Экспозиция посвящена группе художников, которые несколько десятилетий были знакомы друг с другом, дружили, пересекались и участвовали в совместных проектах и выставках.
Мне повезло, что я был свидетелем творчества этих художников, посещая не только выставки, но и их мастерские. К этому проекту я приступил, понимая, что многим уже далеко за восемьдесят, а некоторых уже и нет.
Выставка состоит из двух частей:
восемьдесят авторских фотопортретов:
- Андрей Диллендорф
- Аркадий Петров
- Борис Кочейшвили
- Владимир Башлыков
- Евгений Гинзбург
- Ирина Затуловская
- Кирилл Мамонов
- Лазарь Гадаев
- Лев Познер
- Лев Саксонов
- Натта Конышева
- Феликс Бух
- Юрий Норштейн
- Юрий Рыжик
и около 32 произведений самих художников (живопись,графика ,скульптура) из моего собрания, и работ, предоставленных московскими коллекционерами.
Александр Забрин
Удивительный человек Александр Забрин…
Я имею счастье знать его более сорока лет, но вновь открываю в нем для себя нечто совершенно неожиданное. В Московских кругах Забрин известен, как своего рода летописец Советского, а потом и Российского джаза, долгие годы (хочется написать «века»), следовавший за музыкантами по фестивалям и концертам, сам ставший частью джазового мира. Затем он столь же органично и естественно стал появляться на выставках актуального искусства, и в его «прицеле» оказались тогдашние звезды авангардной сцены – Бренер и Кулик, Гельман и Бакштейн, Виноградов и Петлюра. А сам Забрин как-то всегда умудрялся быть одновременно и внутри, и снаружи, не сливаясь с мирами им фиксируемыми, но всегда сохраняя себя таким, каким он был сам.
Но за долгие годы дружбы с Александром (хотя все и всегда его звали просто «Саша» и по-другому не получалось) я никогда его не связывал со словом. А вот поди же ты… и тут он оказывается на высоте. Снайперски нашёл (и не в первый раз) нужное название для нового своего проекта, как бы подтверждая расхожую формулу – талантливый человек, талантлив во всем.
«Жили были художники» – казалось бы просто. Но Забрин этой привычной для уха ребёнка сказочной формой вскрывает глубокое и драматичное содержание своей портретной серии, посвящённой в общем-то узкому кругу московских авторов, не безызвестных, вроде бы, но так никогда и не ставших фаворитами славы и успеха.
Но не в этом подлинный драматизм выставки. В этой серии мы не просто сталкиваемся с поколением сходящим и уходящим навсегда, не только с Московской художественной сцены и сцены жизни, а как бы с последнем, может быть, поколением ХУДОЖНИКОВ. Но не в том эстрадном смысле, которого ещё порой взыскуют столичные и мировые художественные площадки, а в том классическом смысле, к которому близки и Рембрандт, и Ван Гог, и Тышлер, и Курбе, да и много кто ещё…
Есть отчётливое ощущение, что мы переживаем сейчас глубокий и радикальный слом времён. Грядёт, а точнее уже пришла, совершенно новая эпоха. Эпоха невиданной скорости, эпоха тотального господства технологии и, что важно, эпоха окончательной девальвации визуального образа. В конце концов, что такое искусство как не «производство» образов. Художник – тот классический художник, о котором выше сказано и, к типу которого, принадлежат тихие герои этой выставки был избранником, именно потому, что только он умел создавать Образ. Но новая эпоха сделала производство образа, путём простого нажатия на кнопку смартфона, доступным любой девчонке. Образ стал убийственно «демократичен», а это означает смерть элиты, которыми были раньше избранные – художники. Те – кого я упомянул в начале текста, артисты актуальной сцены, давно поняли это и стали производить не образы, а имиджи, позиционируя себя самое, но герои Забрина – они остались верны себе и Образу. Они, подобно старой Наполеоновской гвардии при Ватерлоо, только и могут ещё, стоя под технологическим оком новой реальности, как те перед жерлами британских пушек, сказать этой реальности: “Merde” (дерьмо) – и в этом будет их подвиг и их величие.
Но не только мир технологий наступает, наступает, и это ощущается все отчётливее, новый антропологический тип человека. Тот прежний человек, ставший выражением европейской и русской христианской цивилизации, человек со-творец, чьим лучшим, быть может выражением и был Художник, этот человек тоже стремительно исчезает, а на смену ему приходит человек-машина, словно бы сошедший с экранов второсортных фантастических фильмов, но, вот ведь удивительно, все более и более реальный. И хотя процесс всеобщей оцифрованности и технологизации, по-видимому, необратим, тем ценнее опыт и образ тех, кто ему не поддаётся и сопротивляется. Сопротивляется не пафосно, не манифестами и акциями, а просто самим фактом своего существования. И свидетельства. Здесь вспоминаются слова одного древнего святого: «Нам не было поручено победить, нам было поручено свидетельствовать». В этом смысле само бытие и даже быт героев выставки, с такой любовью фиксируемый Забриным – является свидетельством. На мой взгляд, одним из лучших фрагментов проекта является маленькая серия, снятая в мастерской Юры Рыжика. Сам художник на этих фото неприкрыто дремлет, кажется, можно услышать его похрапывание столь домашнее, уютное… а вокруг его живопись – она не только на холстах, но и на палитре, и на телефоне, она везде… И это тоже свидетельство материальности – живой «плотяности» мира. Веками человечество устами своих святых, пророков и поэтов звало человечество оторваться от материального, от грубой плоти и подняться «горе» к духовному и возвышенному. Но сегодня мы переживаем удивительный момент истории, когда неожиданно «материальное» и становится союзником «духовного» в борьбе с виртуальным – миром иллюзий, пронизавшим жизнь человека. Впрочем, не было ли это уже в истории? Когда Бог пришел на землю и стал плотью, освятив этим актом плоть, нанеся смертельный удар иллюзорным религиям старого мира. Увы, в последующие века человечество забыло этот урок, заподозрило материю, забывая, что все преступления тела, это прежде всего преступления человеческого духа и снова поддалось соблазнам иллюзий.
Вглядитесь в лица этих людей-художников, персонажей Забринской сюиты – они необычайно прекрасны, но не той гламурной красотой, которую предлагает современный рынок «красоты». Конышева, Кочейшвили, Мамонов, Диллендорф, Башлыков – они как будто грубо вылеплены из глины, как это мы видим на поздних портретах Рембрандта. Это какие-то перволюди – именно так, представляется, и лепил человека Бог-творец. Характерно, что Забрин мало снимает произведений этих художников. Нет-нет да и мелькнёт на заднем плане картинка, но не они главные герои этого мира. Главные – сами художники, хотя они-то об этом не подозревают, погруженные в мир ими творимый. Мир. Именно его и фиксирует Забрин, именно здесь ключ к пониманию проекта «Жили были художники». Ценны не «картинки» и даже не сами авторы, как бы красивы, по-своему, они не были. Ценен этот замкнутый мир-заповедник, которому нет аналогов, быть может нигде в мире. Я сказал, что произведений на снимках Забрина мало, и все они где-то на заднем плане. Но они примечательны. Часто это не изделия авторов, а отсылки к другим персонажам того же мира… Вот Аркадий Петров, а на заднем плане висит плакат с Кириллом Мамоновым. Вот из-за угла выглядывает Евгений Гинзбург, а в зеркале – приглядитесь – виден затылок Рыжика. Ирина Затуловская, а в углу – скульптура Лазаря Гадаева. Из-за плеча Конышевой поглядывает цветок Владимира Яковлева. Башлыков смеётся, глядя на фотографию Рыжика, а тот на фото тоже смеётся. Художник Сергей Соколов сидит на выставке Кирилла Мамонова, а над ним висит портрет автора этих строк… Эти маленькие нюансики можно бесконечно ловить, они составляют особый шарм проекта, и они же свидетельства цельности этого, казалось бы, хрупкого мирка… Но этот мир – он и силен и слаб, одновременно. Силен верностью авторов своему сообществу, друг другу, своему труду, силен верностью творчеству. И слаб невозможностью выйти за границу сообщества. Ведь ценность каждого из них опознается именно внутри их мира, а ценность проекта Забрина в том, что он этот мир фиксирует и фокусирует, позволяя нам – внешним, опознать и признать ценность этой специфической реальности. Возможно, зритель и читатель вправе будут задать вопрос – в чем собственно такая ценность этих художников. Они не звезды. Они не избалованы славой и успехом. Их произведения находятся в Русских музеях, но редко когда в главных экспозициях, их работы неизвестны миру, а ведь на создание их ушла жизнь… И читатель вправе спросить: «В чем правда, брат?».
Правда в том, что бытие этих художников обязательно для жизни человечества. Есть такие микроорганизмы в нашем теле, о которых мы, порой и сами не подозреваем, но существование которых необходимо для жизнедеятельности всего нашего телесного состава. Эти микроорганизмы не руки и ноги, не прекрасное лицо, не изящная шея, но без них, все перечисленное превращается в тлен. Так и художники – вы можете о них не знать, вы можете никогда не видеть их картинки, но без них, возможно, само общество перестало бы нормально функционировать, как не смог существовать нормальный мир без той знаменитой раздавленной бабочки из рассказа Брэдбери.
Есть в серии Забрина у меня любимая фотография, вызывающая некое щемящее чувство.
В зале Алексея Сосны – Зверевском центре, столь похожим на перрон, на скамейке в перспективе зала сидит несколько человек. Кирилл Мамонов, его жена Марина Черная,Евгений Гинзбург,покойные Лев Саксонов и Юрий Герчук. Они сидят на фоне картин Бориса Кочейшвили, которые создают странное ощущение движения группы к горизонту. Они уезжают, они покидают нас… Они «жили и были…»
И у меня есть сильное опасение, что исчезновение этого мира, столь незаметное для нас, исчезновение из вселенной Художников неизбежно повлечёт за собой болезнь этого мира. А их уже с нами не будет…
Богдан Мамонов
декабрь 2024
