Михаил Дашевский подготовил к печати новый альбом «Обыденное. Жизнь в Москве. 1962 — 2002». Невольно вспоминается прошлая его книга, и сравнения напрашиваются сразу — благодаря тому же стремлению автора обозначать временные границы изображений, вошедших в издание. В 2004 году его «Затонувшее Время. 1962–1992» дало повод говорить о социальном подтексте проекта, рифмовать это его «Время» с категориями историческими, и в «затонувшем» искать канувший в Лету СССР. Кажется, это не совсем верно. Дашевский — скорее лирик, певец мгновений городской (московской) жизни, а не жадный до актуальности репортер. Конечно, спустя много лет «советское» цепляет взгляд, читается с лету, легко разбирается на узнаваемые детали, но это заслуга самого времени, меняющего фактуру окружающей жизни, даже лица людей двадцатилетней давности делающее похожим если не на инопланетян, то точно — «племя незнакомое».

Обращает на себя внимание, что отсчет в новом, как и в первом альбоме, ведется с того же, 1962 года. Но фотографии в нем не повторяются. В своем архиве (порядка 10 тысяч негативов) автор имел возможность отобрать для «Обыденного» совершенно иные фотографии. К ним прибавились новые, снятые уже на рубеже веков. Акценты, конечно расставлены здесь иначе. Если в «Затонувшем времени» Дашевский, по собственному признанию, показал те фотографии, желание сделать которые было спровоцировано чем-то бросающимся в глаза, из ряда вон выходящим, то здесь в основном — спокойное созерцание реальности, а нажать на спуск заставляло особое настроение наблюдаемых сцен.

Дашевский ходит с фотоаппаратом на груди — всегда и везде. И всегда снимает то, что называется «жанром». Имея ученую степень в области технических наук, можно позволить относиться к фотографии, как к хобби даже в том случае, если снимаешь уже полвека. Интересно, что именно феномен Дашевского дал повод Ирине Чмыревой для замечательного эссе о профессиональной и любительской советской фотографии. Бытие в чем-то определяет сознание, и необходимость так или иначе работать на идеологический аппарат, прививает вирус самоцензуры. Как результат: «механистическое замещение приводит к видению только сюжетов, проходящих через мелкое сито идеологической проверки» (И. Чмырева).

Пытаясь дать определение тому, что цепляет нас в фотографии, Барт приходит к выводу, что искомое легче найти в фотографиях непрофессионалов. Снимки Дашевского счастливо совмещают в себе свойства профессиональной и любительской фотографии. Профессиональной — в смысле мастерства, а не формальной принадлежности к цеху. И дело не только в полувековом стаже, но и в той методичности и требовательности к себе, которые формировались у него, в том числе — благодаря участию в фотосообществе. (Вообще разговор о профессиональном и любительском в фотографии — особая, не отрефлексированная тема, требующая отдельного исследования, здесь же ограничимся интуитивным, принятым сегодня на веру разграничением.)

«Любительскими» их делает абсолютная свобода выбора сюжета. Но не только. Говорят, что многие свои фотографии он не решался показать даже в любимом фотоклубе «Новатор», хотя Дашевского диссидентом от фотографии не назовешь, так как никакого протестного пафоса его работы не несут, а социальное, даже политическое содержание присуще работам девяностых, когда в стране проявилось особое отношение к общественной жизни. Вся крамола Дашевского — лишь в предельной искренности. Искренним можно было оставаться в пределах квартиры, для фотографа — в пределах семейной хроники, в крайнем случае — в кругу тусовки (а для такого рода фотографии особое мастерство не обязательно, важен скорее сам факт фиксации, ритуал «по случаю», повторяющийся с определенной периодичностью). 

Любителям не запрещено было снимать на улице, но мало у кого возникало такое желание. Как бы то ни было, та же искренность — прямой путь к графомании, и только профессиональные навыки гарантируют от этого патологического недуга. Снимая исключительно «для себя», фотограф вводит в круг интимного отображаемую среду. Ищет то, что отражает атмосферу обыденного. Дашевскому это удается. Именно поэтому так безошибочно угадывается на них время, иногда — с точностью до пятилетия. То досадное обстоятельство, что, по ошибке, абсолютно все фотографии на выставке в РОСФОТО обозначены одним, 2002 годом, вносит сумятицу, но и рождает определенную интригу — попробуйте угадать, в каком году снимок на самом деле сделан. Проверить себя можно будет после выхода альбома. На прощание Михаил Дашевский пообещал осенью представить его в Петербурге.