World Press Photo 2013

15 февраля были объявлены победители World Press Photo. Конкурса, который невозможно проигнорировать. Слишком сильную реакцию он вызывает. У массового зрителя, у профессионального сообщества, у тех, кто-либо поддерживает его, либо критикует. Сантьяго Лайон/ Santiago Lyon, возглавлявший жюри в этом году, говорил о процессе отбора работ, о том, как, просматривая 100000 фотографий, видишь «опыт человечества, сконцентрированный в изображениях». 100000 снимков — это много. Однако и итоговая выборка победителей, меньшая количественно, претендует на всеохватывающее представление событий года, на «опыт человечества». Ставя задачей объять необъятное, World Press Photo заканчивает тем, что объединяет под своим именем истории про приключения пингвинов и радость фехтовальщиков с историями о пытках, самоубийствах и лицах, сожженных кислотой. Несмотря на некоторую абсурдность подобного подхода, конкурс затрагивает три важных аспекта: обсуждение событий мирового масштаба, вопросы их репрезентации, а также проблемы формирования визуальных канонов фотожурналистики самим конкурсом. Какие проекты, а наряду с ними и события, были названы ключевыми в этом году? Чем результаты отличаются от предыдущих сезонов? Какие фотографии кажутся неожиданными в контексте World Press Photo, а какие дискуссии вокруг конкурса кажутся вполне ожиданными, но все равно удивляют? Начнем.

ПОХОРОНЫ В ГАЗЕ

«Похороны в Газе» шведского фотографа Пола Хансена/ Paul Hansen — победитель World Press Photo. Двое братьев несут в мечеть двух братьев, детей своего брата, погибших от израильской ракеты, также погибшего от израильской ракеты, также погибших от… Страшное событие, страшное изображение, сильное изображение. Эта фотография заставляет повторять слова в попытке описать кумулятивный кошмар реальности. Так сложилось, что фотография-победитель World Press Photo, во-первых, всегда отражает главное, по мнению жюри, событие года, а во-вторых, является достаточно четко и однозначно прочитываемым символом. Частная, соврешенно реальная трагедия обязана стать метафорой, отбросить в обобщение, суммировать конфликт (не случайно Лайон говорит о том, что «Похороны в Газе» именно «суммирует» всю историю).

На фотографиях-победителях прошлых лет были следующие сюжеты: мать, прижимающая к груди сына, пострадавшего от слезоточивого газа на демонстрации против авторитарного режима президента Йемена (2011, Самуель Аранда/ Samuel Aranda); афганская девушка, сбежавшая от мужа из-за жестокого обращения, за что ей отрезали уши и нос (2010, Джоди Бибер/ Jodi Bieber); полицейский, проверяющий с пистолетом в руке, покинули ли разорившиеся во время финансового кризиса владельцы дома в Огайо (2008, Энтони Суо/ Anthony Suau). Эти снимки и стоящие за ними истории очень разыне. Но все они бьют по самым больным точкам: по идее нормы жизни, а также по визуальному представлению этой нормы. Так, полиция, вроде бы, должна защищать граждан, а не «выселять» их из домов. Но на изображении конкретный полицейский как бы наводит пистолет на бывших жильцов и становится символом финансового кризиса. Мать с сыном — здесь символ не изобретается, фотография очевидным образом отсылает к иконографии оплакивания Христа девой Марией. Портрет Биби Аиши из Афганистана, напротив, становится новым и абсолютным знаком: визуально простое изображение, прямой портрет делает ненормальность ситуации максимально ощутимой. Среди победителей прошлых лет были снимки похорон (1990, оплакивание смерти сына в югославской семье; 1988, семья хоронит сына, погибшего при землетрясении в Армении), не говоря о фотографиях, на которых люди находят своих родственников умершими, а также нескольких снимков с портретами мертвых детей. Снимок «Похороны в Газе» отличает то, что он показывает «мужскую» историю, в похоронной процессии нет женщин. Часто встречающаяся в фотографиях World Press Photo история женщины, потерявшей детей, мужа (которая здесь также имеет место быть, но остается за кадром) сменяется на историю про мужское коммьюнити, потерявшее близких людей. Возможно, именно это делает снимок наполненным новой символикой, не связанной с образом Мадонны или погибшим будущим в лице детей, а показывающей то, как семьи лишается не только узкое окружение, но и «весь мир» (туннелеобразная улица задает переспективу, неизвестно, заканчивается ли процессия в принципе). Возможно, это не самая точная интерпретация, но она где-то там, в области мгновенной реакции на изображение, целенаправленно «суммирующее» историю¹.

«ЖЕНСКИЕ» ИСТОРИИ

Выигравший снимок можно условно назвать «мужским». Тем интереснее тот факт, что именно в этом году конкурс представил большое относительно предыдущих лет количество «женских» историй — 6. Для сравнения: в прошлом году — 1, в позапрошлом — 2.

Серия Ибрагима Нороози/ Ebrahim Noroozi «Жертвы насильственной любви» рассказывет историю Сомаях Мехри, чей муж, вор и наркоман, вылил ночью на нее и их трехлетнюю дочь кислоту за то, что Мехри думала о разводе. Женщина потеряла зрение и нуждается в более 100 пластических операций. Девочка потеряла глаз и ждет 70 операций. Сомаях Мехри — это Биби Аиша, но только не в Афганистане, а в Иране. И если Джоди Бибер показывает один снимок Аиши, то Ибрагим Нороози — целую серию. Ужас умножается. Впрочем, еще и потому, что теперь в историю вовлечен ребенок.

Нельзя назвать более радужной историю «Секс-работницы эмигрантки» Паоло Патрици/ Paolo Patrizi, показывающую женщин из Бенина (Нигерия), переехавших в Италию и работающих проститутками. Патрици называет этих девушек целеустремленными и амбициозными. Они делают осознанный выбор. Это никак не укладывается в голове, когда видишь фотографии: грязные матрасы на окраине города, картонные подстилки прямо посреди мусора не выглядят как подходящие места для амбициозных людей. Зритель видит героинь всегда только со спины. Примитивный прием, но здесь он работает безупречно. Фокус смещается на те пейзажи, которые окружают девушек. Именно поэтому «портреты» чередуются с отдельно взятыми изображениями импровизированных постелей. «Грязь» ситуации показана через буквальную грязь территории «любви». И эта грязь становится тем более явной, чем более лиричными и нежными кажутся композиции и цвета снимков.

В отличие от описанных выше историй серия Яна Грарупа/ Jan Grarup «Я просто хочу бросать мяч в кольцо» помимо трагизма содержит в себе позитивные элементы. Молодые жительницы столицы Сомали рискуют своей жизнью из-за игры в баскетбол. Девушки чувствуют себя счастливыми на площадке, но получают смертные угрозы со стороны радикальных исламистов, а иногда и мужчин-членов собственной семьи. Однако, площадка охраняется, и девушки продолжают играть.

История Фаусто Подавини/ Fausto Podavini «Мирелла», занявшая первое место в категории «Повседневная жизнь», зеркально отражает историю, победившую в этой же категории в прошлом году, — «Никогда не дам тебе уйти», Алехандро Кирчука/ Alejandro Kirchuk. Кирчук снимал в Аргентине своего дедушку, который ухаживал за бабушкой с болезнью Альцгеймера. Подавини снимает Миреллу, пожилую женщину, ухаживающую за мужем, также больным Альцгеймером. Обе истории — про любовь, и это подчеркивается в описаниях. Интересно, что похожая ситуация становится актуальной в тот же промежуток времени, в 2012 году, и в кинематографе: Михаэль Ханеке получает Золотую пальмовую ветвь на Каннском фестивале за бурно обсуждаемую картину «Любовь», в которой пожилой герой поддерживает супругу, больную гемиплегией.

Стоит отметить большое количество и единичных портретов, героями которых становятся женщины. Неожиданным кажется снимок «На свалке Дандора» Микаха Алберта/ Micah Albert: на свалке в Найроби (Кения) женщина, собирающая мусор, делает остановку из-за дождя и изучает найденную книгу. Ей хочется уделять больше времени на попадающиеся издания: «Это дает мне возможность делать что-то еще в течение дня кроме сбора мусора». Мы видели много фотографий сборщиков мусора (можно вспомнить серию Питера Хьюго/ Pieter Hugo «Постоянная ошибка») и много историй про людей, живущих в нищете, но тянущихся к знаниям (например, серия, получившая почетное упоминание в категории «Современные истории» этого года «Школа для менее удачливых» Алтафа Куадри/ Altaf Quadri). У Алберта получается не только соединить эти темы, но и создать магическое изображение, которое приковывает к себе, которое хочется видеть огромным и долго рассматривать. Люк Делайе/ Luc Delahaye мог бы позавидовать.

Другой интригующий кадр — «Наталия», Фелипе Дана/ Felipe Dana, получивший почетное упоминание в категории «Современные истории». Наталия — 15-летняя наркоманка в районе «Крэклэнд» Рио-де-Жанейро. Портрет очень простой. Впрочем, World Press Photo ценит простые портреты. Но у Наталии особенное выражение лица — Джоконды трущоб. Зритель привык видеть на конкурсе изображения людей либо с ярко выраженными эмоциями страдания, либо с нейтральным или отстраненным видом. Наталия же и плачет, и улыбается, ее взгляд и порочен, и невинен. Пожалуй, один из самых глубоких портретов World Press Photo.

НИЧЕГО НЕ ПРОИСХОДИТ

Яркие эмоции, так сильно ассоциирующиеся с новостными изображениями World Press Photo, отсутствуют и в серии «Мартин» голландки Ананды ван дер Плуйм/ Ananda van der Pluijm. Текст к этой истории, наверное, самый короткий, который я видела у работ этого года: «Восемнадцатилетний Мартин после того, как жил 10 лет со своим отцом, а потом в детском доме, вернулся два года назад домой, чтобы жить с матерью. Он приехал с небольшим количеством одежды в сумке, без работы и без образования». Фотографии — потреты Мартина, иногда — части интерьера его комнаты. И портреты, и интерьеры минималистичны. Ничего не происходит. Нет ярких интересов, нет амбиций. Нет подробного текста, рассказывающего трагедию семьи в деталях и приводящего статистику «подобных случаев» в современной Европе. Потому что это история не про подростка, не про драму и не про статистику. Она про гиперболизированное и одновременно тихое состояние одиночества и непонимания, что с собой делать.

НЕЛЬЗЯ НЕ СКАЗАТЬ

Из того, о чем нельзя не сказать: в большинстве новостных категорий основные места заняли кадры с событий в Газе и Сирии. Одна из историй — про жизнь в Японии в настоящее время, после землетрясения и цунами, прошедших в прошлом году (ключевая тема прошлого World Press Photo).

В категории «Спортивное действие» второе место заняла история Сергея Ильницкого. Присутствие в этой номинации — вполне в традиции российской фотографии (можно вспомнить синхронисток Владимира Вяткина и истории про бокс Александра Тарана). Ильницкий снимает фехтовальщиков на олимпиаде в Лондоне. Практически каждый кадр — про радость победы. Достоинство истории не в наличии какой бы то ни было глубины, а в том, что мало кто показывал фехтование как фонтан эмоций.

Майка Элан/ Maika Elan снимала в серии «Розовый выбор» гомосексуальные пары Вьетнама, который первым среди азиатских стран признает однополые браки. Прекрасные фотографии. И очень интересно, как отреагирует наша бдящая общественность, когда выставку World Press Photo привезут в Россию.

ДИСКУССИЯ

Ни один World Press Photo не обходится без дискуссий, связанных с этикой фотожурналистики. На этот раз таких дискуссий уже, как минимум, две. Одна касается манипуляций в победившей фотографии «Похороны в Газе». Идеальное кадрирование, высокая сатурация, искуственный свет, невозможный в реальности, а также отсутствие движения процессии — предполагаемая постановка. Основная претензия: эстетизация трагедии. Не думаю, что снимку что-то угрожает — World Press Photo знал и большие «скандалы», например с победившей в 2007 году фотографией Спенсера Платта/ Spencer Platt: молодые жители Бейрута едут на машине по разгромленной после израильской бомбежки части города. Так вот, изначально утверждалось, что эти люди — золотая молодежь, занимающаяся практически «туризмом по катастрофам». Оказалось, что это бывшие жители района, а на их лицах не интерес и отвращение, а страх и горе. Споры в отношении снимка этого года кажутся не очень актуальными: фотожурналистика всегда сталкивалась с похожими проблемами, и однозначного решения здесь нет. World Press Photo выбирают снимок-символ. Снимок-драму на грани возможного. И совершенно естественно, что фотографы «подтягивают» изображения до этой грани.

Другая дискуссия более интересна и касается серии «Полумесяц» Паоло Пеллегрина/ Paolo Pellegrin. «Полумесяц» — название района с высоким уровнем преступности в Рочестере, Нью-Йорке. Каждый кадр Пеллегрина — сцена из фильма. Арест мужчины, напавшего на отца с самурайским мечом. Убегающие от полиции подростки-наркоманы. Пострадавший в драке мужчина, не сообщающий полиции о своем сопернике и желающий разобраться с ним лично. И вот «Bag News» публикуют материал, в котором Шейн Келлер/ Shane Keller, студент Рочестерского технологического института, изучающий фотожурналистику, рассказывает о том, как он позировал для этой истории Пеллегрину: подпись к его портрету не является корректной, так как он никогда не был снайпером морской пехоты, он просто был морским пехотинцем; съемки проводились на перефирии района, в достаточно спокойном месте; Паоло «заманил» его в подвал для более драматичного фона; общий текст истории заимствует фразы из материала New York Times o Рочестере, не указывая первоисточник. Масла в огонь подливает профессор Келлера Лорет Стейнберг/ Loret Steinberg, преподающая «Этику в фотожурналистике»: Пеллегрин — часть общего процесса, ему стоило быть более точным, да и вообще Рочестер не такое уж страшное место.

За этим текстом следует ответ Пеллегрина, где он говорит, о том, что пытался наиболее обтекаемо составить кэпшн, так как не помнил точное место, в которое его привез помощник, и был уверен, что Келлер говорил о снайперском опыте; общий текст должен писать журналист, а этот состоит из общеизвестных и повсеместно повторяемых фактов; Рочестер мил только для тех, кто просто не желает видеть преступность; а публиковать подобный материал, предварительно не написав ему, этически не корректно. Совершенно не понятно, дискредитируют ли подобные ситуации фотожурналистику или всего лишь отражают стандартную практику «придумывания» (в той или иной степени) историй. Очевидно, что правда как на стороне Келлера, так и на стороне Пеллегрина. Очевидно также, что это одна из самых интересных историй этого года, что бы кто о ней сомнительного ни говорил, включая самого Пеллегрина.

_____________________________________________________________________