Три года назад, жилой квартал в Лондоне охватил пожар. Гренфеллский пожар сейчас известен, как один из самых ужасных в истории Великобритании. По официальным данным, он унёс жизни 72 человек, было много раненых и потерявших кров людей, вынужденных надолго перебраться из сгоревших домов во временные места жительства. Они до сих пор не компенсировали своих потерь.
Хадиджа Сайе была другом. Мы были знакомы не очень долго. Мы встретились на программе по развитию художников и кураторов для начинающих практиков из недостаточно представленных слоёв общества, которую проводили фотограф и куратор Дэвид Бейли (David A. Bailey) и Джессика Тейлор (Jessica Taylor) из Международного форума кураторов. С Октября 2016 года она была художником Павильона Диаспоры, а я двигался по «параллельной траектории» с группой кураторов, называвшейся Beyond the Frame. Ее большим прорывом в рамках программы стало создание работ для показа в Павильоне диаспоры на Венецианской биеннале в 2017 году. Я помню вечер вернисажа, когда мы все собрались там. Было ощущение, что мы заявили о себе, что всё возможно. В отличие от многих представителей мира искусства, Хадиджа не происходила из привилегированного или богатого круга, она жила с матерью в муниципальной квартире и должна была, помимо занятия фотографией, зарабатывать себе на жизнь. Опытом «повседневной работы» мы делились так же, как и опытом работы с разными медиа.
Я разговаривал с ней на большом вечере, мы обсуждали её работу и идеи, которые она исследовала. Я сказал ей, что пишу для ASX, и хотел бы однажды написать о её работе. Она была так счастлива это слышать, и так скромно оценивала себя, я думаю, она была в любом случае очень рада услышать отзыв от другого фотографа, который даёт свежий взгляд на её работу. На выставке она оказалась среди по-настоящему «больших» имён: Йинка Шонибаре (Yinka Shonibare), Элен Гэллахер (Ellen Gallagher) и Исаак Жюльен (Isaac Julien), а также группа молодых талантливых британских художников, которые были уже на пути к тому, чтобы стать частью нового поколения критически настроенных представителей актуального искусства, и набирали популярность. Но Хадиджа была лишь в начале своего пути в этом мире, она тихо наблюдала и «впитывала» впечатления. Мне было очень интересно, что она на самом деле думает обо всём происходящем. Ночь была туманной, но этот разговор с самым, наверное, тёплым и скромным человеком, встреченным тогда, запомнился мне. Мы столкнулись через пару дней, будучи всё ещё в восторге от великолепной поездки в Венецию и открывающихся перспектив.
Когда я узнал о пожаре в Гренфельде и о том, что Хадиджа была в здании, мне стало тошно. На этом этапе было очень мало информации, кроме ужасных сообщений от неё в Фейсбуке тем утром. Потом было мучительное ожидание новостей, было немыслимо, через что прошли жители и те, кто пытался им помочь, я не мог поверить. Позже, возможно, на следующий день, мы получили известие через семью и наших коллег по ICF, что, к сожалению, Хадиджа и ее мать Мэри Менди не выбрались из здания. Это была разрушительная новость, усугублённая общим масштабом происшедшего. Трудно было поверить в жестокую, бессмысленную гибель людей.
«Через связь со своей семьей, двойную веру, ритуалы и переосмысления истории она изображала себя в артистических позах, используя одежду и ритуальные предметы для выполнения определенных обрядов или церемоний на камеру».
Хадиджа развивала свою работу, используя тинтайп, с получением серии позитивов на металлической подложке. Это создавало старинную по облику, винтажную эстетику автопортретов, в которую она вносила свою связь с британско-гамбийским культурным наследием. Через связь со своей семьей, двойную веру, ритуалы и переосмысления истории она изображала себя в артистических позах, используя одежду и ритуальные предметы для выполнения определенных обрядов или церемоний на камеру. Что поразило меня в этих образах, так это то, как далеко они отодвинули ее от ее реальности и насколько эти образы открыли портал в духовное измерение, где она могла попытаться найти утешение в вопросах, которые невозможно было найти в современном мире. Я хочу верить, что через них Хадиджа получила доступ к духовному голосу, принадлежащему культуре её семьи. Возможно, это открыло ей путь к развитию того, что могло стать началом её собственного визуального языка в фотографии. Я глубоко верю, что она была на пороге прорыва в личные, только ей свойственные отношения с медиа, в то время, когда художникам диаспор так трудно выбраться из лабиринта догм, идущих из их двойных культурных корней.
Text @ Sunil Shah. Images @ Khadija Saye / Estate of Khadija Saye.)
Оригинал на сайте American Suburb X
Перевод с английского Александра Курловича
