Визуальная биография неутомимого и почитаемого чешского фотографа раскрывает его близость к цыганскому народу и свой взгляд на захватывающие, неумолимые пейзажи.
В 2008, я провёл несколько дней с Йозефом Куделкой в Праге, городе, который он обессмертил в своих фотографиях, сделанных 40 лет назад, когда советские танки въехали на улицы вечером 20 августа 1968 года. Он только недавно вернулся на родину, и дело шло к тому, что мастера почтят запоздалой выставкой фотографий того важнейшего момента, малой части из тех 5000 фотографий, что он снял за первую неделю вторжения. Это был первый показ этих работ в Чехии, и естественно, автор был настроен на рефлексию. «Долгое время никому здесь не были интересны воспоминания», – сказал он мне, «но сейчас, я думаю, они начали вспоминать снова».
Он пил сливовицу на завтрак и спал на полу у друзей
Долгое время казалось, что и сам Куделка, которому сейчас 85 лет, мало интересуется воспоминаниями, – по крайней мере, публично, о главном приключении своей фотографической жизни. Через два года после советского вторжения, он оставил Чехословакию и начал жизнь в длительном изгнании, во время которого он стал своего рода кочевником, постоянно путешествующим. Его бродячая жизнь стала легендой, особенно среди его партнёров по фотоагентству «Магнум»: Куделка пил сливовицу (устрашающее чешское сливовое бренди) на завтрак; Он ночевал под столом в офисе «Магнум» в Париже или на полу у друзей; он мог исчезнуть внезапно на месяцы со спальным мешком и рюкзаком со сменной одеждой, фотоаппаратом и столькими кассетами с пленкой, сколько он мог унести.
Его близкий друг, фотограф Эллиотт Эрвитт описывал мне Куделку как «эксцентрика, который иначе думает и иначе видит мир», прежде чем добавить, показательно, что он был художником, который «заботился о своей легенде и своём наследии».
Визуальная биография за авторством Мелиссы Харрис, интригующе названная Next («Следующий»), была написана при его участии, и представляет собой полный и информативный обзор его жизни и работы. Богатая персональными моментами – семейными портретами, фото на память и выдержками из дневников, – книга показывает его траекторию из Босковице, городка в Моравии, где он мечтал о карьере инженера, до статуса одного из самых уважаемых фотографов мира. Куделка предстает крайне целеустремленным человеком, чья свобода – синоним постоянного движения. «Никогда не оставайся надолго в одном месте», - писал он в своём дневнике 70-х годов. «Когда ты где-то останавливаешься, … вещи начинают прилипать. Когда ты двигаешься из одного места в другое, ты очищаешься».
Сбежав из родной страны, Куделка, кажется, инстинктивно чувствовал, что никогда и нигде не будет дома. Цыгане, среди которых он жил и которых снимал для своей первой великой книги «Gypsies» («Цыгане») й975 года, называли его «тайным романтиком» (“romantico clandestino”). Его неустанная активность, которую даже они считали необычайной, определила его выбор ранней темы: вслед за «Цыганами» вышла книга «Изгнанники» (Exiles). В обоих случаях его взгляд на захватывающие человеческие картины и суровые, неумолимые пейзажи был остёр, как в фотографии «Словакия (Ярабина) (1963), на которой молодой цыган в наручниках стоит на холме, на фоне столпившихся жителей деревни и горстки полицейских.
Во время показа на групповой выставке в Музее современного искусства в Нью-Йорке, в расширенном описании (кэпшене) к фотографии было ошибочно написано, что молодой человек арестован за убийство и его везут на казнь. На самом деле, Куделка снял его в момент, когда местные полицейские привезли его назад на место преступления, чтобы постараться точно реконструировать происшедшее. Когда Куделка вернулся в эту словацкую деревню более, чем через 20 лет, он как-то ухитрился найти этого человека. Как он рассказал Харрис, Куделка показал ему фотографию. «Он посмотрел на меня», - вспоминает фотограф. «Он обнял меня обеими руками, с выражением огромного счастья, повторяя: «Это я! Это я! Это я!»»
Эта конкретная фотография, даже в большей степени, чем другие известные работы Куделки, рассказывающие об изолированных цыганских сообществах, их ритуалах и праздниках, сложна в смысле своей атмосферной передаче состояний изолированности и принадлежности. Это иллюстрирует одну из основных тем книги Харрис и классических фотографий Куделки: ощущение того, что, несмотря на все свои одинокие странствия, он является полной противоположностью стороннего наблюдателя. Вместо этого, он был человеком, не только создающим образы, но и идентифицировавшим себя со своими объектами, сопереживавшим им. Его работы, их сюжеты отражают этот подход и часто создают нечто, что можно назвать грубоватым романтическим реализмом.
Харрис также прослеживает различные романтические отношения Куделки, которые часто были интенсивными и мимолетными, и описывает его отношения с тремя детьми, одна из которых, Ребекка, впервые увидела его в 2000 году, будучи уже почти тридцатилетней. Смысл в том, что этот человек полностью посвящал себя работе, что, вкупе с врождённой тягой к странствиям. Исключала долгосрочные обязательства. «Никто не может помочь тебе», – пишет он в одном из своих дневников. «Это ты должен помочь всем». Один, всё время в дороге, он, кажется, пережил полезные встречи и отношения и каким-то образом ухитрился завязать крепчайшие дружеские связи. Не так уж эксцентричен, скорее, по книге Харрис, он выглядит загадочным. Его многие тысячи фотографий, как он сказал ей, – «доказательство, что ты живёшь. Это не просто сон».
Книга Мелиссы Харрис «Йозеф Куделка: Next: визуальная биография» (Josef Koudelka: Next: A Visual Biography) опубликована издательством Aperture/Magnum Foundation
Оригинал на сайте The Guardian
Перевод с английского Александра Курловича
