Волнения, а фактически гражданская война в Сирии продолжаются вот уже который месяц. Если не начать серьезно копать в Интернете или задавать вопросы специалистам, то по сообщениям подавляющего большинства СМИ невозможно понять, в чем там сыр-бор. В наши задачи не входит узнать истоки и причины конфликта. Мы просто хотим понять, как работают фотографы, простите за банальность, в горячих точках планеты. Можно, конечно, задавать себе вопрос: «А сколько фотографий смерти, ужаса и боли нам еще нужно?» В этом смысле человечество создало уже весьма приличный фото архив. Однако во время любого конфликта фотографы собирают манатки, и оправляются за новыми шедеврами. Почему? Не боясь показаться противоречивым, скажем — потому что одним из самых важных моментов жизни человека является смерть. Следовательно, смерть продается и смерть продает.
Предлагаем вашему вниманию выжимки из интервью фотографа Моисея Самана (Moises Saman), который вместе с корреспондентом недавно побывал в Сирии. Саман с 2010 года является кандидатом в члены фотоагентства Magnum. Его работы можно увидеть на личном сайте www.moisessaman.com
Он снимал кроме прочего в Афганистане, Ираке, Конго, Сальвадоре, Перу, Непале, Ливане, Гаити и на Кубе. Автор 2 собственных фотокниг, оформил своими работами еще одну книгу. Фриланс с 2007 года. Согласно сайту 500photographers.blogspot.com имеет рейтинг фотографа № 400 в мире. Родился в Испании, в то недолгое время, когда не путешествует, живет в Нью-Йорке.
В: Расскажи, что ты делал в Сирии и что ты увидел.
О: Мы увидели страну, фактически охваченную восстанием. Мы видели, что дислокация войск внутри страны очень напоминает оккупацию. Мы были в городе Хама. Это четвертый по величине город страны. Любопытно, что это единственный город, который силы госбезопасности покинули после нескольких жестоких столкновений с антиправительственными формированиями. Сейчас армия стоит за городом. Внутри города нет армии и полиции. Город контролируют протестующие.
Если честно, то было очень напряженно и было очень-очень трудно работать. Мы жили у руководителей протеста. И наши хозяева очень нервничали по поводу того, что нас увидят сторонники правительства и сообщат об этом.
Я работал в основном ночью и в основном из машины. Мне не разрешали самому много ходить. Единственное, что мне разрешили, это присоединиться к маршу протеста, который происходил после полуночи. Как я понял, такие марши происходят каждый день. Я присоединился к рядам протестующих на полчаса, после чего меня быстро вывезли на машине. Все потому, что в городе очень много людей, сочувствующих режиму. Если бы о нас сообщили, то проблемы у людей, у которых мы жили, были бы огромные.
Значит ты нелегально въехал и выехал из Сирии?
В этом-то для меня, как для фотографа, и была вся сложность. Меня рано или поздно все равно увидели бы с камерой в руках. Правда, немного помогало то, что я внешне похож на местных жителей. Но как только тебя видят с камерой (а среди протестующих все друг друга знают), становилось очевидно, что я иностранец. Когда я снимал протест, ко мне постоянно подходили люди и кивали. Они хотели знать, кто я и как попал в город. Они не видели иностранцев. Насколько я знаю, я был первым западным фотокорреспондентом, который смог попасть в Хаму.
Расскажи об общении с протестующими.
Сперва они были очень дружелюбными. Они интересовались мной и тем, что я делаю. Но это были в основном молодые люди. Люди постарше были более подозрительными. Они говорили со мной по-арабски, а я по-арабски не говорю. Именно поэтому работать надо было очень быстро. И уезжать до того, как могли возникнуть сложности.
Расскажи о настроении людей.
Я был там чуть меньше двух суток. Настроение было очень напряженным. Это город, который в 80-х фактически сравняли с землей во времена правления Хафеза аль-Асада, отца нынешнего президента. Здесь в 1982-м убили десятки тысяч. И это по-прежнему очень ощущается. Город не освобожден, такое ощущение, что город в осаде. Все понимают, что долго так продолжаться не может, и все чего-то ждут. По дороге к городу были военные пропускные пункты, но не было скоплений войск, готовящихся к атаке. Но в целом чувство такое было.
Можно сказать, что Хама выглядит так, как могут выглядеть сирийские города после падения президента. Ты считаешь, что город показывает сценарий будущего?
Из того, что я слышал, я понял, что демонстранты как-то организованы. Мы слышали о кухнях, на которых раздают еду и командах, которые чистят улицы. Правда, ничего этого лично мы не видели. Из всего было очевидно, что правительства в городе не существует, но город, тем не менее, функционирует: магазины открыты, и люди кое-где гуляют. Но везде такое странное чувство, что все чего-то ждут.
В: Как ты себя чувствовал?
Надо всегда следить за тем, что у тебя за спиной происходит, быстро работать и оставаться незамеченным. Было много радости и возбуждения, но одновременно много нервов по поводу того, что-то может пойти наперекосяк.
А что ты видел в других частях Сирии?
Хама расположен в двух часах езды от места, где мы переходили границу. Очень красивая страна, много полей и фермерских хозяйств.
Твой самый интересный момент в Хаме?
Когда я присоединился к маршу протеста. Это после того, как я видел кучу видео на youtube, снятых трясущейся камерой. Там было много молодежи. Просто пройтись с ними и снимать — вот это было интересно.
Ты снимал «арабскую весну». Есть в Сирии параллели с другими странами?
Если бы я с чем-то сравнил, то с началом протестов в Ливии, в Бенгази, когда армия убивала на улице людей. Там тоже каждый день убивают. Мы совсем мало видели в городе. И мне кажется, что до победы им еще далеко.
