Однажды Александр Забрин спросил меня – «А есть ли такой жанр – «жанровый портрет?» Я был вынужден сказать, что нет, такого жанра не существует, но… А разве современный художник это не тот, кто придумывает новые жанры доселе неизвестные. Вот только тот жанр, который выдумал Забрин я бы назвал не «жанровый портрет», а «Человек в портрете», как парафраз к проекту Александра «Портрет человека».
Мне приходилось не раз писать о Забрине, с которым меня связывает более чем сорок лет дружбы, а было еще множество проектов, о которых мне не довелось написать, но «Портрет человека» я бы поставил особняком. Пожалуй, речь идет о своего рода итоге почти полувекового творческого пути. Мы привыкли употреблять это, в общем-то, банальное выражение в отношении жизни-труда художника, но применительно к Забрину эти слова имеют не метафорическое, а прямое измерение. Потому что труд его, это и впрямь неустанное путешествие в пространстве и времени страны, которая неустанно менялась на его глазах, а он вот – нет. Мне, пожалуй, очень мало приходилось встречать в жизни людей столь цельных и внутренне неизменных. Я бы сравнил Александра с классическим типом русского странника, теми, кто оставляет материальное, внешнее ради чего-то более сущностного и глубинного. Так и Забрин – и это особенно отчетливо в проекте «Портрет человека», отбрасывает всю мишуру мировоззрений, позиций, политических ориентаций и видит в своих моделях ЧЕЛОВЕКА. Человека - прежде всего, того кто выше собственных вкусов, одежд, в том числе идеологических, вкусовых предпочтений и всего, что наполняет нашу жизнь, становится нашей оболочкой и постепенно незаметно подменяет нас для нас же самих и для окружающих. Так вот, роль художника, а Забрин им тут как раз и является, в том, чтобы помочь нам разглядеть самих себя именно как людей, а не как социальные статусы или «роли» в общественном спектакле… И известный актер и мальчик-узбек и церковная уборщица и знаменитый музыкант оказываются здесь в одном пространстве и мы понимаем, что все они – допрежь всего, члены единого человеческого сообщества… Собственно мне видится, и я глубоко в этом убежден, что задача художника увидеть мир и человека в мире, так, как его видит Господь Бог. «Бог смотрит на сердце человека» - сказано в Книге Царств. В культуре существует стереотип, прочно засевший в нашем подсознании, что Бог — это карающая инстанция, внимательно следящая за нашими проступками - «грехами». Мы часто забываем, что Бог, в традиционной христианской парадигме, это прежде всего Отец, которому совершенно все равно, где мы работали, чем занимались, что думали о войне и политике, какой «партии» принадлежали, что писали на фейс бук и какие напитки предпочитали… Бог видит нас, такими, какими мы есть. И важно здесь одно – чтобы мы БЫЛИ, были по-настоящему. А единственная опасность, которая и называется языком христианства «погибелью» это перестать «быть», оставить вместо себя взгляды, идеологию, вкусы, пристрастия… пустую одежду без сущности. И задача художника к этой сущности нас все время возвращать, показывая нам – человек, вот ты какой – смотри. Ну или по-другому – вот люди. Не имиджи, не статусы, а люди, как они есть. И ты – среди них.
И тогда не имеет значение, что вот какой-то чиновник, под портретом президента, а вот известный «иноагент» Гельман, а вот деревенский пропойца, гладящий кота… На «Божьем суде» они все равны.
Не хочется выделять в проекте «Портрет человека» какие-то образы, вырывать их из общего контекста, но есть один, мимо которого не пройдешь. Это портрет старой женщины, с серьезным лицом, напоминающим печеное яблоко – очевидно церковной служки, которая сосредоточенно вливает святую воду в бутылку из под … кока колы, а над ней ново дельная фреска, изображающая сцену омовения ног Христом. Здесь нет ни малейшей постановки, ни малейшего анекдотизма, хотя пристрастный взгляд немедленно высмеет эту бытовую сценку. Очевидно, что Забрин никогда не переступает грань хорошего вкуса, он не ищет «хайп», он без сомнения замечательный жанрист, но литературщина ему бесконечно далека. В этом чудесном портрете вся метафора нашего времени – переплетение архаичного и современного, национального и западного, религиозного и секулярного В простом образе Забрин добивается примирения трагических антиномий нашего времени и это поистине может быть самое ценное в его работах. При этом я знаю, что Александр, как гражданин, вовсе не холодный беспристрастный наблюдатель – у него есть свой взгляд на мир, он имеет свою позицию. Однако, позиция эта не заслоняет от него реальности, как художник он остается предельно честен и объективен.
Знаменитый митрополит Антоний Сурожский, всю жизнь служивший в Англии, как-то сказал, что человек подобен старой иконе, подвергшейся воздействию времени – потемневшей, ветхой, со сколотыми краями… но наша задача увидеть первозданный лик этой иконы. Бог стремится очистить человека, как реставратор очищает икону, снимая слой за слоем. Так любящий видит в любимом не то, во что он превратился, каким он видится окружающим, а то, каким он был «первично задуман», каким он мог – может стать! И настоящий взгляд художника — это взгляд на человека, исполненный любви, не в том смысле, что художник приукрашивает и идеализирует своих героев, а он дает истинный взгляд на них.
В этом смысле, сравнивая Забрина с великими портретистами прошлого, можно констатировать, что он ближе к Рембрандту, Хальсу или Ван Гогу, чем к Тициану или Кипренскому. Красота по Забрину не в гармоничности черт, а в правде.
Здесь, пожалуй, можно вспомнить историю-притчу, которую я когда-то читал то ли у Бальзака, то ли у какого-то другого автора. Это история о состязании двух художников, которые в некоем голландском, а может французском городке поспорили о «красоте» и о том, кто сможет лучше ее выразить. Спор привлек внимание сограждан, и те с неподдельным интересом ожидали разрешения дискуссии. У каждого художника появились свои «фанаты», на них делали ставки, заключали пари. И вот настал день состязания. Оба мастера покинули свои ателье и торжественно вынесли на городскую площадь холсты, скрытые покрывалами. Первый маэстро снял покровы, и толпа замерла. С полотна смотрела, как живая, сияя неземной красотой прекрасная дева. Золотистые кудри рассыпались на мраморные плечи, сквозь молочную белизну прозрачной кожи пробивался нежный румянец, лазурные очи сияли любовью и страстью, а коралловый рот был слегка приоткрыт демонстрируя жемчужный ряд ровных зубов. Чудный аркадский пейзаж, служивший фоном, не мог соперничать с гармонией и соразмерностью ее стройной фигуры, а легкая почти прозрачная одежда не столько скрывала, сколько подчеркивала соблазнительные формы этого божественного тела… Когда замер гул восхищения гробовая тишина накрыла толпу. Каждый думал, украдкой поглядывая на своих жен, подруг, сестер и дочерей – «увы, столь божественная совершенная красота никогда не будет нам доступна. Мы вынуждены влачить свое жалкое существование среди иных «красот». Отвисшие груди, жирные ляжки, отсутствующие талии, дряблая кожа наших подруг – вот наш удел…». Но постепенно каждый вернулся от горьких своих грез на городскую площадь, и она снова наполнилась бурными выражениями восторга. Те, кто «болел» за первого маэстро потирали руки и переглядывались в уверенности что скоро они разделят со своим кумиром ликование победы. Некоторые с насмешкой обращались к своим приунывшим оппонентам и даже ко второму художнику, который скромно стоял в сторонке. Ну, говорили они, пусть теперь он покажет. Возможно ли создать что-либо более совершенное? Наконец второй мастер поднял поникшую голову и обнажил свой холст. И вновь площадь накрыл гул десятка голосов, но теперь в этом гуле звучало разочарование, возмущение, ярость. Еще немного и толпа готова была бы броситься на произведение, а может быть и на его автора… Что же смотрело на горожан с полотна. В пол оборота к зрителям восседала женщина не первой молодости. Ее мощное седалище почти закрывало грубую деревянную скамью, на которой она примостилась. Сквозь небрежно расстегнутый лиф была виднелась пышная грудь, впрочем, несколько отвисшая. Слегка растрепанные волосы были небрежно собраны в пучок. В мощной руке она держала кружку с пивом, пена которого слегка протекла на колено чаровницы. Она весело и нагло смотрела на зрителей зажав в зубах стебель цветка, а вся ее поза словно приглашала разделить с ней веселье и кувшин с янтарным напитком, который стоял тут же на столе возле тарелки с аппетитным куском колбасы. Когда понемногу затих возмущенный гул горожане стали приходить в себя и озираться по сторонам. И чем больше они озирались, тем отчетливее понимали: их окружали женщины, подобные «красавице», которую видели они на картине второго художника. Их жены, подруги, сестры и дочери выглядели точно так же, как та, что смотрела на них с полотна. И тогда подумали они – да, те кто с нами не блистают божественными совершенствами, они не идеальны, но они те, кто нас любит и кого любим мы, они – наша жизнь и наша радость. Что проку в недостижимом идеале, в том, что пусть и красиво, но недоступно и холодно к нам и нашему бытию. Зачем нужна такая красота, которой все равно нет в природе. Нет – будем любить то, что плоть от плоти наше, родное, пусть оно и несовершенно. Оно для нас и есть красота. Надо ли говорить, что победителем единогласно был объявлен второй художник, ибо он показал, что красота в правде, а не в идеале.
Было бы ошибкой сделать из этой истории вывод, что художник должен фраппировать своих зрителей, что удел искусства скандал и что безобразие побеждает красоту и божественный идеал. Речь здесь идет о том, чтобы полюбить жизнь и людей такими, какими они есть, услышать отзвук божественного в повседневном. Мне представляется, что Забрин это именно тот второй художник из притчи.
В тексте о современном художнике принято искать в его творчестве актуальность, даже если речь идет о мастере, работающем в относительно традиционной манере. Александр, проведший всю свою жизнь, и это весьма примечательно, среди представителей самой передовой, самой радикальной художественной и музыкальной московской сцены, хроникер, снимавший «Медецинскую герменевтику», «Программу Эскейп», «Чемпионов мира», Владимира Чекасина, Юрия Соболева, Владимира Тарасова и многих других, сам оставался всегда верен классической фотографии, вполне традиционному «жанру»… Забрин оставался «непромокаем» к тем модным, актуальным тенденциям, внутри которых вращался. Теории и споры, постмодерн или нонспектакулярное искусство, романтический концептуализм или «искусство взаимодействия», все это словно бы разбивалось о него и в этом мне видится цельность его личности, которая всегда оставалась собой и жила в современности, соприкасаясь с ней, но не поддавалась искушению с ней слиться.
И все же Забрин мне представляется художником именно актуальным, так как его проект, в отличие от множества радикальных практик-однодневок, апеллирует к самым главным, сущностным моментам нашего сегодняшнего бытия. Мне уже доводилось касаться отчасти этих вопросов в тексте о проекте Забрина «Монгол», но с тех пор вопросы эти не только не утратили актуальности, но еще больше заострились.
Есть подозрение, что мы живем в переломную эпоху человеческой истории. Те тревожные события, которые занимали и занимают умы наших сограждан в последние годы – войны, эпидемии, кризисы есть лишь поверхностные симптомы глубинных и страшных сдвигов, суть которых пока ускользает от нашего сознания. Мы находимся, как бы в эпицентре циклона, не имея возможности увидеть картину со стороны. В этом тексте неуместно давать сколько ни будь серьезный анализ политических или социальных явлений, суть которых, по моему мнению, лежит в области базовых информационных процессов. Ограничусь одним лишь, но важнейшим аспектом. Сегодня приходится говорить о «расчеловечивании» человека, о забвении самых фундаментальных черт того, что на протяжении всей европейской истории принималось, как неотъемлемые признаки «человеческого». Речь идет не столько о превращении человека в придаток «машины», сюжет, столь излюбленный голливудской мифологией, хотя и от этого не стоит пренебрежительно отмахиваться. Явление искусственного интеллекта, замена многих человеческих функций техникой, да что говорить – даже то, что мы уже не мыслим свою повседневность без смартфона, то, что гаджеты стали почти дополнительным органом нашего тела – все это уже не научная фантастика, а наша реальность. Но все же главное не в этом. Мы привыкли определять мир и место человека в нем, через европейскую модель, частью которой бесспорно являлась и русская культура. Нет сомнений, что эта модель органично выросла из тела христианства и даже тогда, когда культура окончательно секуляризировалась, когда христианство было, по сути, вытеснено сначала гуманизмом, а потом и неолиберализмом, наша жизнь и поведение продолжало определяться принципами, которые когда-то предложило христианство. А сам образ Спасителя, пусть и в сокровенной форме, оставался для человечества своего рода камертоном в течении долгих веков, определяя собой принцип «подлинно человеческого».
И вот, сегодняшний поворот я связываю именно с кризисом этой модели. С тем, что мир захотел от нее отказаться. Такие мыслители, как популярный израильский философ и военный историк Ной Харари ставят под сомнение не только христианскую, но и гуманистическую модель человека. И он далеко не одинок. Яростные дискуссии о сексуальности, выборе пола, гендере, транссексуальности и т.д. это всего лишь внешние проявления куда более глубинных трендов, угрожающе нарастающих в современном глобализированном мире. Те, кто видит в человеке важнейшие неизменные черты, те кто уверен, что человек — это нечто большее, чем биологическая функция или социальная роль, те кто склонен видеть в человеке духовное измерение с неизбежностью обращают свой взор к культуре, там надеясь обрести почву для своей позиции. Проект Забрина «Портрет человека» как раз и открывает нам того самого человека, который есть, по классической формуле «венец творенья», но отнюдь не потому, что он совершенен – совершенна машина, которая угрожает подменить человека, а именно постольку, поскольку он, этот человек, далек от идеала. Рассматривая фотографии Забрина с каждым годом испытываешь все большую грусть, осознавая, что все больше и больше его героев покидают мир сей, оставаясь только на этих черно белых снимках и в памяти… Кажется неслучайным то, что среди портретов Александра есть и несколько таких, где герои предстоят уже в гробу, на собственных похоронах. Но. «Бог не есть Бог мертвых, но живых» говорит Писание. И персонажи Забрина продолжают быть с нами, пока жива наша память о них.
Художник не демиург и не пророк. Наивно ждать от культуры спасения мира. Задача творца скромнее, но она все равно важна. Как сказал один древний святой: «Нам не было поручено спасти мир, нам было поручено свидетельствовать правду». И это про Александра Забрина и его проект «Портрет человека».
Богдан Мамонов Февраль 2023
Выставка Александр Забрина «Портрет человека» открыта до 31 марта 2023 в Галерее Давыдково (Галерея XXI века).
Адрес галереи: Москва, Кременчугская ул., д. 22, м. «Славянский бульвар», «Давыдково»,
тел.: 8 (499) 445-16-50
