Фотография сегодня является самым распространенным в мире видом изображения. Исследователями подсчитано: если разложить все имеющиеся фотоснимки на поверхности нашей планеты — получится пять или шесть слоев. Превращение фотографии в общедоступное народное развлечение задано определенными социальными закономерностями. Бытовая фотосъемка, не претендуя на художественное самопозиционирование, ограничиваясь простой примитивной фиксацией действительности, представляет собой новый вид опыта и социальной коммуникации. Фотография предоставила каждому возможность «коллекционировать» образы окружающего мира, людей, событий. Процесс фотографирования являет собой процесс виртуального присвоения, «приобретения» запечатляемой вещи, человека, вызывает иллюзию познания и освоения окружающего мира. Увлечение фотографией диктует новое мировоззрение — мир в качестве набора объектов, достойных быть запечатленными на фотоснимке. Каковы же глубинные основы практически всемирного увлечения фотографированием в контексте глобализации?
Фотографии создают у их обладателя иллюзию обретения прошлого, включая даже нереальное прошлое. Они помогают человеку освоить огромное мировое пространство, в котором он иначе не может чувствовать себя в безопасности. Благодаря этому своему свойству фотография развивается в тандеме с наиболее характерным способом нашего времяпрепровождения — с туризмом. Однако фотографирование не настолько как кажется на первый взгляд, свидетельствует о пережитом опыте; наиболее точно о пережитом опыте (чужом!) может свидетельствовать лишь случайная, репортажная, не постановочная фотография. Фото на память сродни театральной постановке: каждый стремится нанести грим, причесаться, сделать нужную гримасу, выразить соответствующие переживаемому моменту чувства (чаще всего беспричинную радость), выглядеть лучше, чем на самом деле (с расчетом на зрителя). Съемка, происходящая с согласия фотографируемого, не может свидетельствовать о реально пережитом онтологическом опыте, а лишь об опыте опосредованном фотографией — виртуальном. В той же степени как когда-то сыгранные роли оставляют след в сознании, сказываются на мироощущении и жизненном опыте актеров (вживание в роль), так и фотографические роли (хорошего семьянина, беспечного туриста, задушевных друзей) рождают зрительный фотографический опыт как иллюзию опыта пережитого.
Фотографический виртуальный опыт можно назвать «опытом желаемого». Желание соотнести себя с определенной социальной группой реализуется в неизбывном народном желании сфотографироваться с известными людьми, популярными артистами, в интерьере модных кафе, ресторанов и клубов. Сам акт фотографирования «на фоне» модного кафе деструктурирует образ успешного, неограниченного в средствах завсегдатая подобного заведения в данный момент времени (несомненно, нет причин фотографироваться в собственной кухне или столовой на работе, если предметом съемки не является запечатление того или иного значимого события в жизни — юбилей, семейное торжество и т.д.) Таким образом, «фотографирование на желаемом фоне» являет собой чистый акт присвоения «опыта желаемого». Желание туристов фотографироваться у каждого памятника европейской столицы становится ни чем иным как актом потребления не только визуального образа памятника и его культурно-исторического значения, но и в качестве присвоения с его помощью желаемой социальной роли.
Также важно в ситуации фотографирования «на фоне какого-либо объекта» четкое противопоставление «предмета и фона». Изображение человека и Эйфелевой башни на одном снимке позволяет проследить сознательную подмену данной оппозиции: «Это я на фоне Эйфелевой башни». Человек, снимающийся рядом с Эйфелевой башней на любительский компактный фотоаппарат-"мыльницу», чаще всего имеющую фиксированное фокусное расстояние 35 мм, по оптическим законам не имеет возможности стать «объектом на фоне» сооружения высотой в несколько сотен метров. Занимающая ничтожно малую часть внизу кадра фигурка человека может быть лишь стаффажем в городском пейзаже, но не предметом на фоне. Виртуальное освоение действительности здесь создает иллюзорное обладание объектом, который «будто бы» является фоном. Поэтому изображения «на фоне» памятника архитектуры несут не столько положительное значение для самоидентификации с общекультурно признанным памятником мирового значения, сколько иллюстрирует примитивную жажду самовозвышения, не выходящую за рамки виртуального фотографического мира. Но «монстр фотографии» играет здесь жестокую шутку — иллюзорное присвоение фотографируемого объекта в качестве фона разрушается уже в момент съемки. Толпа туристов, по очереди получающих свои несколько секунд для съемки кадра «на фоне», иллюстрирует лишь ограниченность отрезка времени, который каждый из туристов заслуживает для единения с объектом, позволяющим приобрести «опыт желаемого»; мгновенность и незначительность человеческой жизни в сравнении с несравнимо более значимым и долговечным «фоном».
Наивность символического обладания значимым объектом в качестве «фотографического фона» вскрывается вторично в момент публичной демонстрации туристического фотоснимка по возвращению из поездки. Оппозиция «предмет-фон» здесь разрешается наоборот — экзотические красоты дальних стран присваивают фотографируемого в качестве «фона» для презентации собственного величия. Больший интерес вызывает именно незнакомый предмет — «желаемый фон», нещадно эксплуатирующий маленькую фигурку в качестве модуля для визуальной оценки величия собственной архитектурной конструкции. Попытка присвоения фотогеничного образа оборачивается деструктуризацией образа собственного.
Фотографическое изображение не является «мнением о реальности». Архетип фотографии заключается в том, что даже при взгляде на подвергшуюся цифровой обработке фотографию, мы думаем, что «так оно и было» (так определяет французский семиолог Р.Барт «ноэму фотографии»). Т.е. мы приобретаем (потребляем) не вторую реальность (создаваемую искусством живописи, напр.), а самую что ни на есть первую реальность — настоящую. Потребление фотографической реальности в контексте невозможности (финансовой, социальной, демографической и др.) потреблять продукты реальности нефотографической — социальная панацея эпохи потребления.
Присвоение визуального опыта желаемого и обладание реальностью желаемого — вот глубинные конструктивные опоры всемирной популяризации фотографического изображения. Эпоха потребления диктует единственную форму освоения пространства — потреблять. Фотоизображение является наиболее массовым, доступным и быстрым способом достижения обладания продуктом реальности, окружающей средой, обществом, человеком. «Видимость» и виртуальный характер потребления здесь, в сущности, не играет решающей роли — остановленное мгновение прошлого является дорогостоящим продуктом в эпоху высоких скоростей и невозможности прогнозирования будущего.
