Один давний разговор вспомнился на этой неделе и преследовал меня. Я вспоминала произошедшую около года назад встречу за обедом с профессором журналистики Стэнфордского университета. Эта встреча за ланчем произошла во время годового курса, который я проходила там. Профессор любезно согласился обсудить со мной некоторые мысли, касающиеся моего исследования по экономике фотожурналистики в эпоху социальных сетей и поисковиков.
«Почему фотожурналистика имеет значение?», – спрашивал он.
«Почему нам надо изучать её экономику?»
«С ростом количества камер и вездесущностью фотографирования, не кажется ли вам, что скоро любой репортаж, о любом событии, можно будет получить от обычных людей, из Интернета?»
Это были хорошие вопросы, они были заданы, чтобы подтолкнуть меня сформулировать ценность профессионального фоторепортажа и подвергнуть мои предположения сомнению.
«Почему важно, чтобы фотограф был профессионалом и получал деньги?»
Он выдвигал возражения на всё новые мои аргументы и вынуждал меня оттачивать свои обоснования.
Я чувствовала себя, словно участница борцовской или фехтовальной схватки.
Несколько позже, тоже на этой неделе, я увидела фотографию, сделанную Джоном Муром (John Moore) в Техасе, у границы с Мексикой. Я увидела фото таким, каким Джон опубликовал его в своём Инстаграме. Мы с Джоном знакомы уже давно, и оба работаем в «Гетти Имиджез» (Getty Images).
Это напомнило мне о другой фотографии, снятой Крисом Хондросом (Chris Hondros) в 2005 году на контрольно-пропускном пункте в Таль-Афаре, в Ираке, после того, как родители пятилетнего ребёнка были убиты за отказ остановить свою машину. И я была не единственной, заметившей это сходство.
Меня не удивило, что фотография Джона стала вирусной. Это очень тонкая работа, ситуация показана с точки зрения ребёнка, которого полицейские внезапно разлучили с матерью. Это ранит вас и остаётся с вами навсегда.
И так же, как работа Криса помогла изменить отношение к американской оккупации Ирака, фотография Джона уже стимулировала публичное обсуждение проблемы нелегальной миграции и иммиграционной политики.
И пока эта фотография распространяется, та беседа из Стэнфорда будет возвращаться ко мне.
Именно поэтому профессиональная фотожурналистика имеет значение.
На этой фотографии – не только плач маленькой девочки и неуверенность в будущем. Её сила выходит за пределы чистой композиции и чистой эмоции.
Это результат десятилетней работы Джона на границе Мексики и США, ещё до того, как эта тема попала на первые полосы новостей при новой Администрации.
Ему удалось снять это в огромной степени потому, что за годы работы у него возникли дружеские отношения с пограничниками. В противном случае он просто не был бы допущен туда в такой острой ситуации, не мог бы снимать. Более того, он не имел бы доверия, которое позволило ему взять этот материал и пустить его в широкое распространение.
«Может ли подобная фотография быть сделана случайным человеком?» – звучит в моих ушах вопрос профессора.
Ни разу за миллион лет.
Вас или меня туда просто не пустят.
Могли бы снять это кто-то из мигрантов, или один из пограничников?
Возможно.
Такой уникальный взгляд изнутри ситуации, очень личный, позволяет всмотреться в глубину, понять проблему.
Но если картинка будет получена легко, походя, вызовет ли она у нас такое же доверие?
Может быть.
Джон доказал правомерность этой съёмки всей своей долгой карьерой журналиста, репортажами о разных важных событиях со всего мира. Но, что более важно в нашем случае, он глубоко укоренён в контексте этой пограничной истории, видит её более широко, что можно увидеть в его недавней книге, «Undocumented». И он точно фотографировал плачущих на досмотре детей до того, как встретился с этой ситуацией, которая была почувствована как особенная и стала такой.
Итак, нет.
Никто другой не смог бы сделать это фото, потому что это не «просто» картинка.
