открытые показы, совместные воркшопы. Большой популярности это не найдет никогда, все-таки Узбекистан – страна глубоких консервативных ценностей, но развиваться параллельно, не вступая в конфронтацию с академическим искусством, будет.
– А как вы попали на Венецию в 2009? Очень интересно узнать и об этом опыте. Представляли ли вы свою экспозицию лично? Участие в такого рода международных мероприятиях – очень большое достижение для любого автора. Значит ли это, что ваше творчество было признано на государственном уровне?
– Вы очень оптимистичны в своих вопросах. Это я на счет «было признано на государственном уровне»... Начну с того, что о существовании Венецианской биеннале я слыхом не слыхал, пока не получил на электронную почту приглашение к участию от координатора нашего павильона. Отдельного павильона Узбекистана в Венеции нет, есть CAP – Павильон Центральной Азии.
Тогда я увлекался фотоколлажами и активно выставлял их в интернете. Координатор – молодая талантливая девушка из Бишкека – увидела их в интернете и показала куратору павильона. Мной заинтересовались и пригласили показать свое творчество на одной из главных мировых площадок современного искусства. Так я оказался единственным участником из Узбекистана в CAP, хотя заявок от самовыдвиженцов было не меньше семидесяти, как мне сказали позже.
И надо же было случиться, что буквально незадолго до этого у меня сломалась фотокамера. Я собрал все документы и пошел в местные бухарские органы власти с просьбой помочь в приобретении недорогой камеры любительского уровня, ибо не хотелось оказаться в Венеции без основного инструмента. Меня отослали в отдел «Международных связей», где очень внимательно выслушали. Наконец, один из представителей власти решил пойти ко мне домой и лично осмотреть условия моей жизни. Не знаю, что он ожидал там найти – Ламборджини у подъезда или огромный пентхауз, но ничего кроме старых обоев в однокомнатной квартире он не увидел. Чиновник торжественно пообещал мне помочь с камерой, и приходил еще два раза. Поняв, что фотоаппарата мне от него не дождаться, в четвертый раз я просто встретил его у двери, не пригласив внутрь.
С тех пор я решил для себя одно – мне не нужно никакой помощи, лишь бы не мешали. Зато я был первым в мире узбеком, лично поехавшим на Венецианскую Биеннале представлять свои работы! Я гордо стоял у своей экспозиции в костюме и галстуке, раздавая автографы, и надеялся, что меня наградят золотым венецианским львом!
Я ничуть не расстраиваюсь, что меня не знают на Родине, и отчасти даже рад этому, ведь фотограф не должен быть на виду. Фотограф – лицо не публичное, это не звезда сцены или кино, не крупный бизнесмен или политик. Я уверен, что фотограф должен быть незаметным.
Анзор Бухарский (Салиджанов) – фотограф, преподаватель документальной, жанровой и стрит-фотографии, победитель ряда фотоконкурсов, в числе которых – гран-при в конкурсе документальной фотографии им.Карла Буллы, Санкт-Петербург (2013). В 2009, представляя Узбекистан, Анзор принял участие в 53-й Биеннале современного искусства в Венеции, в 2008 – в Биеннале в Стамбуле. Персональные выставки фотографий Анзора прошли в Москве, Новосибирске, Барнауле, Южно-Сахалинске, Хабаровске, Кирове, Бухаре, Самарканде и других городах России и Узбекистана. По версии китайского сайта The Other Hundred, Анзор Бухарский вошел список 100 лучших фотографов 2013 года.
