Будучи молодым художником, Джесси Ленц (Jesse Lenz) мечтал пойти по пути своих героев: путешествовать по миру, фотографируя конфликты или отдаленные места, типа Восточной Европы, джунглей Южной Америки, или заброшенное подземелье крупного столичного центра. Однако, Ленц также хотел завести семью, и вскоре он обнаружил, что эти две мечты несовместимы. Три года он вместе с семьей провел в самолетах, путешествуя по стране в поисках фотографий и историй для основанного им журнала. Однако, вести успешный квартальный журнал оказалось так же сложно, как и быть постоянно в дороге с тремя детьми, и поэтому они с женой решили вернуться в семейный дом в Огайо.
Возвращение заставило Ленца заняться жестким самоанализом. Это было не то место, где он хотел жить, а фермы среднего запада были не тем, что он хотел фотографировать. «Я почувствовал, что мне надо четко осознать то, что является реальностью моей жизни, и затем найти подход к тому, чтобы видеть в этом интерес», – вспоминает он то время. Итак, вместо того, чтобы путешествовать по всему миру, фотографируя чужих детей и жизнь далеких стран, Ленц поселился у себя, делая то же самое – ну в своем дворе. Его первая книга, «Саранча» (The Locust), опубликованная в 2020 году, стала манифестом его принятия возвращения в Огайо. С вышедшим сейчас «Серафимом» (The Seraphim), он как бы спрашивает себя:«Ок, и как далеко это может зайти?»
«Серафим» – это вторая книга из запланированных семи. Объект внимания Ленца – это то, что находится прямо перед ним: его дети, дом, и создания, обитающие в окрестностях. Работает над книгами Ленц по четырехлетнему циклу: два года на съемки, год на редактирование, с тем, чтобы на четвертый год прошла публикация книги. Обе книги разделены по временам года; «Серафим» начинается осенью и дважды возвращается к осени, создавая естественный ритм для редактирования. Ленц дистанцируется от идеи «работы над проектом», решительно заявляя: «всё, что происходит сейчас – И ЕСТЬ работа». Его работа, как он видит ее – реакция на то, что есть, а не на то, что запланировано.
С каждой новой выпущенной книгой, долговременное осознание Ленцем всей планируемой септологии (семикнижия), кажется, ведет к углублению его взаимоотношений с окружающим миром, пробуждая в художнике новое любопытство и помогая ему ориентироваться в окружающем ландшафте. «Точка входа» в «Серафим» – это очарованность фотографа совами. Девять из них появляются в книге – какие-то живыми на деревьях, какие-то мертвыми на земле. «Есть что-то нервирующее в том, чтобы находиться среди сов», – говорит он. «Они прекрасны, и в то же время они альфа-хищники и дикие животные». Чтобы сфотографировать сов при свете дня, Ленц должен был постоянно возвращаться в одни и те же места в лесу – практика, которую он расценивал, как нечто похожее на форму епитимьи. «Когда вы видите сову, она позволяет вам полюбоваться на нее», – говорит он. «Я не подкрадывался к ним незаметно, они знали, что я приближаюсь».
Ленц – сын миссионеров, и вырос, веря в вещи, которые он не может видеть глазами, но которые при этом существуют. «Правда поэтическая для меня глубже, чем правда буквальная», – говорит он, «и идти по лесу, зная, что в нём есть жизнь, невидимая для меня, но тем не менее существующая в том же самом мире наполняет все вокруг очарованием». В его работах чувствуется острая наблюдательность, когда он обследует окрестности в поисках открытий, напоминающих нам о богатых и таинственных красотах, которые мы часто упускаем из вида в нашей повседневной суете, в поиске более важных на текущий момент мест и событий.
В иерархии ангелов, Серафимы стоят на самом верху. В книге Откровения они описаны как шестикрылые создания с глазами повсюду. В любом контакте с ангелом в любой из авраамических религий первое, что он произносит – «не бойся!», – жест, который очаровал Ленца. «Какими бы прекрасными не были ангелы, они, несомненно, столь же пугающи», – говорит он. День за днем, он обследует деревья вокруг своего дома в надежде встретить сову, и каждая встреча оказывается сюрпризом.
По ходу дела ему начала открываться остальная часть работы. Огайо на его фотографиях выглядит загадочным лабиринтом, леса его – очарованными, а совы – существами из иного мира. По дорогам проезжают коляски Амишей и их тягловые лошади, что добавляет работе реальности. В лесах мало что может ускользнуть от внимания Ленца. В подлеске растут грибы сморчки и лисички, с дерева сползает змея, а на пути фотографа могут встретиться опоссумы, кролики. Бобры и медведи – в разное время года.
Книга колеблется между изумлением перед сложностью макрокосма – и бесконечно малой жизнью насекомых. На одной фотографии, богомол ест бабочку, огромные глаза насекомого смотрят в камеру. На другой, гусеница прокладывает путь через помидоры в саду. Сфера животных, сфера людей и сфера небес кружатся и сливаются в тихом крещендо.
Рядом с Ленцем – его дети, которых он снимает бегающими в лесу, играющими вокруг дома, и плавающими в заливе. Так же уверенно, как он говорит о своем увлечении совами, мы можем сказать, что он – отец, полно представленный в жизни своих детей. Отец, который старается разделить с ними свой чудесный мир, и они, в свою очередь, делятся с ним своим. Снова параллели между искусством и жизнью размываются, когда Ленц раскрывает сходство между созданием искусства и воспитанием ребенка. Пока ребенок маленький, родители выбирают дороги в жизни и решения зависят от них. Но по прошествии времени, личность ребенка развивается, пока наконец, он не начинает самостоятельную жизнь. Так же обстоит дело и с работой – вы «сеете» замысел, и по прошествии достаточно долгого времени он вырастает во что-то, о чем вы не догадывались.
Через трудный процесс отказа от того, что, как он думал, было его мечтой, Ленц пришел к открытию, что независимо от того, что является объектом, искусство – это видение с намерением. «Цель работы – в интимности опыта», – говорит он. «Это не получение картинки самой по себе. Картинка – это результат стремления всей моей жизни к тому, чтобы подойти к этим вещам так близко, чтобы почувствовать, что в мире еще живо волшебство». Иными словами, фотография – это побочный продукт, а не конечная цель. Все образы в «Серафиме» сделаны художником, полностью погруженным в то, что находится прямо перед ним, и который, через терпение и внимание, раскрывает мир, полный очарования.
Оригинал на сайте Lens Culture
Перевод с английского Александра Курловича
