«…старые фотографии похожи на погасшие звезды.
Свет от них достигает Земли за миллионы световых лет.
Глядя на старые фотографии и на звездное небо,
мы видим тех, кого уже нет».
Космос всегда занимал в искусстве особенное место. Его рисовали и снимали, вплетали в философские стихотворения и несложный бард-трек под треск костра. Космос вдохновлял и ужасал; не спрашивая разрешения, забирал в одиссеи и не возвращал обратно. О космосе сложно писать, его – как любовь, по признанию персонажа Алана Милна, – можно лишь чувствовать. Или предчувствовать – как у Алексея Учителя. Таким же интуитивно-сенсорными каналами воспринимается и фотокнига Аллы Мировской «Старые семейные фотографии и объекты глубокого космоса».
Сопоставление человека и вселенной, на котором базируется концепция книги московского фотографа Аллы Мировской, поражает простотой и глубиной. Если в каждом скрыт свой космос, то почему бы не попробовать рассмотреть его поближе? Так, три архива российских семей и фотографии японского барабанщика Куниёси Ямада превращаются в спиральные галактики, звездные скопления и туманности. На стыке подписи и изображения кристаллизуется новый смысл – слово и изображение рождают другую историю.
Фотокарточки из домашнего альбома примеряют то ли маскарадные костюмы небесных тел, то ли раскрепощающие, выводящие на «чистую воду», терапевтические роли. Веря, что «все на свете создано из космической пыли», Алла расширяет границы семьи до безграничья космоса. Каждому, даже уже ставшему безымянным родственнику, здесь найдется свое место. И новое имя.
Принцип размещения под снимками «чужих подписей» предлагает интересное развитие гипотезы лингвистической относительности Сепира-Уорфа, согласно которой язык определяет мышление. Слова и конструкции лакмусовой бумажкой проявляют то, в каких категориям мы думаем – воспринимаем и объясняем мир. Но в то же время, следуя эксперименту Аллы Мировской, читатели убеждаются, что возможно и обратное. Подпись способна развернуть игру «в другую сторону» и перекроить восприятие изображения и его истории.
Язык не только отражает мысль, но и задает ее направление. Он может дополнять, искажать или убивать фотографию. Или, как в случае книги «Старые семейные фотографии и объекты глубокого космоса», переносить ее в новое измерение. Петь гимн краткости и вечности человеческой жизни.
Строка со словами «Семья Васильевых» под снимком космического объекта, сделанного телескопом Хаббл, взрывает снимок новыми красивыми образами о характере, сплоченности и судьбе далеких незнакомцев. Студийный советский портрет девочки с голубыми глазами и красной резинкой в хвостике превращается в таинственную «планетарную туманность NGC 7293» с не менее туманным будущим. Обнаженная «Андромеда» афродитой плещется в курортной неге возле камней.
«Люся Васильева на комсомольском субботнике» рассыпается вспышками звезд из далеких миров.
Моменты реальности, выхваченные кадрами архивов, – не ближе нам сегодняшним, чем следы всех этих «сверхновых» и «сверхярких». Я пишу Алле сообщение на Facebook с просьбой рассказать о героях всех этих космическо-комсомольских фотографий, и тут же ловлю себя на сомнении… А не разрушит ли магию неизвестности наличие «правильного ответа»? Не вернет ли тем самым космическое величие их судеб на землю? Не скрывается ли в свободе называть самую обыкновенную карточку самостоятельной, гордой и уникальной планетой вся суть элегантного экзистенциального замысла?
Наутро приходит ответ. В письме, отправленном в 01.21, – истории о Васильевых, Деминых и Мировских – трех семьях, которые в жизни и книге оказались связанными в одну «вселенную». Для автора фотокнига, без метафор и преувеличений, действительно домашний фотоальбом. Биография личного космоса, которая, однако, оказывается невероятно близкой и понятной любому читателю.
Нужны ли нам ответы на все вопросы? Секрет неожиданного появления в архиве снимков сумасшедшего японского барабанщика? Детали судьбы красавицы в манто? Реакция бабушки Аллы на публикацию карточки с обнаженными купальщицами в Крыму? Я стираю только что набранные абзацы с цитатами из письма Аллы – понимая, что отчасти очарование созвездий, которые мы вдруг замечаем, подняв голову, в майском небе – в расстоянии между нами. В красоте, что они продолжают дарить нам, вне времени, географии и наших желаний. В союзе старых фотографий и объектов глубокого космоса общим становится память – тот самый след от умирающей звезды, рождающей перед смертью вспышку, о котором написала мне утром Алла:
«Раньше, наблюдая вспышку-взрыв, астрономы думали, что это рождение новой звезды. Но это, наоборот, смерть старой, но в чем-то и рождение новой, потому что из взорвавшихся звезд со временем образуются новые космические объекты. В каком-то смысле все мы и вообще все на свете создано из космической пыли. Из нее возникло и туда же возвращается, как круговорот воды в природе. Перелистывая толстые картонные страницы, проложенные калькой, вижу на фотографиях своих родственников. Они энергичны или грустны, веселы, задумчивы, меланхоличны, но однозначно живы. Это если смотреть на фотографии и ничего о них не знать. А если знать, то все равно трудно поверить, что со многими из них теперь можно встретиться только здесь, в альбоме. Мысль завершает свой круг - старые фотографии похожи на погасшие звезды. Свет от них достигает Земли за миллионы световых лет. Глядя на старые фотографии и на звездное небо, мы видим тех, кого уже нет».
Алла Мировская
«Старые семейные фотографии и объекты глубокого космоса»
Концепция, редактирование, дизайн, текст:
Алла Мировская, 2016
128 страниц
Тираж: 100
Самиздат
***
P.S. Что в имени тебе моем?
Оно умрет, как шум печальный
Волны, плеснувшей в берег дальный,
Как звук ночной в лесу глухом.
Оно на памятном листке
Оставит мертвый след, подобный
Узору надписи надгробной
На непонятном языке.
Что в нем? Забытое давно
В волненьях новых и мятежных,
Твоей душе не даст оно
Воспоминаний чистых, нежных.
Но в день печали, в тишине,
Произнеси его тоскуя;
Скажи: есть память обо мне,
Есть в мире сердце, где живу я...
А.С.Пушкин, 1830
