На последнем снимке фотокниги – человек в маске лошади, сидящий на камне спиной к зрителям, и, условным, лицом – к нордическому безлюдному пейзажу с озером и холмами, подшитыми заплатками снега. Мотив «Странника над морем тумана» Каспара Давида Фридриха появляется в «Мимикрии» Наташи Тутовой на этапе послесловия размышлений о взгляде, «невозможности однозначной трактовки видимого», как очерчивают концептуальные границы истории сама фотограф вместе с редактором проекта, Аллой Мировской. Маска – главное отличие образа из «Мимикрии» и символа эпохи романтизма – воодушевленного байронического героя немецкого художника, которому в этом году исполняется ровно двести лет.
Одиночество, растворяющееся у Каспара Фридриха в диалоге между смятенной душой странника и бурей, разворачивающейся перед ним среди таких же тревожных скал, у Наташи Тутовой остается в изолированным, угнетенном состоянии. Ее «странник» с лошадиной головой созерцает мир безмолвно – чтобы открыться, ему нужно снять маску, а не подстраиваться, мимикрировать под окружение и многочисленные роли не-себя. Но в силах ли он сделать это сам, или стратегия мимикрии стала настолько привычна, что рассматривается им как единственно возможная?
Помимо постулата попытки «отличить правду от вымысла, виртуальное от реального» новая работа проектной мастерской Аллы Мировской предлагает задуматься и на тему контакта с «я настоящим» в обстоятельствах, где принято быть разным.
«Что связывает маски и одиночество? Очевидный ответ: маски устраняют разоблачение, груз заметности, – в немецком это называется Maskenfreiheit, свобода, даруемая маской. Не дать себя разглядеть означает увернуться от возможности быть отвергнутым, равно как и от возможности принятия – бальзама любви. Вот почему маски столь пронзительны и при этом столь жутки, зловещи, тревожны,» – рассуждает британская писательница Оливия Лэнг в блестящем труде на актуальную в эпоху «симулякра социального» тему «Одинокий город. Упражнения в искусстве одиночества».
«Маски усиливают свойство кожи как преграды или стены, действуют как отделитель, как нечто обособляющие, отдаляющее. Да, они защищают, но лицо в маске еще и пугает. Что там, под маской? […] Нас узнают по лицам, на лицах явлены наши намерения, по ним видна наша эмоциональная погода. […] Маски ставят вопрос и о самом публичном как таковом: неподвижные, застывшие черты вежливости и приспособленности, позади которых копошатся и извиваются истинные желания. Поддерживать контур, делать вид, что ты кто-то другой, не ты, жить «в чулане» – это императивы растят опасное чувство, что тебя никто не знает, не обращает на тебя внимания».
Анатомия одиночества, на которой подробно останавливается Оливия Лэнг, рассматривая в своем труде биографии таких гениальных адептов секты, как Эдвард Хоппер, Энди Уорхол, Дэвид Войнарович, Нан Голдин и другие, отзывается и в визуальной игре «Мимикрии». Одиночество не находится в центре внимания Наташи Тутовой как отдельный феномен, его скорее изучают как популярную стратегию существования в мире, где «смена оттенка серого» – общепринятое успешное правило. «Сколько раз хамелеон меняет свой цвет?» – спрашивает Наталья Тутова уже на титульном листе книги. Ощущая пальцами мягкую, природную, фактуру бумаги, мы понимаем, что уже вовлечены в игру в прятки, и выиграет тот, кто спрятался лучше всего. Но принимает ли правила сама фотограф – большой вопрос. Пока, из вводного текста Аллы Мировской, мы точно знаем, что «[авторы] покидают позиции пассивных участников происходящего и становятся его исследователям». Они, в каком-то смысле, тоже – в масках. Их роль сегодня – отстраненные наблюдатели. Наша роль – как у героя «Изображая жертву» Кирилла Серебренникова в последнем, драматическом, эпизоде: внимательно смотреть, чтобы хорошо запомнить.
Все по-честному.
Дальше, на страницах причудливо собранного томика, шторы будут скрывать пейзажи, пластиковая рука манекена – «мимикрировать» под женскую руку, ребенок – становится пляжем, пассажир с остановки – одеялом. Игра настолько затянет, маски настолько «впишутся» в норму, что невольно начнешь ощущать, как и сама постепенно меняешь цвет. Ведь мимикрия, как стратегия выживания, сегодня далеко не только предмет концептуальной фотографии. Это мир, прекрасно и звонко знакомый всем нам.
Сколько социальных контекстов, столько и ролей. Столько позиций, статусов, ожиданий и попыток им соответствовать. Конечно, о кризисе социального и эпидемии одиночества, изоляции и тревожности в настоящее время чаще всего говорят в связке с активизацией интернет-присутствия. Например, о феномене «пустого контейнера» социальных сетей (как их охарактеризовал Эндрю Киин в «Цифровом головокружении», 2012). Цифровая «дружба» с мимолетными знакомыми и потенциальными партнерами, которыми мы ежедневно обзаводимся в сети, не приносят ничего, кроме красивого и точного соответствия строке метафоры «одинокого человека в мире, переполненном связями». Сеть сегодня – отдельная вселенная массы «подстроек» – в чем-то это тот самый веер страниц «Мимикрии», завязок и развязок книги-игрушки, которую можно читать с любой из трех сторон. Отовсюду «работает», отовсюду содержание будто бы «пересобирается» заново прямо на кончиках твоих пальцев. Везде, как ни крути, история про то, как по-разному можно «быть» и «казаться».
Равно как растворяются сегодня общепринятые понятия семьи, сообщества и класса, растворяется и само понятие книги как истории от А до Я. «Мимикрия» пластично струится рекой аллюзий, пряток и масок в руках читателя, прозрачные пластиковые трафареты с отпечатанными на них разрозненными словами из вводного текста – то ли подсказки дублера, костыль для более интригующих философских пряток, то ли очередная маска-caption.
«Мимикрия»
Фотографии: Наташа Тутова
Редактирование: Алла Мировская
Дизайн: Юлия Бориссова
Текст: Наташа Тутова, Алла Мировская
Тираж: 150
Самиздат, 2018
