«No Photographing»
Фотографии, текст: Тимм Раутерт
Издательство: Steidl, 2011
Язык: Английский
ISBN 3869303220, 9783869303222
Объем: 176 страниц
Тяжелый томик с обложкой, имитирующей холщевку, обратил на себя внимание с полки маленького фотокнижного в Варшаве не только текстурой, но и названием. Рукописный заголовок «No photographing» красовался по центру, «подмигивая» несколькими, будто бы зеркально перевернутыми, буквами. Листая книгу, я наткнулась на приём, который в дизайне фотокниг никогда не видела раньше. В паре мест развороты с фотографиями перемежались зияющими глянцевой белизной пустотами с пятью-шестью страницами без каких-либо изображений или текста. Запрет на съемку, чистые листы… странно. Конечно, отправиться обратно на полку у книги не было шансов.
«Позвольте мне объяснить, как все было на самом деле, в то время я не знал совершенно ничего – я был лишь молодым, неопытным, подающим отдаленные надежды фотографом. Да, к тому времени я уже окончил учебу, однако…» – так Тимм Раутерт, автор странной увесистой книги с чистыми страницами, сегодня один из самых именитых профессоров Академии визуальных искусств в Лейпциге, давший дорогу в жизнь таким ярким авторам, как, например, Виктория Биншток и Тобиас Зиолоны, начинает рассказ о документации будней амишей и гуттеритов – двух сект, чье вероисповедание запрещает им создавать изображения себя.
Два проекта, составляющих визуальный нарратив книги, молодой фотограф Тимм Раутерт снял в еще 1970-х, когда, едва закончив обучение в Эссене (Германия), отправился в США, полный намерения собрать серию о тех, кто обычно не позволял себя фотографировать. В Пенсильвании его интересовала жизнь амишей (они же аманиты или амманиты) – группы протестантских общин анабаптистов, последователей швейцарского меннонита Якоба Аммана (1644-1730). Возникло это направление в 1693 году в Европе, но позже, спасаясь от преследований, его приверженцы были вынуждены эмигрировать в Америку. Следуя заветам своего идеолога, амиши и по сей день проповедуют скромный образ жизни, предпочитая полную изоляцию от благ цивилизации: от вождения личного автомобиля до радостей электричества.
Спустя четыре года Раутерт снова вернулся в Северную Америку, на этот раз в провинцию Альберта, Канада, к гуттеритам – представителям еще одного течения в анабаптизме, чьей отличительной чертой является общность имущества. Религия этой ветви анабаптистов также относилась к фотографированию без оптимизма. Заперт был настолько строг, что у членов общины снимки отсутствовали даже в удостоверениях личности. Вместо фотографий в документах использовали отпечатки пальцев.
Как и амиши, гуттериты – выходцы из Европы. В конце XIX века они эмигрировали в США (Дакоту, позже – Монтану), а также в Канаду (провинции Манитоба и Альберта). К 1980 году их общее количество в Канаде достигло почти 25 000 человек, в настоящее время число анабаптистов обоих направлений на континенте составляет примерно 45 000 (одних только гуттеритов – около 460 колоний). Обе группы говорят на специфической, старомодной версии немецкого языка, который считают родным.
В фотокниге «No Photographing», выпущенной издательством «Steidl» в 2011 году, результаты двух проектов Тимма Раутерта впервые публикуются вместе. Чтобы визуально разделить серии, автор показывает фотографии амишей в виде классической черно-белой фотографией, гуттериты же запечатлены на цветную пленку «Kodachrome». И причина подчеркнуть разницу между проектами на самом деле есть. Черно-белый репортаж представлен уличной съемкой фасадов амбаров, молельных домов, «припаркованных» бричек, запряженных лошадьми, и виднеющихся вдалеке амишей, прячущих лица от незнакомца, – их Раутерт снимал во время вылазки-разведки, имея возможность лишь наблюдать за общиной издалека.
Но основную часть фотокниги все же составляют не амиши на расстоянии уличного парада, а теплый «Kodak» с портретами и буднями гуттеритов. С любопытством и без всякого страха лица девочек в старомодных чепчиках (Mitz) обращены в сторону заморского гостя. Тотальная добровольная изоляция общин, специфика их жизни, строго подчиненной Десяти Заповедям, и запрет на фотографирование закономерно поднимают лишь один вопрос: как Раутерту, собственно, удалось заслужить доверие представителей секты? Как он смог сделать такие снимки? Почему фотографа не только пустили в общину, но и разрешили ему так открыто нарушать правила?
Раутерт не торопится с ответами.
«Порой и сейчас во сне я все еще слышу легкое цоканье копыт и звуки катящихся деревянных колес, обитых железом. В полудреме я бросаюсь к окну и замечаю черную лошадь с серым фургоном. В утренней дымке, через зеленую противомоскитную сетку, натянутую на окно, я делаю первый снимок», – делится воспоминаниями 70-летний фотограф, словно трактирщик у камина, неспешно беседующий с застрявшими в бурю путниками.
Скользя взглядом по строкам с заметками Раутерта, опубликованными в качестве пояснений к проектам в «No photographing», понимаешь, что его поездки в общины, на другой конец света, были отнюдь не мальчишеской бравадой или конъюнктурным фотожурналистским проектом. И быть может, в этом частично кроется магия визуального воздействия книги. К строгим анабаптистам его привела цепочка событий и встреч, которую на самом деле можно комментировать разве что в стиле ночной истории у камина. Случайное знакомство с молодым журналистом Майклом Хольцахом (Michael Holzach), разделяющим интерес Раутерта к «коммунизму моравских анабаптистов» и впоследствии прожившем с ними целый год, сильные впечатления от опубликованной в 1976 году книги Эриха Фромма «Иметь или быть?», романтическое желание «сделать мир лучше», Лао-цзы и Карл Маркс.
Стоит отметить, что к гуттеритам Тимм Раутерт все же отправился не совсем «в пустоту»: свои лучшие, снятые с близкого расстояния, кадры, он сделал именно благодаря Хольцаху. Общину гуттеритов немец посетил дважды – и оба раза тогда, когда там уже плотно обосновался Майкл, выразивший местным честное намерение «полностью интегрироваться в общину, разделять с ее членами труд, молитвы и песнопения – другими словами, все их ежедневные заботы, с целью однажды, быть может, описать полученный опыт в отдельной книге». Журналист стал своеобразным проводником фотографа в мир, закрытый от посторонних глаз. Объединенными усилиями им удалось убедить членов общины в том, что книга о жизни гуттеритов окажется неполной, если рассказ не будут сопровождать фотографии. Понятно, что братья-анабаптисты не сразу приняли аргументацию немцев, Хольцах позже вспомнит, что Тимм осмелился достать фотоаппарат лишь по прошествии двух недель со дня его приезда в Уотертон. А сама формулировка вердикта гуттеритов звучала поистине в стиле царя Соломона. Разрываясь между Библейской заповедью «не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, что на земле внизу, и что в воде ниже земли» и желанием «показать людям в Германии, что есть праведная жизнь», они решили не давать разрешения, но и не запрещать съемку.
К слову сказать, обещание опубликовать книгу об этике и культуре гуттеритов Майкл Хольцах все же сдержал. Его летопись под названием «Забытый народ» действительно увидела свет – в 1993 году, уже после смерти своего автора, погибшего в результате несчастного случая десятью годами ранее. Пытаясь спасти упавшую в канал собаку, он поскользнулся и ударился головой о бетонный бортик.
Несмотря на чудесную возможность фотографировать общинников, Тимм Раутерт долго не мог побороть страх и ощущение собственной неуместности в Уотертоне. Подход, которого сегодня с легкостью придерживаются многие фотожурналисты из капиталистических государств, приезжающие по заданию в страны третьего мира и часто мало задумывающиеся о доверии, этике и последствиях «быстрой» съемки, не был близок идеалисту Раутерту. И дело даже не в том, что он ощущал напряженность и настороженность гуттеритов, не до конца понимавших, правильное ли они приняли решение. Его сомнения были иного, экзистенциального, плана. Немец был потрясен гармонией, которая, как ему казалось, руководила размеренным ритмом работы и жизни, простотой и естественностью рутинных занятий, логичностью коллективной идеологии, которая, например, проявлялась в отсутствии местоимений «мой» и «твой». Насколько фотография окажется в состоянии передать удивление и сумбур, возникшие в душе молодого человека? Насколько он действительно обладает правом наводить на этих людей объектив своей камеры?
«Какое изображение, спрятанное на поверхности тех плёнок, позже покажется миру? Тогда не мог сказать никто. Одинокий и нелепый – мне до сих пор кажется, что я никогда в жизни не выглядел более нелепо, чем тогда, – стоял я, весь в «мирском», среди бородатых мужчин в черном. Та дата навсегда останется в моей памяти: пятница, 19 мая, 1978,» – пишет Тимм Раутерт.
Плавный дневниковый рассказ фотографа разъясняет кадры, сделанные полвека назад: скромный вид девушек из общины, покрытые чепчиками волосы и юбки почти до пола – необходимость, препятствующая, согласно правилам общины, возникновению соблазна у мужчин. Тяжелый ручной труд, езда верхом, досмотр скота и возделывание поля – как проявление следования Библейским заветам. Сцены с утренним причесыванием девочек, уроки в школе, сон в общей комнате, молчаливое сидение у гроба усопшего общинника: за три месяца жизни с гуттеритами Раутерт стал свидетелем всех этапов их жизненного уклада, остававшегося неизменным на протяжении нескольких веков. Но, листая глянцевые страницы книги, кажется, что гораздо большее впечатление оказывают даже не эти простые аккуратные карточки с теплым оттенком времени. Громче и о самом фотографе, и о закрытых сообществах рассказывают именно чистые страницы.
Именно в них – ответ молодого, полного этических сомнений Тимма, сфотографировавшего ранним утром сквозь москитную сетку черную лошадь в упряжке. На пустых разворотах книги – фотографии, которые Раутерт решил не делать. Эти кадры, уверена, он сохранил в собственной памяти. Фрагменты непоказанных реальностей принадлежат людям, не запретившим ему себя снимать, доверившим незнакомцу документацию своих частных жизней, пустившим в размеренный простой уклад чужак-фотоаппарат. Решение включить несделанные снимки в книгу насколько идеалистично, настолько гуманно – в любом проекте, основанном на доверии и уважении, есть место молчанию, секрету, праву сомневаться, прежде чем нажмешь на кнопку спуска затвора.
