«Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно,
тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти,
а тогда познаю, подобно как я познан».
Новый Завет, 1 Кор. 13:12
Формальным поводом для разговора с фотографом, куратором, историком фотографии Александром Китаевым и редактором, фотографом Ириной Гундаревой послужила выставка, открывшаяся в конце 2016 года в петербургской галерее «Art of foto». Эта беседа, как и представленная зрителю экспозиция «Двойное дно. Фотограммы», позволили заглянуть в творческое закулисье художника.
ИХ Фотограмма является одним из старейших способов получения изображения на светочувствительной поверхности. Сегодня создание этих уникальных, не имеющих тиража произведений, не вызывает такого интереса, каким они пользовались в течение двух столетий. Вы занялись фотограммами в конце 1980-х годов? Что Вас привлекло в этой технологии?
АК Фотограмма никогда не вызывала большого интереса за пределами горстки авангардно мыслящих людей, которая всегда невелика. Разве слава Баухауза и его художников распространялась на весь белый свет? Конечно нет! В узком кругу, в узком кругу…
Честно говоря, когда сделал свои первые фотограммы, я ничего о предшественниках не знал. Потом, конечно, стал интересоваться – кто, когда и как работал в этой технике. Несмотря на то, что это были сплошь великие имена, увиденные в их исполнении произведения меня совсем не впечатлили. Для меня это было слишком просто. Нашёл объект, положил на светочувствительный материал, засветил и получил белый силуэт или контур на чёрном. Вот и весь рисунок. А чаще – то, что мне вообще не мило: берут разнородные или однородные объекты, выстраивают из них какую-то фигуру, засвечивают и вот тебе теневой рисунок. Всё это зачастую носило прикладной, утилитарный характер. Не надо включать воображение, всё предельно ясно – листики, цветочки, скрепочки и кнопочки, нарисованные ими мордочки и т.д., и т.п. Я понимаю и ценю – делали первопроходцы. Но идти туда, куда они проторили тропу, мне оказалось не интересно.
А то, где было интересно, то направление, к которому я по наитию прикоснулся, манило меня куда сильней, потому что сулило путешествие в неведомое и обещало чудесные световые приключения. Туда я и отправился.
ИХ К тому моменту, когда Вы заинтересовались фотограммами, Вы были признанным мастером пейзажной, портретной фотографии. И вдруг Вы откладываете фотоаппарат!
АК Когда мы фотографируем, мы пытаемся более или менее успешно скопировать созданный кем-то мир. Делая фотограммы, я попытался создать мир собственный. Для этого нужна смелость и уверенность в своих силах. Первые же листы завораживали меня, но глядя на них я робел. Я вообще по природе не новатор, мне нравится быть в арьергарде. Между прочим, для жизнеспособности культуры не менее важная позиция, чем форпост. Так вот – я боялся собственных творений и искал опору в окружающем мире. Кто-то должен же был подобное делать? Не Бог же я? Вскоре убедился – бог-то это всё уже и сделал.
Сначала убедился, как это ни странно, спустившись под землю. Я каждый божий день ездил на работу в метро, а там…! Будете в Петербурге, остановитесь на минутку, всмотритесь в стены вестибюлей – они облицованы природным камнем, и каждый такой камень – настоящая картина! Такое невероятное богатство линий, форм, тончайших переходов оттенков, неожиданных композиций, вписанных в немудрящий, напиленный по линейке прямоугольник! Мы ходим по поверхности планеты и не видим всей этой красоты. Для фотограмм я сразу стал брать прозрачные предметы, которые позволяли заглянуть внутрь, и посмотреть, что там происходит. Не внутрь бутылки, а внутрь материала, из которого она изготовлена, и кремний стал понемногу открывать мне свои тайны.
Потом убедился ещё больше, поднявшись над небом. Это когда мне удалось купить альбом фотографий земли из космоса – в те годы купить хорошую книгу была большая удача – и в нём я увидел всё то, что рисовали мне лучи света, пронизывающие стекло. Правда там всё было цветно, а я пользовался только чёрно-белыми фотоматериалами, но в главном всё было очень похоже. Так я оказался в невесомости и стал единственным космонавтом в своей собственной галактике.
ИХ И всё же, в общих чертах, как Вы это делаете? В чём Ваше отличие от предшественников?
АК Всё вспомнить и описать невозможно, я в каждый поход придумывал что-нибудь новое, не хотелось эксплуатировать один и тот же приём. Расскажу основные положения, не вдаваясь в детали. (Которые, по большому счёту, и придают оттиску окончательный шарм). Во-первых, я всегда подбирал такую дозу светового воздействия, чтобы сохранить изображение и теней, и лучей, отбрасываемых объектом. Т.е. не доводил рисунок до чёрного или белого силуэта. Во-вторых, отражённые или прошедшие сквозь предметы лучи разбрызгиваются во все стороны – пространство трёхмерно, а по последним утверждениям искателей, ещё и более мерно. Мы же всё время пытаемся их следы уложить на двумерную плоскость. В буквальном смысле – плоскость. Поэтому я манипулировал с листом бумаги – он ведь эластичен, его можно гнуть, и создавал из него поверхности сложной геометрии. Это помогало ловить больший диапазон лучей.
Это же позволяло и управлять изображением теней. Понаблюдайте хотя бы за своей – на асфальте она тем длиннее, чем ниже источник света, а подходите к стене – она ломается, меняет свой вид. Но главное, конечно, свет. Я применял т.н. «точечный» источник света – он даёт резкое и чёткое изображение на большой глубине пространства. Такой источник я применял повсюду: освещал объект с дистанции, помещал его внутрь объекта, располагал прямо на его поверхность… При этом свет у меня был то неподвижен всё время экспозиции, то перемещался во время её действия. Иногда применял т.н. «мокрую печать» или доводил светильником рисунок прямо в кювете с проявителем. А ещё – выстраивал различные ловушки для света: стёкла, зеркала и полупрозрачные зеркала, фолии, спреи и т.п. Знаете, один из отцов светописи Тальбот расставлял на своём садовом участке маленькие камеры-обскуры, которые часами – такова была светочувствительность «тальботовой бумаги» – ловили изображение. Г-жа Тальбот называла их «мышеловками». Вот и я строил различные «мышеловки». Фотограмму невозможно придумать – её надо увидеть. Совершая многочисленные манипуляции, я иногда часами наблюдал за трансформацией изображения и когда оно меня устраивало, наступало то самое «решающее мгновение» – я сохранял его на светочувствительном листе бумаги. Но иногда – лист так и оставался чистым.
Зачастую и это было ещё не всё – ещё можно было окрашивать изображение. Правда, доступная мне химическая палитра была не очень разнообразна. Поэтому наступил момент, когда я отдал некоторые свои фотограммы Валентину Самарину. Он давно и успешно использовал технологию по окраске серебряной фотобумаги французским «Колорвиром», получал очень интересные результаты, и мне было любопытно посмотреть, что будет происходить с моими изображениями после самаринских манипуляций с ними. Ему, убеждённому формалисту, это тоже было интересно. Так получилась целая серия совместно сделанных произведений, которые ещё почти не явлены публично.
ИХ Как я понимаю, занятия эти продолжались не один год. Были ли в этот период зрители, а, может быть, даже ценители Ваших работ? Как относились к Вашим фотограммам друзья, коллеги?
АК Относились по-разному. Очень часто задавали вопросы, типа: «А что это Вы сняли? А что Вы хотели этим сказать?» В общем, требовали либретто. Их удивляло, что я ничего не хотел сказать, а просто наслаждался изображением сам и предлагал зрителям попутешествовать вместе со мной. Многие коллеги недоумённо морщились. Некоторые фотографы, немногие, те, что понимали себя художниками, поддерживали и радовались широте умений светописи. Очень хорошо воспринимали и поддерживали меня живописцы и графики, музыканты и меломаны – они видели в моих фотограммах нечто созвучное собственному творчеству. Но самую главную поддержку я имел от человека, которого считаю своим учителем в искусстве – Павла Потехина. Художник милостью божией, эрудит, человек с безупречным вкусом, вёл меня по всему пространству изобразительных искусств и учил видеть. То есть не так прямо: «учил-учил», мы просто почти ежедневно встречались и беседовали, обсуждали произведения всех народов и всех видов искусств. Я-то, конечно, больше слушал и согласно кивал… Вот он-то, увидев мои ещё только самые робкие опыты, с бесконечным терпением и ненавязчиво укреплял меня духом.
ИХ Ирина, Вы как знаток фотографии, редактор и зритель хорошо знакомы с творчеством Александра Китаева. Чем Вас заинтересовали его фотограммы?
ИГ Ни в коем случае не считаю себя знатоком, только зрителем. Ну, может быть, немного начала разбираться в фотографии, не более того.
Китаев всегда считался классическим фотографом во всех жанрах, со своей безупречной композицией, чувством света, огромным количеством оттенков серого. И вдруг – такие картины. Китаевские фотограммы поразили своей необычностью, полной свободой и отвязностью. Глядя на них, совершенно не важно, как это сделано, что изображено, тем более, восприятие этих картин зависит от настроения, внешней обстановки, оформления и подачи. Не раз слышала разные отзывы об этих фотограммах, они вызывают широкий спектр эмоций, от непонимания и даже неприятия: «Не понимаю, что здесь изображено?», до полного восторга: «Это просто праздник для глаз!» Фотограмма и сегодня остаётся редкой и довольно экзотичной, но, всё-таки, к счастью, находит своих ценителей. Я бы назвала фотограмму – фотографией для гурманов.
ИХ Александр, если попытаться встроить Ваше творчество в традиционную жанровую систему возможно ли говорить о том, что фотограмма расширила Ваши возможности с точки зрения жанра?
АК Если Вы о том, как изменила меня фотограмма, то я могу утверждать, что после занятий абстрактными фотографиями – тут некий парадокс: фотография всегда идёт от натуры, тем не менее фотограмму многие считают абстракцией – мои, если пользоваться искусствоведческими терминами, исключительно фигуративные фотографии стали иными. Во всех жанрах – от пейзажа до портрета и ню. Мне это трудно объяснить и доказать, но это так. Никто ещё не сличал мои фотографии до и после, но я-то их знаю. Уж поверьте на слово. Могу сказать лишь очень общие вещи – я стал больше и лучше чувствовать форму, точнее видеть оттенки и управлять ими, смелее строить композицию, словом всё то, что отличает хорошее произведение от посредственного.
ИХ Можно ли сказать, что Вы исчерпали возможности этого процесса создания изображений?
АК Нет, конечно! Взять хотя бы такое направление в современном искусстве как X-Ray фотография. Это очень похоже на фотограмму, только видимое изображение художники создают, используя невидимые лучи. Возможность проникать в невидимое – дело соблазнительное, и в X-Ray фотографии много делается и прекрасного, и непотребного. Здесь один из моих любимых авторов – фотограф-дизайнер из Великобритании Ник Веасей (Nick Veasey). Неуклонно следуя своему кредо «Истинная красота – внутри», он создаёт изумительные образы всем хорошо известных вещей. Другие, применяя новейшие технологии, чаще всего делают тоже, что делал Тальбот, изобретая светопись – отпечатки растений, кораллов и т.д. Все они, как и в старой доброй фотограмме, действуют не управляя лучом и не искривляют плоскость, на которую проецируют изображение объекта. От этого объект всегда узнаваем, несмотря на непривычный рисунок. Когда они научатся смелее и гибче владеть инструментами, перестанут действовать в одной плоскости и вспомнят о трёхмерности, нас ждут небывалые произведения.
Есть ещё прямой продолжатель фотограммы, получивший название «сканография». Но там тоже пока всё очень простенько.
ИХ В галерее «Art of foto» 23-го декабря открылась Ваша персональная выставка «Двойное дно. Фотограммы. В последний раз, если не ошибаюсь, Вы представили на суд публики эти работы в 1989 году (в Галерее «XXI век»). Каким образом Вы отбирали работы для современной экспозиции, ведь выставочное пространство галереи невелико? Довольны ли Вы результатом?
АК Да нет, после 1989 года я несколько раз показывал свои фотограммы, но ни одна выставка не повторяла предыдущую. Последняя была в Музее печати в 2005-м. Сегодняшняя, выставка, между прочим, стала моей восемьдесят первой персональной. С групповыми давно со счёта сбился. Многие уже знают, что я отошёл от фотографической практики, не снимаю новых фотографий и не инициирую собственных выставок. Сколько можно? У меня теперь другая жизнь.
Но на сей раз меня всё-таки искусили. И вот чем и почему. Когда в 90-е я с упоением путешествовал вместе со световым лучом, мне, конечно, очень хотелось показать зрителям «путевые заметки», но они были так необычны, что показывать их в плохо приспособленных для выставок и почти лишённых света залах было бессмысленно. Время от времени я всё же решался на публичные показы, но каждый раз оставался осадок – не так надо показывать! Когда открылась галерея Art of foto, я сразу же понял – вот оно! Вот шанс показать фотограммы пристойно! И встал в очередь.
Очередь дошла, выставка состоялась, я увидел её почти такой, о какой мечтал в 90-е. Почти, потому что многие очень хорошие вещи так и не дождались своего праздника – быть роскошно представленными их автором лично.
ИХ А ваши, Ирина, ожидания от выставки оправдались?
ИГ Я помню ту выставку в Музее печати. Мне тогда было неведомо, что фотографии бывают такими, я была потрясена до глубины души. С тех пор не раз слышала от друзей воспоминания о китаевских фотограммах, так неожиданно показанных в музее.
Да, я рада, что новая выставка состоялась. Ещё больше рада, что именно в этой галерее. Мне посчастливилось видеть эти произведения раньше, но очень хотелось, чтобы их увидели другие: как можно больше фотографов, художников, искусствоведов, даже просто случайных посетителей. Тем более, что уникальное для Петербурга профессиональное выставочное оборудование галереи Art of foto позволило увидеть китаевские фотограммы совершенно в ином свете (буквально).
ИХ В последние два года у Вас вышло две монографии и пять альбомов. Довольно интенсивная писательская и издательская деятельность. Чем продиктовано деление изданий на две серии «Фотороссика» и «Классика»?
АК Вот как раз, так и делятся – в одной монографии, в другой альбомы. Это по внешнему признаку. А про концептуальные отличия лучше меня ответит редактор этих серий Ирина Гундарева.
ИГ Сразу отмечу важную роль издательства «Росток» в осуществлении данных проектов. Именно оно приютило и поддержало нас в трудный момент, за что мы очень благодарны.
Эти серии решают разные задачи. «Фотороссика» призвана популяризировать иностранцев-фотографов, внёсших значительный вклад в русскую культуру и оставивших после себя большое иконографическое наследие. Серия началась с издания каталога выставки «Санкт-Петербург в творчестве немецких фотографов XIX века» в 2014 году, и продолжается монографиями по истории фотографии. Явить забытые имена первопроходцев в фотографии не только России, где они работали, но и всему миру, а они этого заслуживают, весьма почётно. А кроме того, исследования полны загадок и находок, и это необычайно интересно.
В серии «Классика» пока выходят только авторские альбомы Китаева-фотографа. На мой взгляд, это своеобразные учебники, демонстрирующие образцы работ хорошего, грамотного фотографа в разных жанрах. Очень надеемся, что к нам придут и другие современные фотографы, уже создавшие несомненные классические произведения, по которым будут учиться последующие поколения светописцев.
ИХ Перед нами изысканный альбом «Путешествие света», только что вышедший в издательстве «Росток» в серии «Классика». В нём представлено более 100 работ. Что стоит за этим названием?
АК Вот заявленное в названии за этим и стоит – книга путешествий света, коих я был свидетелем и летописцем. Его издание инициировала Ирина Гундарева, ей и отвечать.
ИГ Я вижу макеты всех изданий с самого их зарождения. Мы с автором активно обсуждаем все вопросы и проблемы, когда составляем издательский план. Макет альбома с фотограммами был готов давно и ждал своей очереди. Когда подошло время выставки в галерее Art of foto, я показала там готовый макет. Чудо произошло, галерея решила поддержать выпуск альбома и приурочить его к выставке. Хотя времени оставалось немного, но шанс был. Хорошие отношения с типографией сыграли свою роль, всё оказалось выполнено качественно и в срок. Открою секрет, выход этого альбома для меня стал подарком, потому что был любимым, даже автор этого не знал. А ещё тронуло посвящение. Я много слышала от Александра про его учителя, и это его посвящение стало естественной благодарностью наставнику, что не часто встречается и вызывает только уважение.
ИХ Подготовка к изданию фотограмм требовала какого-то особого подхода?
АК Конечно! Про особенности работы с типографией расскажет Ирина, а я могу рассказать о своих трудностях. Помимо обычной при составлении альбома муки: что включать, что не включать, я был сильно ограничен в выборе сюжетов. Ведь обычно у фотографов как? Делаешь с негатива небольшой снимок-контрольку и отдаёшь её в печать. Это раньше, в доцифровую эру. Теперь – сканируешь негатив или отпечаток и отдаёшь в печать файл. У фотограммы нет исходного негатива, есть лишь само произведение, которое родилось в том формате, какой продиктован размерами применённого для его создания объекта. Т. е. я оказался в позиции живописца: есть холст, и его сюжет хочется включить в альбом. На сканер его не положишь, приходится заказывать копию фотографу. Кроме того, холст один, он давно продан или подарен, и тогда живописцы просят снимки у владельцев. С фотографами этого ещё не случалось.
При подготовке к альбому меня выручила профессия – когда я был фотографом, я сам снимал некоторые свои фотограммы на черно-белую негативную плёнку. Потом печатал маленькие копии и колдуя с виражами в лаборатории пытался получить более или менее похожую реплику. Вот они-то теперь и легли на сканер. Поступать так со всеми своими работами я не мог – это, во-первых, дорого, и во-вторых, тоже дорого. Мало того, что занимаешься совершенно бессмысленным с точки зрения коммерции делом, тратя на это уйму времени и материалов (а значит денег), так ещё и тратить средства на обслуживание своей коллекции? Это было за гранью возможностей моего бюджета. Так что сюжеты, которые тогда не были сняты и ушли от меня, так и остаются вне публикаций. Разыскивать теперешних владельцев и заказывать им съёмку мне не по карману.
А вот те вещи, что всё ещё находится у меня, прекрасно сфотографировал на цифровую камеру Кирилл Бугаев. Я, положа руку на сердце, скажу вам как бывший профессионал, обслуживший множество живописцев и графиков, так великолепно снять фотограммы, как это сделал Кирилл, я бы не сумел.
ИГ Все наши издания мы печатаем в типографии НП-Принт. Мы довольны совместной работой: они знают моё трепетное отношение к книгам и уважительно к этому относятся, я ценю их внимательность и ответственность. Это и есть особый подход. Но, как бы хорошо ни был издан альбом, это, по словам одного нашего друга, «лишь бледная тень по сравнению с оригиналами».
Кроме того, проблема была в том, что очень многие фотограммы разошлись по музейным и частным коллекциям. Поэтому, во время подготовки к печати разнородных файлов пришлось сводить их к некому общему знаменателю. Зато теперь в нашем альбоме стало возможно проследить почти все дорожки и тропинки, по которым ходил автор фотограмм на протяжении более десяти лет.
ИХ Открыла ли какие-то новые возможности оцифровка фотограмм?
АК О, да! Когда у меня накопились изображения фотограмм в цифровом виде, возникло великое искушение продолжить работу с этими изображениями уже не в химической лаборатории, а в цифровой. Открылись совершенно новые, и что важно – быстрые и лёгкие способы менять образ, привнося в него и новые смыслы, и новую пластику. Например, одним кликом можно сделать из негатива позитив и обратно. Я мог это сделать и в мокрой лаборатории, но там это неизбежно вело к потере тональной широты, потере деталей, и вывернутое изображение получалось грубей исходного. А здесь – всё чисто, адекватно по пластике. Или цвет. В компьютере почти безграничные возможности работать с окраской изначально чёрно-белой фотограммы, чем можно придавать ей совсем иное звучание, иную эмоцию. Повторю ещё раз – фотограмму невозможно придумать. Но можно взять исходный образ и кроить его как угодно, а потом шить из его ткани совершенно новый наряд. Это очень увлекательное дело.
Однако, готовя файлы к альбому «Путешествие света», я старался не распускать руки и перенести на его страницы исходный оригинал максимально корректно. Так что в альбоме сделанных в компьютере фотограмм вы не увидите.
ИХ Часть уникальных фотограмм давно нашла других владельцев. Можем ли мы где-нибудь их увидеть?
АК Я не очень-то слежу за этим. Правда и владельцы, когда включают их в какие-то выставки или публикации, не дают себе труда сообщить об этом мне. Иногда случайно узнаю, например, что вот эта была на выставке в Русском музее, а эта – в экспозиции выставки московского Музея современного искусства. Знаю несколько интерьеров, где висят мои фотограммы. И это нормально – теперь мои произведения как повзрослевшие дети живут своей собственной жизнью. Я плохой бухгалтер, никогда заводил приходно-расходных книг и не вёл учет движения моих фотографий по владельцам или выставкам.
Но вот что важно – в альбом вошло довольно много фотограмм, которые и мне-то уже недоступны, и я (равно как и покупатели альбома) теперь могу их увидеть. Правда, только в полиграфическом исполнении.
