Времена комендантских часов и закрытых пандемией границы прошли. Жесткое подавление мирных протестов в Беларуси, военная агрессия России и мобилизация вызвали беспрецедентную волну миграции, которая уже оказывает огромное влияние как на судьбы отдельных людей, так и на более широкие по охвату геополитические и экономические процессы. Конечно, помещать эти три контекста в одно предложение неэтично — беларусы уезжают на фоне не снижающего обороты террора (в Беларуси сейчас почти полторы тысячи политических заключенных); украинцы покидают родные города, спасаясь от бомбардировок; российские же мужчины бегут от призыва — после 8 месяцев молчания, часто, по иронии истории, ища безопасности в странах, чьим гражданам еще вчера отказывали в съеме жилья в столице.
Однако мне хотелось бы провести параллели между этими историческими как для внутреннего контекста трех государств, так и для всего региона процессами, так как во всех них задействованы не только активные и инертные взрослые, бойцы и трусы, гражданские активисты и люди, месяцами игнорирующие авторитарный режим, насаждаемый их правителями. Непосредственными участниками любого вынужденного переезда также являются дети, которые, как известно, не выбирают. Дети не могут выбрать ни родителей и семью, ни президентов и правящие партии. И любых ребят, вынужденно прощающихся с привычным укладом жизни, объединяет одно — травма утраты детства.
Примерно о таких проблемах я размышляла, когда получила на рецензию шершавую фототокнигу «Я видела, как воздух летит/i saw the air fly издательства «MACK». И ее тема взгляда детей эмигрантов из Ирака, Сирии и Курдистана, в настоящее время проживающих в юго-восточной Турции, показалась мне более чем актуальной на фоне процессов массового переселения и цифрового кочевничества, разворачивающихся в нашем регионе. Как и что видят в новых реалиях дети? Какими глазами они смотрят на новых соседей, как слышат новые языки, не теряют ли способность надеяться и мечтать?
В тоненьком сборнике «Я видела, как воздух летит» собраны снимки, сделанные маленькими эмигрантами 7-12 лет в отдаленном приграничном районе Турции в городе Мардин. Все работы созданы в рамках экспериментального проекта «Sirkhane DARKROOM», основанной сирийцем, также беженцем, Сербестом Салихом/Serbest Salih. Сама кочевая фотолаборатория была им создана в 2017 году, сразу же обозначив своими целями образование беженцев Мардина. Сербест учит детей снимать, проявлять пленки и печатать фотографии.
«Аналоговая фотография представляет собой универсальный терапевтический язык. И неважно, откуда родом ребенок, любой может научиться выражать себя при помощи этого медиума», — пишет он во вступительном тексте книги. Как именно и на что направлять объектив — их решение, результат игры, рефлексий и общения со сверстниками и преподавателем. Для многих такой формат модерированной коммуникации — единственный возможный, так как школ в городе нет, и дети пока не могут продолжить учебу.
В аннотации к фотокниге и онлайн рецензиях акцент часто делается на оптимистический характер снимков. Критики видят в них блики беззаботного детства, которое не смогли украсть чужие войны и вынужденная смена дома.
«Время от времени мы можем рассмотреть в кадрах намеки на войну, все еще разворачивающуюся неподалеку: истребитель в ясном небе, ящик с надписью „UNHCR“, из-за которого выглядывает ребенок. Но все же, вместо воспроизведения сцен страданий и травм, фотографии представляют окружающую среду по-новому — через прямой взгляд все еще полный удивления. И этот взгляд легок и игрив, в кадре оказываются приятели и родственники в прыжке или кувырке, высовывающиеся из окон или причудливо замаскированные в первые попавшиеся под руку покрывала», — суммирует аннотация на сайте издательства.
С этим выводом я согласна лишь отчасти. «Оптимизм» детей-беженцев будет значительно отличаться от оптимизма ребенка, живущего в достатке и привычной неизменной обстановке предсказуемой системы удобств. И те локации и предметы, куда направляется их объектив, отражают отнюдь не легкомысленные будни стандартного детства, а естественное желание быть увиденными. В портретах родственников и товарищей по дворовым играм, фиксации маленьких спортивных достижений, селфи и натюрмортах скромных приватных пространств мне видится отражения желания быть, наконец, увиденными. Желание громкого заявления «Я существую!» «Я могу!» «Я как все!»
Перелистывая страницы книги, я вспоминаю кадры из киевского метро, где дети, прячущиеся с родителями от бомбардировок, играют, устроив самодельные горки, и поют песни. Или слова школьницы из Харькова, чей учитель перенес изостудию из разрушенной взрывами художественной школы в убежище, чтобы воспитанники смогли продолжить заниматься рисованием. «Я никуда не выезжала за все время войны, — признается Даша. — Просто привыкаешь к этому.... У меня дома просто рядом включили очень громкую сирену, и она орет по пять раз в день — уже как-то привыкла». На холсте перед подростком — не война, а набросок портрета подруги. Боли и страданий вокруг и так много, их видят и о них знают все; память же по крупицам собирает признаки «нормальности», психика стремиться переработать очередной поворот абсурдной реальности, потерю дома, возможно и утрату близких — и стабилизироваться в «привычном».
И они действительно «привыкают», соединяют координаты новых маршрутов, выучивают новые адреса и перестают замечать вой сирен. Дети не рисуют и не фотографируют войну, не делают из страданий контент для иностранных СМИ — о том, что им приходится переживать, многие будут молчать, а кто-то, возможно, и всю жизнь.
Но имеют ли права привыкнуть к войне взрослые?
i saw the air fly
Sirkhane DARKROOM
Мягкая обложка с клапаном
(Тексты на английском, арабском и турецком языках)
14,5 х 21 см, 160 страниц
Издательство MACK
ISBN 978-1-913620-37-0
Сентябрь 2021
