Две страны в отдельно взятом пространстве. Их сталкивают, наблюдают, сравнивают и показывают: "мы танцевали, и они танцевали", мы обманывали и они лгали. Впрочем, порядок по-разному интонированных определений может прочитываться в уравнении США + СССР в конкретном времени справа налево и слева направо. Сама по себе концепция выставки - "десятилетие в двух сверхдержавах" - не нова. В 1991 году была издана книга "Вторая мировая война, американские и советские фотокорреспонденты", в воздухе носятся идеи проектов, напоминающие знаменитые Москва-Париж, Москва-Берлин. Действительно, культурные параллели открывают многое, особенно, если это сравнение культурной ситуации в сжатом едином временном пространстве. На сходство культур СССР и США указывал еще Никита Сергеевич, не хотевший соревноваться ни с кем, кроме штата Оклахома (а соревнование возможно среди равных).
Именно 30-е годы стали тем рубежом, где два государства - Советский Союз и Соединенные Штаты Америки, отношения которых оказывали решающее влияние на судьбы мира на протяжении большей части ХХ века, - заложили основы своего статуса сверхдержав.
Для Советского Союза 30-е годы - время созидания и насилия, неотвратимого уничтожения человеческой личности и величайшего взлета человеческой мысли, время мучительнейшего напряжения и грандиозности жертв, время пропаганды мечты о светлом будущем - во имя одного из самых масштабных общественных деяний уходящего века - создания нового государства-титана.
Для США - это годы, когда Великая депрессия поставила под сомнение самое сущность американского образа жизни, время краха Американской мечты и время пропаганды ее возрождения на Новом пути для Америки.
Тридцатые стали основой шестидесятых, а из них выросло поколение девяностых, подводящее итоги веку, и с умилением рассматривающее бабушкино время на фотографиях, вопреки культурному различию первой трети и конца ХХ века (и ревизионистскую позицию поколения 90-х по отношению к сложившейся еще до Второй мировой культуре каждой из стран).
В обеих странах, США и СССР, в тридцатых строился культ. Америка реконструировала миф «американской мечты», а Россия строила вавилонскую башню коммунизма. В обеих странах весь народ, подобно вавилонским жителям, строил то, что на языке идеологии называлось «будущее» (аналоги: коммунизм, демократическое общество, мир и т.д.). Реальность не только стройки, но будничной жизни народа в это время (неявная из печатного текста истории, повествующей о строительстве будущего) осталась запечатленной на фотографиях. Снимки этой эпохи обладают особой магией достоверности. Ее можно назвать уверенностью, убедительностью, можно - гипнозом пропаганды. Устроители, назвав коллекцию "Пропаганда и мечты", соединили напластования смыслов каждой из составляющих названия выставки: соединили пропаганду в СССР периода коммунистического строительства и мечту в США эпохи экономической депрессии, надмирные идеи и агитацию за утопическое счастье.
История строительства тридцатых годов (в истории и фотографии) начинается в двадцатых, бывших временем становления идеологии, которая в тридцатых … стала фотографией. Так уж случилось, что о русских фотографах этого времени - Александре Родченко и Борисе Игнатовиче, Аркадии Шайхете, Иване Шагине, Георгии Петрусове, Викторе Булле - известно не многое и не многим. Но умеющий видеть увидит. В советском разделе выставки есть фотография Виктора Буллы, сына великого петербургского репортера Карла Буллы. Имеющий знания a priori поймет, что со съемок, сделанных семейством Булла во время революционных демонстраций в Петрограде, с каждодневного фиксирования ими жизни для газет начался репортаж в Советской России. Фотографии многих советских фотографов (некоторые из них показаны на этой выставке впервые за последние полвека) продолжают линию репортажа-хроники, репортажа-фиксации, несторовскую летопись истории жизни страны. Но к тридцатым годам нарастающая идеологическая волна захлестнула советский репортаж, и на снимках уже не строители шахты №.., но строители светлого мира, не рабочие, а творцы и покорители времени. С точностью до года видно, как возводились этажи Вавилонского столпа, как люди фотографией превращались в служителей культа. Периодом гнева неба на Вавилон стала Вторая мировая, принесшая (и в этом неповторении циклов прелесть истории) сплочение Вавилона вокруг столпа - идеи будущего. Но это другая фотографическая история и тема для другой выставки.
По счастью, американской истории тридцатых повезло больше, и уже изданные до выставки "Пропаганда и мечты" книги дали основу описания коллекции, созданной из документальных снимков Лиги фотографии и Администрации по защите фермеров под руководством Роя Страйкера, где работали Бен Шан, Артур Ротштейн, Уолкер Эванс, Доротея Ланг. Лицо страны на их снимках реалистично (американцы называют это документом, закрывая глаза на субъективный и целенаправленный отбор фотографом реальности), и США, на первый взгляд, не выглядят мифологическим Вавилоном. Правда, страна строится, у ее людей обветренные лица ковбоев и сезонных рабочих, а морщин на руках ее женщин не меньше, чем у русских современниц. Миф страйкеровской Америки иной, чем в России, но тоже миф. В нем нет поклонения фотографии как иконе, нет стремления к идеалу, в американском варианте работает механизм вытеснения. Жестко и откровенно показаны гнет и тяжесть сегодняшней жизни, и на этом фоне будущее становится особенно желанным, а значит, несбыточным и потому мифологичным.
Выставка представляет время тридцатых в СССР и США в непосредственном сравнении и в виде повествования об исторических событиях и стиле жизни каждой из стран. Фотографии – символы, вобравшие в себя самый дух эпохи и сконцентрировавшие весь набор узнаваемых знаков тридцатых, - не они ли являются агитацией в пользу реальности сталинского ренессанса, стахановского движения и построения колхозов, тяжелейшего труда и радости праздников в России; не эти ли снимки являются лучшим и наглядным воплощением выстраданной верности американцев американской мечте и их упорного следования по новому пути для Америки.
В сравнении фотографии двух стран первым открываешь оппозицию общественного, в России, личного, в США; пропагандистского тотального механизма и психологического персонального воздействия. Тем интереснее без слов - на фотографии - прочитывать эпохальное сходство двух стран, в стремлении к будущему опередивших весь мир.
Они приблизились к завершению своих Вавилонских башен, и только наступление сороковых годов не позволило увенчать их храмами "демократического процветания" и "эры коммунизма".