Направляясь на семинар в Архангельск, я мысленно представлял себе образ человека с фотоаппаратом, жмущего мне руку и задающего вечный вопрос русского фотографа: а что лучше — «Никон» или «Кэнон»? Но нет, не было таких вопросов. Вопросов было мало, как и самих фотографов. Архангельск предстал предо мной во всей красе белых ночей: с комарами, пивом и молодыми мужиками с бритыми затылками, в спортивном трико и их бабами. Город напомнил мне прифронтовой или только что освобожденный от иноземных захватчиков. Все-таки я представлял себе Архангельск деревянным, немного сказочным, с церквями и куполами, блинами и рыбой. Люди здесь языческие по духу (искренние и простые). Первым соприкосновением с чем-то визуальным стало рассматривание эмблемы сердца, выложенного колбасными изделиями, с надписью «Мы любим свой город». На книжном лотке лежали несколько журналов, до боли напоминавших по дизайну наш «PROспорт» и американский «Esquire». Почти на каждом доме вывеска: здесь жил герой или что-то в этом роде. Скамейки фиолетовые, урны розовые. Много пространства, поглощенного крапивой и травой. На день города летом ставят елку и приглашают Деда Мороза. Должно быть, это смешно. Пляжные сооружения выкрашены в цвета «Билайна», а «МТС»-яиц совсем не видать… Короче, город идеален для фотографии. Участники нашего семинара, молчаливые люди, спокойно слушали нас, очень редко задавая вопросы. «Кто они? — пытался я угадать про себя… — Кто они, пришедшие послушать гештальт-теорию психологии и концепцию Марра или лекцию об уличной фотографии в Нью-Йорке? Зачем им это нужно?»
Но я ошибся, им оказалось нужно. Все они хотят стать фотографами — правда, без отрыва от производства, — т. е. почтальон, дизайнер, ПР-агент, учитель в школе, военный пенсионер, работник мебельной фабрики, практикантка в администрации и т. д. Был среди них и таинственный фотограф — милый человек с бородой геолога, который появлялся регулярно с очаровательной и очень молодой девушкой с плеером. Он никогда не задавал вопросов, а после лекций мы все вместе шли обедать. За томительным ожиданием приготовления блюд он поведал нам свою историю о том, как снимал и снимает речную щуку. Медленно, запинаясь, с мельчайшими подробностями и с улыбкой он в деталях описывал нам процесс стояния щуки в июле: только в этот уникальный момент её и можно подловить, снять, так сказать…
Возвращаясь с обеда в зал для лекций, я долго не мог отойти от воспоминаний о щуке и жизни в мутных просторах северных рек. Люди молча продолжали слушать, а затем стали показывать свои фотографии. Мы смотрели каждую и старались не скрывать своего отношения к работам. Показывали много — котов, голубей, собак, детей, газетную текучку, обнаженных девок, события из частной жизни. День подходил к концу, мы шли вдоль набережной к месту, где жили, и я смотрел на воды могучей и красивой Северной Двины и вдруг прошептал про себя: «По щучьему велению, по моему хотенью — превратись почтальон в фотографа!..»
