Эпиграфом к выставке Сергея Сонина и Елены Самородовой (Творческое объединение «Свинец и Кобальт») — «Египетская стая, часть первая», может служить обстоятельная реплика Николая Крючкова из фильма «Над Тиссой» — «Ездил в Заречье, разговаривал с чабанами, вчера в лесу видели песиголовца». Работы Сонина и Самородовой вообще пропитаны известной обстоятельностью — такая бывает свойственна людям, в которых принцип богемы прирастает идеями государственности.
«Стая» навевает множество ассоциаций — тут и любимая петербуржцами тема оборотней (см. фильм Е. Юфита «Санитары-оборотни»), и отсылки к пермскому звериному стилю; при желании в ней можно разглядеть даже самый обыкновенный оммаж кинокартине «Морозко». Да и английский фильм «Плетеный человек» (The Wicker Man) 1973 года с его ритуальной процессией зверолюдей напрашивается сам собой, однако сам Сонин посмотрел его в тот момент, когда работа над первой частью уже близилась к завершению.
Дальше уже, — без примеров и аллюзий:
…Год назад, Сергей Сонин и Елена Самородова, всегда питавшие слабость к масочной культуре, принялись делать маски основных игроков, как они это называют «национал — романтического мифологического галлюциноза», коротко говоря, — живых тотемов. И нужно было показать их среду, с межевыми знаками. «Метить территории» свойственно зверю, а зверочеловеку — чертами и резами обозначаться.
Собственно «Стая» — это и есть помеченная территория. Это заповедник залетных идей. И к слову о чертах и резах, — в «Египетской стае» они странно напоминают те, что изображены на поземах «новгородских таблеток», с апостолами, попирающими их, или они просто схожи с астрологическими графемами на тех же самых подножиях?
«Египетская стая» преисполнена юмора — но юмора в кьеркегоровском понимании слова. Перефразируя Кьеркегора, герои этой съемки не являются юмористами, но внешне они юмористы. Иногда это действительно довольно смешно — особенно если знать, кто скрывается под масками (например, Человек-лось — актер и режиссер Константин Мурзенко, Человек-вепрь — художник Алексей Беляев-Гинтовт, etc.).
Впрочем, смехом дело не ограничивается. Прошлый проект творческого дуэта — «Генералы семидесятых», также был в известной степени, посвящен игре с переодеваниями, однако там, герои были, по меньшей мере, в ладах со своей средой. Персонажи «Египетской стаи», очевидно, находятся в подвешенном состоянии — это некие антропоморфные инкогнито, которые уже не принадлежат в полной мере природе, но движутся куда-то за ее пределы.
Сам Сонин, рассуждая о выставке, говорит об утерянной русской готике, называет свой стиль «партизанским
На мой же вкус, — «Египетская стая» — это скорее басни, в которых вместо морали — галлюцинация, как оптический опыт.
Галлюцинации полевых художников, а не рутинный бред обыденности.
Итак, полотна — наваждения, где дан подспудный расклад инобытия в густом замесе сумрачных, персонифицированных мифологем — защитников Пейзажа.
Это проявляется особенно во второй части «Египетской стаи», которая сейчас в работе. Там и глаза Русской Изиды на пелёнах, и богема в масках, как призраки прошлого, стоят на Краю обрыва или, как заметил Гинтовт: «обрыве края», а им вслед идет, чёртова дюжина загонщиков тирольского кроя со сворой гончих псов. Загнать и набить чучела, да выставить в поле, на ещё нейтральной полосе между Лесом и асфальтом. Когда поле — мёртвая зона, а в нём чучела стынут на ветру.
…Стая бросится с обрыва, её внизу уже ожидают: человек — бревно с верёвкой и его подручный, — ракочеловек c багром. Да их лодка, что как баржа, повлечёт плот, сбитый из заборов по медленной Лете. А на плоту — «Египетская стая» в полном составе. Маска к маске. В одном строю…
Куда ни кинь, — двойные вилы…
…Причем, галлюцинация эта — скорее американская.
«Внутренняя Америка» как уходящая натура, Лавкрафт meets Сетон-Топмсон — именно о такой географической привязке можно говорить применительно к «Стае».
Впрочем, императивные галлюцинации художников, в конечном итоге, вычищают из сознания все избыточные трактовки, так что остается лишь доверительно констатировать — видели песиголовца.
