За последние годы имя этого художника ассоциируется с деятельностью Yakut Gallery, представляющей неожиданные, как в контексте актуальной художественной жизни столицы, так и по красоте своей, произведения, среди которых достойное, но не акцентированное место занимают произведения самого Александра Якута.
Его творчеству посвящены статьи в крупнейших зарубежных журналах по современному искусству, эксперты которых, не будучи постоянными резидентами в России, за время своих коротких приездов в состоянии оценить новизну и самобытность, перспективность и вписанность в международный контекст тех или иных событий/имен/течений в современной художественной жизни Москвы и Петербурга, подчас недоступные пониманию тех, кто находится внутри сего художественного процесса.
Появление и развитие деятельности Александра Якута-художника и его галереи с начала 1990-х годов, идеологические (в первую очередь) расхождения с «Первой галерей», одним из основателей которой он выступил в 1989 году, рассеивают оппозицию-миф о неоклассицистическом дискурсе развития современного искусства Санкт-Петербурга и исключительно превентивно-концептуальном дискурсе Москвы. То, что сегодня является искусством 1990-х Москвы и не находится при этом в рамках узко политизированного социально рефлектирующего «арта», во многом выросло и было артикулировано как самостоятельные творческие позиции благодаря деятельности Александра Якута. Независимо от того, примыкали конкретные художники к его галерее и исповедовали его видение задач искусства или находились в оппозиции к нему, именно сформулированные Александром Якутом и Yakut Gallery вопросы о назначении искусства заставляли определяться тех, кто вписывал себя в московский художественный контекст.
Вообще вопрос этики связан с вопросом хорошего домашнего воспитания и происхождения. Если отбросить в сторону разговор о семейных традициях Александра Якута, наследника выдающего актера Всеволода Якута, то в деятельности своей галереи этот куратор придерживается позиции породистого искусства. Он не терпит полукровок, готовых перепевать чужие мотивы, не терпит «теплых» — которые ни холодны, ни горячи. Искусство, выбранное этим куратором глубоко лично, оно есть его выбор, основанный на его личных эстетических и философских убеждениях; той же ответственности (не путать с ответственностью социальной, гражданской и проч. — это лежит вне компетенции искусства, по мнению галериста!) он требует от своих художников. Он не делает их своими, не присваивает, хотя ему принадлежит право открытия нескольких весьма значимых имен, среди которых Владислав Мамышев (Монро) и Андрей Безукладников; первая выставка Валерия Кошлякова прошла в галерее Якута… Он один из немногих, кто открывает и выращивает художников, как прекрасные цветы в викторианской оранжерее…
Говоря о не-своевременных позициях, столь характерных для Александра Якута, умеющего, оставаясь собой, опережать время, помимо этического, почти вызывающего, провокативного на фоне всеобщего попустительства к правилам хорошего тона и честной игры, назовем еще эстетическое провоцирование к дискуссии, причем не столько словесной, сколько визуальной. Как еще можно дискутировать вокруг понятия «хорошего вкуса»? Каким образом можно определить это присущее или отсутствующее у личности качество? Выдвинем тезис, что Александру Якуту присущ хороший вкус, даже художественная элегантность. Это означает, что множество его коллег по цеху оказываются его не столько соперниками в оспаривании права обладания, сколько противниками. «Хороший вкус» подобен «хорошим манерам», «национальной идее», «воли к власти», «духу народа» и прочим маловнятным для находящихся не в теме художественных дискуссий терминам; все вышеперечисленные понятия могут быть оспорены и защищены лишь произведениями искусства. Никакая книга, никакой манифест не в состоянии доказать их экзистенцию, пока они не превращаются в данность, и если в качестве данности исторической они могут быть даже опасны, то в области искусства они есть единственный оплодотворяющий порыв.
Еще в эпоху «Первой галереи» в Москве состоялась выставка Хельмута Ньютона, организованная усилиями Айдан Салаховой, Евгения Митты и Александра Якута. При эстетическом согласии Якута и Раушенберга в тот период не удивительно, что спустя годы во время следующего приезда Ньютона в Москву, он вспоминал о своем общении с прекрасной Айдан более всего… Уже первые выставки конца 1980-х в галерее под руководством триумвирата были на острие современной проблематики взаимоотношений живописи и фотографии. Экспозиция «Фото в живописи» (1989) с участием И. Чуйкова, Э. Булатова, С. Файбисовича и Э. Гороховского стала первой русской независимой реакцией на актуальную в тот период дискуссию о взаимоотношении двух медиа (после выхода в свет исследования van Deren «The Painter and the Photographer» (1986)) и своеобразным приношением к 150-летию фотографии (1989)…
В начале 1990-х Yakut Gallery стала одной из первых, обратившей внимание на отечественную арт-фотографию как достойное репрезентации явление. Среди ранних экспозиций фотографии у Якута была выставка живущего ныне в Канаде Виктора Корченко, не всколыхнувшая публику, но заворожившая понимающих зрителей своей магической красотой. Выставка называлась «Лес», но была и пейзажем, и интерьером, и натюрмортом, увиденными сквозь старинную камеру; спечатанные без затей негативы, подобные старинным, восхищали своеобычием оптического рисунка изображения; тогда Москва, еще не знавшая толком Йозефа Судека, могла наслаждаться российской метафизикой фотографии…
Без участия Якута сложно представить себе столь широкую популярность в московских художественных кругах фотографа и философа Андрея Безукладникова, без экспонирования произведений которого в 1994-1996 году не обходилась ни одна из крупных акций галереи.
Особое место в кругу фотографов галереи занимает Стас Клевак. Этот талантливейший фотограф середины 1990-х годов, ушедший из жизни совсем молодым, обещал стать уникальным визуальным поэтом современности. Но уже того, что он успел сделать, и что Yakut Gallery экспонировала тогда и продолжает показывать сегодня, достаточно, чтобы говорить об этом мастере с максимальной степенью почтительности. Этот мальчик, мыкавшийся между Москвой и Петербургом, сумел связать две фотографические школы воедино: поэтику черно-белой сумеречной сновидческой питерской фотографии и рукодельность, многослойность работы над отпечатком, сохранившуюся в московской школе со времен пикториальных мастеров. Поддержка Якута сыграла в судьбе Клевака и хорошую, и трагическую роль, поскольку фотограф был вознесен на пьедестал, помещен в волшебный сосуд вневременного belle art, отнюдь не сопряженного с реалиями повседневной вульгарной жизни…
Как мы уже отмечали выше, собственная артистическая миссия Александра Якута — заполнение собою лакун в собственных эстетических концепциях. Не найдя ни в Евгении Нестерове, ни в Натальи Жерновской, ни в прекрасном мастере рекламной фотографии Дмитрии Власенкове, ни тем более в самостоятельном внутри своей художественной системы Стасе Клеваке воплощения собственной концепции артистической фотографии, Александр Якут сам вошел в фотографию. Как пишет его биограф Майя Кононенко, «именно появление «Нарцисса» (имеется в виду издание журнала с 1996 года. — прим. автора) и заставило Якута сконцентрировать собственные артистические амбиции именно на фотографии. Тем не менее, он не выносит, когда его называют фотографом. Фотография для Александра Якута — не более чем средство воплощения тех идеологических и художественно-стилевых тенденций, которые инспирирует, развивает и продвигает «Yakut Gallery». С точки зрения из фотографии, что есть фотографии Александра Якута? Это вычищенные до блеска изображения, — где реальность служит отправной точкой; пропущенная через фотографическую оптику, она снова приближается к условности картины, пройдя цифровую огранку и форматную печать, — доведенные до состояния живописи непосредственным цветовым прикосновением кисти художника.
К какому направлению тяготеют фотографии Якута? Вероятно, их точным определением было бы название «фотокартина». Терминологически это новообразование, поэтому попытаемся объясниться, что мы подразумеваем под ним. Во второй половине XIX века фотография вышла из тени технического прогресса и впервые была осознана как самостоятельная форма репрезентации художественных идей. Она еще не стала видом искусства (только модернизм после Первой мировой войны откроет ей двери, примирив общество с абстракцией в живописи, экспериментальным изображением в фотографии, а затем и с прямой фотографией как искусством). Еще в самом конце XIX века появляется первый интернациональный стиль в фотографии, получивший, с легкой руки англосаксов, название «пикториализм», т.е. появилась фотография изобразительная, конгениальная живописи, обладающая, как и другие виды искусств, развитой жанровой структурой и собственными средствами выразительности, а также технологиями печати, превращающими каждый отпечаток в неповторимое законченное произведение. Этот стиль просуществует вплоть до Первой мировой; вызвав множество споров о легитимности жанров в фотографии, адекватности фотографической формы и художественных идей; вызвав мутацию представления о фотографии — от отражения к изображению, образному, личностному творчеству, отталкивающемуся от реальности, но не копирующему ее. Пикториализм нашел в России плодотворную почву, развился здесь в собственных формах, в том числе, оброс новыми ответвлениями классических жанров, был по-русски интонирован местными мастерами. Насколько современная фотография Якута восходит к той рукодельной традиции? В малой степени. Уже пикториализм определил возможность существования фотографического отпечатка — выполненного в особой технологии, в специально найденном для него размере, специальном оформлении, отпечатке, порою доведенном до совершенства вручную, с применением всего арсенала живописных и графических инструментов — как самостоятельного произведения искусства. Внутри пикториальной фотографии, в среде ее адептов важными знаками принадлежности стилю считались соединение фотографической природы отпечатка с картинностью старого искусства и разрешение сложных оптических задач при построении изображения.
В какой мере эти сугубо фотографические проблемы волнуют художника Якута сегодня? Безусловно, они лежат за пределами сферы его артистических интересов. То, что несомненно волнует его, так это соотнесение изображения в фотографии с изображением на картине, выполненным исходя из концепции сюжета и эстетических притяжений, на плоскости. (Иначе говоря, это вопрос переноса фотографического изображения в область изображений по представлению, где реальность выстраивается на основании опыта ее познания, но заново моделируемая во всей полноте). Вопрос соотнесения картины и фотоснимка на протяжении всей истории фотографии волновал художников, работавших с ней как инструментом скорописи, инструментом создания набросков и дневниковых изображений, а также тех, кто практиковал фотографию с целью нащупать отличия двух изобразительных систем, оптико-механической (фотографической) и реконструкционной (системы воображения художника). Эксперименты в этой области привели к созданию на рубеже XIX — XX веков так называемой фотографии художников, среди авторов которой называют Муху и Боннара, Климта и Мунка. В России, в Санкт-Петербурге молодые художники в стенах Императорской академии художеств также экспериментировали с фотографическим медиа. Если не брать во внимание общественное признание фотографического-живописного эксперимента Исаака Бродского «Ленин в Смольном», то осмысленного и представленного на суд публике продолжения этих экспериментов в ХХ веке в русском искусстве не было вплоть до 1980-х годов. Обращаясь к произведениям Александра Якута, сопоставляя их с традицией работы с фотографией Императорской академии художеств, традицией, сложившейся в среде академического, тяготеющего к гармонии классицизма, искусства, мы говорим об апеллировании современного художника к традиции, о диалоге сквозь время. Александр Якут работает над фотокартинами. Из современных мастеров, чье творчество может быть созвучно его поискам, назовем лишь француза Виржила Бриля, но его многометровые фотографические панно гораздо ближе пикториальной эстетике…
Два наиболее полно воплощающих эстетику фотографических произведений Якута цикла — это «Ordjonikidze all-inclusive» (2003) и «Луна и звезды» (2004).
Первая серия стала данью восхищения эстетикой просвещенного нео-академизма сталинской эпохи; выключенный из политического контекста, этот стиль являет собой вершину интеллектуальной и пластической игры с историей искусства, от античности до возвышенных перспектив Веронезе и палладианской архитектуры.
Вторая серия посвящена Востоку. Не тому экзотическому сказочному зрелищу, которое представлял собой Восток на полотнах французских художников XIX века от Делакруа до Жерома и Пюве, но Востоку, с которым соприкоснулись русские, вводя его в пределы Российской Империи и порождая тем самым эстетические и семантические напластования, религиозные и философские парадоксы, приведшие в конце ХХ века к рождению новых ответвлений традиционных религий и появлению современной концепции традиционализма и евразийства. Один из повторяющихся мотивов в высказываниях Александра Якута в прессе и в манифестах журнала и галереи, это отстраненность искусства от сиюминутности, но историческая геополитика, несмотря на ее предельную актуальность, вероятно, является темой космического масштаба, которая не оставляет равнодушным этого предельно эстетизирующего художника.Фотография для Александра Якута действительно лишь один из медиа современного искусства, которым он, будучи художником современности, владеет в совершенстве, так же, как медиа живописи, скульптуры, инсталляции и искусством выставочной экспозиции. Но Якут является тем типом художника, который, и работая в формах завершенного, артикулированного фотографического произведения, не покидает плацдарма изящного искусства и оперирует классической терминологией картины и жанра. Сегодня, спустя шестнадцать лет после первой выставки Якута «Фото в живописи», мы можем говорить о феномене Якута, вернувшего фотографию в лоно высокого искусства, обойдя препоны архаизирующих стилей и стилизаций.
