Тема: Идея проекта "УШИ ФОТОГРАФА"

Принято считать, что хорошая фотография повествует не о том, что изображено в кадре, а о том, что в кадр не попало. Речь тут, конечно же, идёт совсем не о предметах, не поместившихся в кадре. Куда интереснее история, предшествующая событию, изображённому на снимке, и её дальнейшее развитие. Такая фотография напоминает напечатанный средний кадр из трёхкадрового отрезка киноплёнки – что было раньше, есть сейчас и будет потом. Домысливание и переживание зрителем такого вот развития ситуации и составляет ценность многих жанровых фотографий. К одному из самых любопытных в этом смысле видов фотографии относится жанр «Уши фотографа», о котором мы как раз и поговорим в этой небольшой заметке.

Откуда произошёл термин «уши фотографа», науке неизвестно. Однако, можно предположить, что родился он по аналогии с заячими ушами, предательски выглядывающими из-за укрытия, за которым спрятался их пушистый обладатель. Фотографируя ту или иную сцену, мы обычно стараемся избежать признаков своего присутствия с этой стороны фотоаппарата, всячески заметая свои следы. И это правильно - место, отведённое творцу, всегда было в скромной табличке под картиной или скульптурой, на обложке книги или партитуры, в титрах кинофильма или за кулисами театра, но никак не на его сцене. Сегодняшняя массовая культура потребления произведения искусства предполагает его полное отторжение от творца, в противном случае оно признаётся браком.

Но, поскольку мы с вами – не нормальные люди, а всё-таки фотографы, поэтому воспринимаем фотографии с особой долей цинизма. Чаще всего нас не проведёшь, как домохозяйку, на мякине изображённого сюжета, мы в большей, чем кто-либо, степени, помещаем себя на место фотографа, сделавшего снимок. И поэтому у нас есть привилегия видеть то, что предшествовало появлению снимка на свет. Таким образом, чаще всего мы видим историю создания фотографии, и, чего уж там скрывать, иногда эта история получается гораздо интереснее самого снимка.

«Уши фотографа», грамотно выглядывающие из кадра, как раз и помогают нам разгадать эту историю. Про «уши» мы говорим тогда, когда сам фотограф является объектом фото, не попадая в кадр. Впервые с таким направлением «фотографии для фотографов» я столкнулся несколько лет назад, листая один из американских фотожурналов. На одной из реклам не помню уже чего (кажется, фотопринтера), была изображена какая-то прелестная молоденькая девушка в розовых одеяниях, зависшая в воздухе посреди комнаты вверх ногами.

Поскольку я не только фотограф-любитель, но иногда ещё и профессиональный мужчина, меня ничуть не удивило, что девушке захотелось немного полетать как ведьма. Но зато меня определённо возмутил тот обидный факт, что юбка модели, вопреки всем законам природы, при этом не обвисла вниз, а всё ещё исправно выполняла своё предназначение чего-то там безнравственно прикрывать! Приглядевшись к этой фотографии повнимательнее, я обнаружил, что на самом деле, передо мной просто перевёрнутый снимок! И вот, перевернув журнал вверх тормашками, я уже вижу что модель самым наглым образом стоит на полу, и половина предметов, наоборот, висят в воздухе в перевёрнутом виде на еле заметных тонких верёвочках, заботливо привязанных к потолку, в то время как другая их половина просто приклеена к нему же. Причём, сам потолок предусмотрительно выкрашен наподобие пола, а пол, наоборот, побелили, чтобы он смотрелся, как потолок! Представьте себе! Фотография сразу же обрела другое, более активное привлекательное качество.

Что удивительно, меня, как фотографа-любителя, уже не интересовала ни юбка модели, а уж тем более, ни сама модель, а всё внимание приковывали эти, едва заметные верёвочки, видимые повсюду, и вся история постановки этого спектакля. Я живо представил себе, как ассистенты в студии два дня приворачивали шурупами к потолку кресло и стол, потом приклеили к столу телефонный аппарат и бумаги, другой человек занимался привязыванием к потолку «развивающейся» занавески и «свисающего» телефонного шнура, а сам фотограф следил за тем, чтобы всё это шоу было заметно только пытливому глазу искушённого в фотоделе читателя. Как вы видите, снимок заключал в себе рассказ о том, что на самом снимке изображено не было. Так «уши фотографа» помогают зрителю прочитать интересную историю.

Как вы сами видите, постановка, заметная в той или иной степени, может быть причислена к «ушам фотографа». Однако, не стоит думать, что всё ограничивается жанровой фотографией. Например, глядя на некоторые постановочные натюрморты, особенно начинающих авторов, возникают мысли о натужно размышлявшем фотографе, всё-таки воплотившем свои фантазии в инсталляцию, а не о самой, ничего из себя не представляющей композиции. При этом, я подчеркну ещё раз, эстетическая ценность самой истории куда выше ценности незамысловатого натюрморта, равной нулю, поскольку заставляет искушённого зрителя (коими мы с вами являемся) сопереживать с автором, либо испытывать к нему какое-то отношение.

Другой разновидностью «ушей фотографа» является реакция людей на съёмку, то есть прямые взгляды изображённых людей в камеру. Если портрет, выполненный в подобном ключе, являет собой традиционный приём, и не наводит на мысли о фотографе, то в жанровой или уличной фотографии, являющейся пробабкой кинематографа, дело обстоит иначе. Стороннее повествование о жизни каких-то людей, оборванное их взглядом в камеру, говорит зрителю не столько об изображённых людях, сколько о том, что его заметили, и переносит степень «вины» на самого зрителя, рождая в нём желание «отвертеться», поскольку он-то тут совершенно ни при чём. Таким образом, зритель поддаётся на эту провокацию, ощущает своё присутствие в кадре и становится на место фотографа. А особо впечатлительный зритель, может быть, даже предчувствует, что ему сейчас накостыляют по шее, а фотик отберут.

Безграничные возможности демонстрации фотографом зрителю своих ушей предоставляет пейзажная съёмка. Недавно я посетил сайт одного из неплохих пейзажистов, где в информации об авторе, между расценками на отпечатки, я обнаружил и декларативную фразу о том, что автор принципиально снимает пейзажи только без признаков присутствия людей, чтобы показать красоту тех уголков природы, куда пока ещё не ступала нога человека. Подразумевается, что при этом сам фотограф «робко прячет тело жирное в утёсах».

Однако, в результате такой вот «зачистки местности» иногда получаются ничего не содержащие снимки для календаря на стенке, наполненные пустой красотой одноразового потребления. Такие снимки не имеют никакой потенциальной глубины для разглядывания и домысливания, надоедают уже на второй день, и остаток месяца лишь мозолят вам взгляд и радуют ничего не понимающих в фотографии домочадцев.

Куда более интересными являются одушевлённые пейзажи. Пейзаж может быть в меру одушевлён непосредственно присутствующими в нём людьми (например, деревенский пейзаж с косарями или пастухом) или намёком на них (например, просто просёлочная дорога, как бы невзначай попавшая в кадр где-нибудь сбоку). Но что делать, если вокруг нет ни дороги, ни косарей, а пастуху наконец-то удалось окончательно спиться?

Ответ на этот вопрос очевиден – пейзаж можно одушевить самим собой. Во-первых, речь идёт о тени фотографа, попавшей в кадр. Многим известен теневой автопортрет Ансела Адамса, снятый ещё в 1958году (Self-Portrait, Monument Valley, Utah), причём, я уверен, что сама идея подобного метода одушевления безжизненного пейзажа самим собой, была известна фотографам ещё и задолго до шестидесятых годов прошлого столетия.

Во-вторых, это следы самого фотографа на снегу или на песке, то есть там, где их быть в принципе не должно. Я и сам сотни раз в своей жизни следил там, где следить не стоило бы, а потом десятки раз сокрушался в содеянном. Например, года два назад, будучи на песчаных дюнах, я подошёл в высохшей коряге, чтобы замерить экспозицию по наиболее точному методу «падающего света», и когда отошёл, вдруг обнаружил свои следы, безнадёжно испортившие ритмичный рисунок песка вокруг той самой живописной коряги. Поскольку этот текст, возможно, читают дамы, я не буду приводить возможные эпитеты, которыми можно охарактеризовать подобное неосмотрительное поведение, но в тему нашего разговора скажу, что я тогда не только не запечатлел той чудесной ритмики, но и более того, оказавшись вдвойне недальновидным, я не догадался снять той истории о непутёвом фотографе. О чём теперь очень жалею.

То же самое относится к следам на снегу. Одно дело – безбрежное и нетронутое снежное поле, другое дело – чьи-то следы, нарушившие чистоту белого покрывала, идущие, скажем, поперёк кадра, и совсем уж третий смысл имеют следы, ведущие из вон того лесочка вдалеке к самому фотографу. А вон там, около того кустика, он остановился. Можно догадаться, зачем. А вон там он топтался на месте. Может, он увидел какие-то интересные мышиные следы на снегу, или сфотографировал что-то, чего нам отсюда не видно? А тут он устанавливал штатив, и видно, что с первого раза этого сделать не удалось, пришлось искать новое, более удобное положение. Видите, как взамен совершенно пустого белого пространства родился рассказ о фотографе? И я более чем уверен – такая фотография, висящая на стене, никогда не надоест вам, поскольку в ней всегда будет место для новых смыслов. А вот вашим родственникам она, скорее всего, не понравится, и это хороший признак.

«Уши фотографа» в пейзаже могут выглядеть в виде каких-то, «случайно» попавших в кадр предметов. Кленовый лист, принесённый из дома фотографом, для того, чтобы положить его на мокрый камень около ручейка в ельнике и создать композицию; красный полузавядший цветочек, сорванный неподалёку и одиноко воткнутый в землю посередине скошенного поля; дохлая стрекоза с поломанным крылом, задумчиво глядящая вогнутым глазом на фотографа – всё это «уши фотографа», делающие перечисленные снимки интересными для разглядывания, и переносящие акцент на бесстыдное поведение фотографа. Разве всё это вам не привлекательно?

К посторонним предметам в кадре можно также отнести случайно попавшие в него руки самого фотографа, заботливо держащие какие-то предметы, например, веточку перед камерой, его ноги и другие предательски выпирающие части тела (напоминаю, речь сейчас идёт о фотографировании пейзажа, а не чего-то другого). Кроме этого, к таким смыслообразующим посторонним предметам можно отнести жену фотографа или его детей.

Моим любимым примером, иллюстрирующим это положение, является опять-таки одна из реклам, виденная мною в одном американском фотожурнале. На снимке, рекламирующем широкоугольный объектив одной из известных фирм, приведена фотография, снятая этим самым объективом. Собственно говоря, сам пейзаж, изображённый на ней, не представляет собой никакой фотографической ценности: какая-то бескрайняя полустепь на Диком Западе, вдали горизонт и глазом зацепиться решительно не за что. Однако, из-за широкого угла, охватываемого объективом, в кадр «совершенно случайно» попала жена фотографа, стоящая на периферии кадра справа с совершенно понурым видом, вместе с автомобилем, на котором они, по-видимому, сюда приехали. Если бы вы видели лицо этой дамы, держащей в руке какую-то травинку, то вам сразу стало бы ясно, что ей давно уже осточертели все эти остановки через каждые пять миль, и что она проклинает тот день, когда согласилась стать женой фотографа. То есть, «уши фотографа» превратили банальный и ничем не примечательный пейзаж в настоящий драматический спектакль.

В заключение поговорим о зрителях таких фотографий. Я не хочу вводить вас в заблуждение: даже самые лучшие и утончённые фотографии такого рода, наверное, не принесут вам высокой оценки на фотосайтах. Скорее всего, домохозяйки с фотиками, составляющие основу любого фотосайта, не имея развитой способности понимать недосказанности, будут восторгаться красочными закатами, обсыпанными росой розами и милыми пушистыми котятами. Но, я вас уверяю, обязательно найдутся и настоящие гурманы, понимающие скрытый подтекст вашего снимка и их признание будет для вас куда более ценным, чем все эти домохозяйкины розы, котята и закаты, вместе взятые.

© 2005 Хулиганствующий Элементъ