В 1962 году Джоэл Мейеровиц (Joel Meyerowitz) оставил работу в рекламе, после того, как увидел Роберта Франка (Robert Frank) во время съёмок. Коренной житель Нью-Йорка, он стал известным благодаря своим ранним цветным съёмкам улиц города.
«Когда-то у меня была ферма, и мне нужен был источник воды. Я встретился с лозоходцем, и он побродил вокруг с деревянной рогулькой, и там, где она задрожала в его руках, нашлась вода. Когда я спросил, как он это делает, он сказал, что это всё связано с энергией и хорошим самочувствием. В каком-то смысле, камера похожа на эту рогульку, и я предоставлял моему жизненному инстинкту вести меня к тому, что мне было интересно». (Хорошо хотя бы, что фотография – не такое шарлатанство, как лозоходство, хотя похожего немало )) – АК).
«Мои родители были довольно необразованными людьми из иммигрантских семей. Но они открыли мне мир. Мама любила читать вслух, и добавляла прочитанному интереса выразительностью своего голоса. Это разжигало моё воображение».
«Где бы я не был вместе с отцом, он часто говорил: «Посмотри на это», «Глянь туда», и что-нибудь всегда происходило. Он был наблюдательным человеком, всё время настороже, и умел читать дух улицы. Это было очень важно для меня в моём формировании – учиться по настоящему наблюдать, видеть мир».
«Он вырос во время Депрессии и был настоящим крутым уличным еврейским парнем из Нью-Йорка. Он был чемпионом по боксу во втором полусреднем весе и выиграл первые соревнования на приз «Золотая Перчатка». Он работал шофёром-дальнобойщиком и курьером, таская здоровенные бочонки моющих средств. Он также был чечёточником, озвучивая эстрадные представления, и обладал природными способностями комика».
«Первым фотографом, оказавшим на меня влияние, был Андре Кертеш (André Kertész). Это была поворотная точка, когорая помогла мне понять, что ты можешь быть незаметным и зорким одновременно».
«Кто-нибудь должен сделать фильм об Андре Картье-Брессоне (Henri Cartier-Bresson). В молодости он выглядел похожим на Джеймса Дина или Марлона Брандо. Он был достаточно авторитетен и достаточно знал себя, чтобы делать именно то, что он хотел делать, и использовал это как инструмент. Это был такой показатель экстра-класса».
«Одна из фотографий из «Решающего момента» (The Decisive Moment) всегда остаётся со мной. Это не визуальный ответ на что-то. Там нет драматического действия, просто тень и свет на пустой улице между двумя детьми, излучающий что-то неясное, неопределённое и в то же время бездонно глубокое».
«Тони Рэй-Джонс (Tony Ray-Jones) и я видели, как он работал. Он двигался, как балетный танцовщик, фотографируя уличный парад в Нью-Йорке. Он был энергичен, уверен и элегантен, с тонким кожаным ремешком, обёрнутым вокруг запястья, а мы были похожи на лохматых детей с бородами и длинными волосами, держащие свои пентаксовские «зеркалки» с широкими, жесткими ремнями вокруг шей».
«Он оказывался очень близко к людям, но они не видели, что он их снимает. В какой-то момент пьяный ирландец вывалился из толпы и пошел по направлению к Картье-Брессону, который немедленно оттолкнул его камерой. Удивлённый парень откатился назад, в группу своих друзей, а Картье-Брессон исчез. С тех пор я держу свою камеру так же, как Маэстро тогда!»
«Тони и я были потрясающим дуэтом, подыгрывая друг другу. В первый год нашей работы фотографами мы проводили вместе практически всё время. Мы оба до того были дизайнерами-графиками и несколько застряли в этой системе отсчёта. Мы боролись, чтобы освободиться и найти собственный язык».
««Американцы» (The Americans) Роберта Франка научили меня многому. Это великая тёмная поэма об Америке, написанная аутсайдером, который просто вошел и проплыл сквозь неё с чувством чуда и боли».
«Атже понял, что собирание всех слоёв в плоскость – и есть фотография».
«Показывая, но частично маскируя, мы даём плоскости глубину. Я не сразу понял это правило».
«Прошедшие три года я прожил в Тоскане с женой. И это были чри года другой жизни, «другого дня». Я хотел, чтобы образ жизни определяла скорее жена, чем я».
«Прожив в Нью-Йорке 75 лет, я поражен, что не скучаю по нему. Я думал, что проживу в городе всю жизнь и так там и умру. Я представлял себе, что, когда я буду старым и немощным, меня будут вывозить в кресле-каталке на перекрёсток 57 и 5 Авеню, и я буду просто сидеть и фотографировать текущую мимо жизнь».
«Я продал свой архив миллионеру. Реальный смысл этого в том, чтобы всё отпечатать. В нашу эру виртуальных картинок печать приобретёт реальное значение позже, как часть истории».
«Работая над книгой «St Louis and the Arch», я слушал «Струнный квинтет До-мажор» Шуберта. Я старался воспроизвести принцип классической композиции. Позже, одна леди написала мне, что, рассматривая книгу, она может слышать музыку. Иногда аудитория может состоять из одного человека».
Перевод с английского Александра Курловича
