Представляем перевод интервью с Майклом Кенной, опубликованном на сайте лондонской галереи Huxley-Parlour Gallery. Майкл Кенна (род. 1953) – один из самых известных пейзажных фотографов своего поколения. Его творчеству посвящены около 50 монографий, а работы хранятся в коллекциях более 100 музеев по всему миру.
Когда вы встаёте?
По большей части я встаю с рассветом, то есть, летом раньше, а зимой позже. В среднем, наверное, получается что-то вроде половины шестого утра. Когда у меня съёмка, получается некоторая разница — я завожу будильник, по крайней мере, на час или два раньше обычного. Во всё это вносит свой вклад и «Джет лаг» (сбой в результате полётов через часовые пояса), — после очередного перелёта мои внутренние часы сбиваются и всё становится совсем непредсказуемо.
Что вы едите на завтрак?
Кофе помогает мне хорошо стартовать! Обычно я не ем до среднего — позднего утра, и тогда у меня есть приличный выбор: тосты, яйца, хлопья, булочки, суши, холодная пицца, йогурт, фрукты и так далее. Если я дома, жена обычно следит за моим здоровым питанием, но когда я на выезде для съёмки, я обычно ем то, что есть.
Опишите, где вы делаете свои работы, и почему вы выбираете именно это место?
Я снимаю по всему миру, поэтому немного трудно описать, какие именно места я выбираю для работы. Мне очень повезло, у меня практически неограниченные возможности для путешествий. Сейчас, в связи с ограничениями, вызванными пандемией, это стало невозможно. Однако, оглядываясь всего на несколько месяцев назад, я могу сказать, что всегда был довольно лёгким на подъём путешественником, имеющим с собой рюкзак с камерами, штатив и сумку с плёнкой. Если бы мне пришлось выбирать какое-то единственное место для работы. То, со всем уважением к тем частям мира, где я побывал и надеюсь ещё побывать, я выбрал бы северный японский остров Хоккайдо — это моё любимое место.
Первый раз я приехал в Японию в 1987 году и был, что называется, «в нокауте». Определённые черты в японских ландшафтах напомнили мне родную Англию. Япония — страна островов, окруженных водой. Она обживалась и обрабатывалась веками. Географически масштаб пространств там очень невелик. Я почувствовал, что в самой земле там содержится определённая, очень мощная атмосфера, и так как я люблю фотографировать следы, истории и воспоминания, я странным образом чувствовал себя дома, путешествуя по этой стране. Видно также чудесное почтительное отношение к земле, часто символизируемое ритуальными воротами Тории, обозначающими вход в синтоистские святыни. Часто это не «храм» в нашем понимании, а просто сам ландшафт, или остров, скала или роща. Концепция земли как святыни выглядит очень привлекательно. Я думаю, невозможно провести некоторое время в Японии и не быть очарованным японской эстетикой, иероглифами Каньи, минимализмом в искусстве и почитанием определённых традиций.
Первый раз я приехал на Хоккайдо и снимал там осенью 2001 года. Затем я вернулся зимой и увидел пейзаж, превращённый слоями снега и льда во что-то похожее на графику суми-ё. В своей работе я всегда отдаю предпочтение намёку перед описанием, чёрно белой фотографии перед цветной и зиме перед летом. Хоккайдо для меня оказался воплощением рая на земле, постоянно меняющимся визуальным хайку. Окруженный водой остров, на котором есть множество изысканных озёр, прекрасных гор и волшебных деревьев, остров был обитаем веками. Следы человека и знаки его пребывания можно найти везде, даже в отдалённых и диких местах. На Хоккайдо очень мало отвлекающих факторов. Безлистные деревья, отсутствие цвета, абсолютная до жути тишина способствуют полной концентрации внимания на ландшафте. Я понял, что меня вдохновляет тамошний свет и задумчивая атмосфера, способствующая повышенному эмоциональному отклику. Я постоянно возвращаюсь на Хоккайдо для съёмки, и многие его места стали частью моей работы. Меня нередко называют «минималистом». Думаю, в первую очередь я обязан этим времени, проведённому на Хоккайдо.
Другое важнейшее «место работы» — фотолаборатория в моём доме. Местоположение делает её очень удобной, так как я могу быть с семьёй, а затем быстро и легко исчезнуть в моей «пещере». Иногда я работаю там по двенадцать часов, слушая во время работы музыку или аудиокниги. Я всегда любил традиционную фотопечать и предпочитал её цифровой.
Есть ли ежедневные рутинные дела, помогающие вашей работе?
Рутина зависит от того, чем я занят — фотографирую в поездке, печатаю в лаборатории, или занимаюсь чем-то ещё в студии. В съёмочных поездках, я стараюсь максимально использовать каждую минуту. Я фотографирую, когда только могу, нередко ещё до рассвета или после того, как стемнеет. Иногда я оставляю камеру экспонироваться на ночь. Я работаю, основываясь на принципе, что я попал в это место единственный раз, и больше не смогу вернуться сюда. Если я возвращаюсь, я уже меняюсь к тому времени. Я стараюсь сделать максимум каждый раз, когда попадаю куда-то на съёмку. У меня нет в этой ситуации фиксированных рутинных действий, поэтому ничего не повторяется от раза к разу.
Дома всё иначе, потому, что есть дети со своими потребностями. Это семейные обязанности, и вообще я стараюсь посвящать семье столько времени, сколько возможно. Но, несмотря на эту рутину, не бывает двух полностью похожих дней. В моей работе столько разных деталей, что каждый день я должен плыть с потоком дел, меняя приоритет по мере необходимости.
Где вы берёте искры вдохновения?
По всему миру, и здесь, дома.
Над чем вы работаете сейчас?
Я только что завершил проект, посвящённый Будде, который будет издан в виде книги в издательстве Prestel в мае. Надеюсь, после открытия галерей удастся выставить и отпечатки. К сожалению, из-за коронавируса пришлось отложить все выставки и презентации книг с их подписыванием. Фотографии для книги были сделаны во время моих поездок в последние тридцать лет в Камбоджу, Китай, Гонконг, Индию, Японию, Корею, Лаос, Мьянму, Таиланд и Вьетнам. Есть также фотографии Будд из стран, в которых я ещё не был, таких как Афганистан, Непал, Пакистан и Тибет. Эти фотографии сделаны в Париже, в Музее восточных искусств Гиме.
Завершив этот проект, я в основном печатаю негативы из серии, начатой в 2006 на реке По в Северной Италии. За годы я проехал вдоль всего течения реки, от её истока в снежных горах Монвизо, Пьемонт, до дельты, где она впадает в Адриатическое море. Сейчас у меня есть 53 отпечатка, и я надеюсь сделать круглое число 100 до того, как приступлю ко второму кругу отбора. Книга Il Fiume Po планируется к изданию осенью этого года в издательстве Corsiero Editore, и если вирус позволит, в это же время будет выставка — сначала в Парме, потом в Гвасталле, и потом она отправится в путешествие по галереям.
Что вы делаете, когда голове нужна «перезагрузка»?
Я люблю бег на дальние дистанции. Много лет он был для меня лучшим способом перезарядки. К сожалению, проблемы с коленом заставили отказаться от бега, и заменить его ходьбой, греблей или велосипедом. Ни одна из этих активностей не имеет того эффекта, но всё же в сочетании с одиночеством позволяет привести себя в порядок. Также я люблю поиграть на гитаре, спеть несколько песен, возможно, порисовать, почитать книгу, выпить вина или погулять с камерой по окрестностям.
Кто был для вас важнейшим наставником или вдохновителем?
Я родился и вырос в Северной Англии, поэтому мои корни — в европейской традиции. Мастера, которые в большой степени вдохновляли меня, среди прочих — это Юджин Атже (Eugène Atget), Билл Брандт (Bill Brandt), Марио Джакомелли (Mario Giacomelli) и Йозеф Судек (Josef Sudek). Эти фотографические гиганты, вместе с их американскими современниками, такими, как Ансел Адамс (Ansel Adams), Рут Бернхард (Ruth Bernhard), Майнор Уайт (Minor White), Альфред Стиглиц (Alfred Steiglitz) и другие, повлияли на меня очень сильно. Мне кажется, все они, особенно европейцы, были романтиками в душе, и стремились запечатлеть чувство столь же, сколь и окружающий мир.
Атже вдохновил меня на съёмку садов Ленотра в Париже и его окрестностях. То, что он снимал Париж всю жизнь, помогло мне осознать, что ничто не остаётся неизменным, любой предмет съёмки может быть снят множество раз в разных условиях, с разных точек. Билл Брандт вернул меня к индустриальным городам Северо-Востока Англии. Он показал, что красота — в голове смотрящего, и это вдохновило меня на съёмку электростанций и фабричных интерьеров. Его чувство драмы, даже мелодрамы, использование атмосферы и готовность полностью изменить реальность в абстрактную или графическую форму помогли сформировать моё видение. Он также помог мне понять значение пустого пространства на отпечатке. Меня глубоко затронули работы Марио Джакомелли, выведенные в двумерную чёрно-белую абстракцию. Я увидел, как человек берёт чёрный фломастер и работает им на отпечатке. Мне понравилось это освобождение от стандарта «чёрно-белого файн-арт отпечатка». Йозеф Судек научил меня, что свет может исходить изнутри объекта съёмки, а не только освещать его снаружи. Его фотографии чем-то напомнили эффект инфракрасной съёмки. Очень поучительно было и то, что он всю жизнь снимал Прагу. Я изучал места, где работали эти фотографы, их технику, оптику. Всё это помогло мне развить собственный взгляд.
Когда я переехал в США, мне крайне повезло встретить фотографа Рут Бернхард. В это время, я считал себя хорошим печатником. Я уже некоторое время печатал свои работы и работы ещё нескольких авторов. Однако, Рут дала мне новый взгляд на процесс печати. Для неё негатив был только стартовой точкой. Она превращала обычный фотографический отпечаток в «отпечаток, сделанный Рут Бернхард». Это могло включать наклон изображения для изменения перспективы, смягчение фокуса для выравнивания тона, использование масок и тонирования. Она совершенно отказывалась признавать невозможность чего-либо, и незыблемость каких-либо правил. Поздние вечера, проведённые в её лаборатории, изменили мой стиль печати. Теперь я мог работать с негативами, от печати которых отказывался ранее. Контроль мастерства — это путь к повышению созидательных возможностей.
Рут часто говорила, что её роль учителя гораздо важнее, чем её имя, как фотографа, и десять лет, проведённые рядом с ней, для меня бесценны. Я не могу переоценить её влияние и на мою работу, и на мою жизнь. Для молодого фотографа, пытающегося разобраться в загадочном мире галерей, издателей и коммерческих агентов, Рут была путеводной звездой. Её главной мантрой было «Именно сегодня» («Today is the day»), и её стремление жить каждым днём, осознавать каждую минуту, всегда говоря жизни «да», оставило неизгладимое впечатление.
С кем вы говорите, когда вам нужно иное мнение, и кто даёт вам лучшую «обратную связь»?
Я помню, как читал надпись на куске итальянского фарфора в витрине магазина на северном пляже Сан-Франциско: mia moglie ha semper ragione: моя жена всегда права! В случае с моей женой это абсолютно верно. Если у меня есть сомнения по какой-то фотографии, я могу просто показать картинку ей. Её непосредственная реакция служит мне лакмусовой бумажкой.
Какой самый лучший совет вам дали в жизни?
Их было ТАК много, что невозможно выбрать что-то одно, по крайней мере у меня это не получается. Несколько слов мудрости, которые все еще резонируют с моей душой, включают: «Позвольте себе безмолвно быть привлеченным к тому, что вы горячо любите. Это не введет вас в заблуждение», — Руми; Пол Тиллих сказал: «Сомнение — это основа веры», и, как говорит Стивен Кови, «главное, чтобы главное оставалось главным».
Кем бы вы были, если бы не стали художником?
Если бы я вернулся в детство, наверное, я стал бы серьёзно учиться играть на музыкальных инструментах. Вообще учиться музыке. Моё прошлое и нынешнее бренчание на гитаре показало мне, как мало я об этом знаю. И это постоянный источник дискомфорта, мыслей о том, что я не приложил сил и времени, чтобы добиться большего. У меня нет никакого представления, есть ли во мне серьёзный потенциал музыканта. Однако, в мечтах или в караоке где-нибудь в Японии я могу представлять себя выступающим в составе рок-группы на Уэмбли или аккомпанирующим Трём тенорам в опере!
Как вы выключаетесь из работы вечером?
Это естественный процесс — переход из «рабочего режима» в «семейный режим». Обычно это происходит перед ужином. Иногда просто требуется сделать какие-то вещи — отвести детей на урок тэквондо, проверить домашнее задание срочно сходить в магазин, принять душ после целого дня в лаборатории. Открыть бутылку вина, и тому подобное. Ужин — обычный момент «выключения», после него начинается постепенная подготовка ко сну, к следующему дню, со всеми сопутствующими ритуалами и рутиной.
Какую книгу вы сейчас читаете?
«Убийство Командора» Харуки Мураками. К сожалению, уже заканчиваю, хотя отрываться вовсе не хочется!
Кем из работающих сейчас художников вы восхищаетесь больше всего?
Это самый трудный для меня вопрос, так как я обнаружил, что с годами всё больше становлюсь отшельником. Я редко хожу в галереи и музеи, и совсем не в курсе происходящего. Давайте опустим этот вопрос.
Если бы вы могли пообедать с кем-то из художников любого времени, кто бы это был и почему?
В первую очередь, я подумал о Дали, Джакометти, Хокни, Микеланджело или Тёрнере — весьма разнообразная выборка. Затем представил, как хорошо было бы увидеть фотографов, которыми я восхищался: Адамса, Атже, Брандта, Джакомелли или Судека. Я быстро понял, что не могу сделать выбор при таком избытке возможностей. Также я подумал, что при таком выборе предпочёл бы побыть со своим другом Рут Бернард. Я представил себе, как мы снова идём в маленький японский ресторан Тен-Ичи, на Филлмор стрит в Сан-Франциско, и болтаем там о старых и новых временах. Я бы очень хотел снова повидаться с Рут, и, когда доходит до дела, предпочёл бы провести время с человеком, которого я люблю, скорее, чем болтать с кем-то незнакомым, каким бы великим художником он ни был.
Чем в вашей карьере вы гордитесь больше всего?
У меня есть чувство, что возможности для фотографии в мире безграничны. Решения и выбор, которые мы делаем, связаны с тем, что значимо для каждого из нас, лично, и мой интерес — чувства, время и изменения. Именно это и привлекает меня в фотографии. Иногда, я думаю, мы выбираем какие-то проекты, а другие выбирают нас сами. Оглядываясь назад, в число тех фотографий, которыми я горжусь больше всего, я всегда включаю серию, сделанную в нацистских концлагерях времён 2-й Мировой войны.
В конце 80-х в Европе стала рушиться граница между Западом и Востоком. По различным логистическим причинам, в это время я путешествовал в Чехословакию, Восточную Германию, Латвию и Польшу, куда раньше было очень трудно попасть. Концлагеря, которые я видел в этих странах, были полны атмосферы и воспоминаний о прошлом. Я знал, что надо снять то, что я вижу, пока они не изменились. Я не еврей, и у меня не было мгновенного эмоционального контакта с ситуацией, поэтому работа потребовала большого труда, и тема была во многом загадочной. У меня было мало времени, поэтому я старался сделать всё, что могу, со смирением, уважением и печалью.
Я чувствовал, что оказался в нужное время в нужном месте и мой взгляд и умения также были готовы к этому. Я знал, что мои намерения были хорошими и искренними, и иногда лучше не спрашивать слишком много. На протяжении десятилетия я искал и исследовал все лагеря, которые смог.
В конце концов, я подарил 600 отпечатков и 6000 негативов, вместе с правом на их использование, Министерству Культуры Франции. Была опубликована книга, и прошли выставки. Этот проект стал моим персональным взносом в память Холокоста. Будет ещё одна выставка этих работ в Национальном музее Сопротивления. Шампиньи-сюр-Марн, во Франции, ближе к концу этого года, если позволит ситуация с вирусом.
Оригинал на сайте Huxley-Parlour Gallery
Перевод с английского Александра Курловича
