«Танцплощадка», 2003-2005. Эту серию так и хочется назвать ворожбой. История ее появления проста: в старых московских парках, расположенных в старых районах, под вечер в выходные собираются пенсионеры; они танцуют, сидят на лавочках, гуляют парами, водят хороводы, слушают гармонистов. Это та сторона, которой танцплощадка показывает себя документальному фотографу. Социальное, как и самое общество, для Култышкина оковы, которые он сбрасывает, прикасаясь фотографии. Он проходит сквозь завесу реальности с ее разговорами, суетой, подробностями старой одежды и вот он уже там, где танцуют духи, где между берез бродят бестелесные тени, а безумный велосипедист гонит сквозь страну призраков, выжимая что есть мочи, торопясь то ли выбраться из гиблого места, то ли спеша на свидание в самое сердце его.
Камера пляшет свой танец, выбивая диагонали, по которым вспомнишь и сумасшедшие композиции Ляли Кузнецовой из поездок по Узбекистану, и не менее смутные завалы горизонта в фотографиях Владимира Семина. Но Култышкин, в отличие от мэтров, не перекраивает пространство перед камерой под себя, он входит в него, и его обволакивает состоянием то ли сна, то ли яви, той самой, языческой, перед которой не устоит ни один холодный ум.
«Танцплощадка» Култышкина смущает. Глядя на отдельные кадры, понимаешь, что череда великих фотографов, прошедших через те же приемы, столь длинна, что теряется из виду, но в снимках Култышкина о приемах думаешь меньше всего. Они — инструмент, способ донести уникальное состояние настроения гостя определенной культуры, отличной от других, выразительной, как ночь на Ивана Купалу.
