Полноценного репортажа из сектора Газа могло не быть. Нет, дело не в сугубо технических проблемах: попасть в сектор, который долгое время был полностью блокирован ЦАХАЛом, армией обороны Израиля — всего лишь вопрос времени и некоторого везения. Просто оказавшись в регионе, где затихает переворот, боевики движения ХАМАС добивают противников из ФАТХ и утверждаются во власти, есть серьезная опасность начать работать чисто формально. «Передают, что там идут столкновения,» — пишут тебе из редакции и требуют собственно столкновений. «Исмаил Хания (лидер ХАМАС, седой мужчина, похожий на плюшевого медведя и враг государства Израиль № 1) дает пресс-конференцию. Будет требовать скинуть Израиль в море», — соответственно, туповато и исполнительно надо снять Ханию, который, нахмурившись, рубит руками воздух, стоя на высокой трибуне. И так далее, и тому подобное — стандартные примеры работы по следам информагентств.
К счастью, в Газе я был волен в выборе тем и сюжетов. Поскольку я лично планировал и организовывал поездку, грядущие материалы были заявлены лаконично до идиотизма: «О Газе», а переворот — всего лишь информационный повод. В итоге, мне пришлось самому придумывать, как уложить энциклопедию палестинской жизни в один-два газетных разворота. Стало чуть проще, когда пришел в голову нормальный общий заголовок: «Газа без огня не бывает». Он же запрограммировал некое противоречие, контраст: с одной стороны — действительно постоянные войны и стычки, с другой — люди живут, соответственно должно присутствовать и то, что они вынуждены считать нормальной жизнью. В итоге осталось только отработать сюжеты, которые могли бы претендовать на более или менее полную картину происходящего.
На практике это означало в первую очередь жанр, уличную фотографию. За 40 градусов в тени, «напряженная внешне- и внутриполитическая обстановка» существенно усложняли съемку. Во-первых, элементарно малолюдно. Во-вторых, гулять по улицам в поисках сюжета практически невозможно. ХАМАСовцы с автоматами нервно реагируют и тычут стволами, ребятня достает, к тому же ты — белая ворона: какой там жанр — либо агрессивное позирование, либо запрет на съемку под угрозой расстрела.
Выход нашелся достаточно быстро: оказалось, достаточно подружиться с местным таксистом (лучший друг в любой командировке) и всюду ходить с ним рука об руку. Такое прикрытие позволяло с одной стороны целенаправленно ехать в традиционно «жанровые» места: на рынки, в школы, просто оживленные кварталы. С другой, из-за широкой спины Самира можно было сделать пару кадров прежде, чем начнут разыгрываться уже описанные выше представления.
В нормальной, то есть прошлой и относительно мирной жизни, в Газе можно было бы получить аккредитацию. Явиться в ФАТХовский пресс-центр, получить доступ к телам, событиям и мероприятиям. Но к моему прибытию ФАТХ пал, а ХАМАС было явно не до формальностей. Потому пришлось применить еще один достаточно испытанный прием: тот же Самир непрерывно слушал радио и корректировал наши сугубо мирные планы репортажа. Так вместо православной церкви я оказался на линии огня, когда израильская армия решила провести небольшой рейд по передовым позициям палестинцев, а в местный зоопарк попал со второй попытки — в первый раз пришлось с полпути возвращаться на похороны одного из ХАМАСовских лидеров, уничтоженных в результате израильского авиаудара.
Впрочем, все эти хитрости и уловки (равно как и предупреждение: во избежание крупных неприятностей не снимать боевиков, пока они не нацепят маски, которые в Газе — часть униформы) достаточно общие методы в работе журналиста. Лично меня куда больше волновало выполнение своей собственной задачи, то есть создание пресловутого объективного образа. Признаться, я прекрасно знаю, что объективность — блеф. Есть кадры, которые потом сортируются в зависимости от конъюнктуры и пристрастий редакторов, есть личные симпатии и персональные, фирменные сюжеты. Но все же я в очередной раз предпринял попытку сделать то, что давно и достаточно успешно культивирую в текстах. Найти не трагедию и не фарс, а объединить все события в некую трагикомедию. Именно поэтому в серии появились дети, которые в Газе вездесущи: они на рынках, они с молотками по кирпичику разносят на запчасти закрытый еще во время первой интифады аэропорт, они же бегают под пулями, когда ЦАХАЛ решает немного покататься на танках по Палестинской автономии. Именно поэтому фото из ювелирной лавки соседствует с похоронами боевика и рыбаком, совершающим намаз в море. Опять же, совершенно осознанно из госпиталя есть карточки как раненых бойцов, так и случайных жертв — детей.
Пожалуй, самое главное — это то, что я сам знаю: в тех фотографиях, которые я отобрал в некоторое подобие серии нет того, что принято называть «спекуляцией». Они достаточно разносторонни и пропорции по крайней мере близки к истинному положению вещей. Было бы неверно и безответственно (громкое слово, но все же) планомерно давить слезу, концентрироваться на каком-то одном аспекте жизни. Да, есть горе, слезы детей, которые клянутся стать шахидами. Но есть и их сверстники, которые валяют дурака и гоняют мяч.
И еще. Есть полное ощущение того, что сейчас я говорю прописные истины, опускаюсь до банальностей, которые не нужны славному и многоопытному сообществу фотографов. Но дело в том, что по моему мнению в большинстве случаев современный подход к фоторепортажам, или фотоисториям (новый термин, значение которого, кажется, не все понимают) культивирует сугубо линейный, отчасти спекулятивный подход к отбору кадров. Кровь, в регионе перманентная война — даешь кадры о столкновениях, а все остальное оставляй для семейного альбома. Понятно, что есть правила игры, есть спрос, конъюнктура, политический заказ и в конце концов рамки конкретных репортажей. Всерьез расстраивает то, что случаи избавится от кише, уже ставшие традиционными, бывают все реже и реже.
Материал «Репортаж месяца» подготовил Олег Климов.
