Фотографическое изображение часто напоминает о разнице между представлением и ощущением. Оно находится на стороне репрезентации, отдавая предпочтение зрению и притупляя остальной чувственный опыт. Но для многих сюжетов зрения оказывается недостаточно, и фотография уже не выстраивает дистанцию, оставляя зрителя отстраненным, а запускает другие механизмы, заставляя едва ли не физически почувствовать боль. Способы восприятия зависят от многих условий: силы авторского высказывания, уязвимости зрителя, готового чувствовать кожей почти любое изображение, от контекста, среды. Соотношение всех этих условий позволяет нам, давно существующим в избытке изображений боли, болезни и смерти, остановить взгляд и соединить его с другими органами чувств.
Проект Кристины Сырчиковой «Похоронное платье» был закончен в 2015 году вскоре после смерти ее бабушки – главной героини серии, которая несколько лет боролась с онкологией и которую автор снимала в течение последних полутора лет. Проект был опубликован сразу после завершения на нескольких медиа порталах и инициировал разговоры о сложностях противостояния системе, неспособной ни поддерживать, ни лечить, ни даже позволить человеку сохранять достоинство и субъектность.
Спустя семь лет, в 2022 году, проект воплотился в форме книги, которая вернула ему частное, даже интимное измерение. Взгляд и боль человека, потерявшего бабушку, безусловно определяли серию изначально, но скорее оставались в тени общественно значимой темы и стремления помочь другим, дав возможность разделить тяжелый опыт утраты. Книга, изданная тиражом 200 экземпляров и облаченная в обложку с рисунком того самого похоронного платья, не отменяет этого стремления, но все же ощущается куда более личным высказыванием, признающим опыт индивидуальной боли и персональной связи: возможность физически перелистнуть страницы важна так же, как возможность прикоснуться к телу близкого человека.
Это соотношение публичного и частного можно найти и в текстах. Если в первых публикациях проекта звучит описание от третьего лица о «женщине, которая, столкнувшись с раком и отечественной медициной, решила самостоятельно сшить себе платье на похороны», то в книге интонация совсем иная: «Более пяти лет моя бабушка боролась с онкологией. Лечилась в больницах, прошла несколько курсов химиотерапии, ходила в церковь, к знахаркам, лечилась народными методами. Она испробовала всё и верила в своё исцеление. В какой-то момент бабушка опустила руки и перестала верить. Она сшила себе похоронное платье».
Ощущение близости задает также выбор и последовательность изображений. Отдельные снимки все еще отсылают к идее соблюдающего дистанцию журналистского проекта, но другие выдают личный взгляд. В книге меньше общих планов больниц и присутственных мест, они повторяются периодически лишь темными коридорами, с символично ярким фрагментом света вдали. При этом много пространства отведено предметам быта и повседневности, деталям, доступным взгляду близкого человека.
Возможно, одно из самых сильных мест в книге – отсканированные записи, сделанные рукой бабушки на листах и обрывках бумаги, каталожных карточках и в тетради. Эти рукописные установки и заговоры – результат общения со знахарками и целительницами. Некогда призванные поддержать в болезни и убедить себя в возможности исцеления, теперь они составляют основное текстовое повествование книги, разделяя на части фотографический нарратив. Четкий, разборчивый почерк, разные цвета шариковой ручки, заломы и фактура бумаги оказываются едва ли не более значимыми следами человеческой жизни, чем фотографические портреты (которых в книге почти нет), и придают дополнительное измерение содержанию написанного. Со стороны кажущиеся наивными в контексте тяжелой болезни, эти тексты возвращают всему процессу человеческое измерение, веру и достоинство – все то, чего часто лишена медицинская система, где человек становится объектом манипуляций, и где так сложно услышать от врача, но можно уверенным почерком написать самому: «Все хорошо. Жизнь продолжается. Впереди лечение и выздоровление».
Между частным и публичным взглядом оказывается и тело героини, которое показано в книге крупными планами – возможный способ если не передать, то обозначить физиологичность и болезненность переживаемого опыта. Некоторые снимки из-за освещения и ракурса на первый взгляд кажутся сделанными в кабинете врача и отсылают к взгляду медицинского работника, для которого тело пациента – объект изучения и выставления диагноза. Но одновременно с этим, мы знаем, что это взгляд внучки на тело бабушки, человека с которым есть опыт близкого взаимодействия.
Фактура тела перекликается с фактурой окружающих пространств, немедленно узнаваемых для того, кто хоть раз бывал в российских больницах и жилых домах советской постройки. Рисунок обоев, щербатые ступени, краска перил и стен в подъезде и даже сморщенные печеные яблоки — весь этот контекст особенно созвучен с опытом российского зрителя.
Сама серия и созданная на ее основе фотокнига с фотографической точки зрения, возможно, не самый точный проект. Взгляд иногда спотыкается о последовательность, отдельные кадры, структуру разворота. Но при этом не кажется возможным оценивать рассказ о смерти с помощью стандартных критериев выстраивания истории или выбора фотографического языка. Зная контекст, в «Похоронном платье» невозможно не увидеть взгляд человека, оказавшегося перед непростой задачей осмысления боли, надежды, одиночества и отчаяния. Получившееся в результате повествование на стыке жанров журналисткой истории и документально-художественного исследования собственных переживаний, ожидаемо не предоставляет зрителю визуальное удовольствие, но оставляет его среди фрагментов и фактур болезненного и при этом узнаваемого опыта, позволяя проживать и переживать.
Несмотря на сложность исследуемой темы и трагичное завершение всей истории, надежда остается важной смысловой линией серии. Помимо рукописных текстов, за нее в книге отвечает всего несколько маленьких, альбомного формата кадров из дачной жизни героини, а также последняя фотография, изображающая сцену семейного застолья. Если темные, напечатанные вразлет основные снимки серии и расположенные на черном фоне отсканированные тексты позволяют мраку постепенно заполнять все пространство книги, переходя почти в полное затмение на завершающих кадрах из больниц и с похорон, то большое белое пространство вокруг маленьких изображений повседневной жизни напоминает о том времени, когда у героини и её близких была надежда. Кроме обложки в книге только одна фотография того самого платья, но именно орнамент ткани на обложке выводит взаимодействие с историей на иной — почти тактильный уровень.
[* Успешный краудфандинг, книга продается]
