Не помню точно, когда впервые я оказался в Санкт-Петербурге и окрестностях. Но помню первое ощущение влажности на лице и «99%» воды в воздухе. Я чувствовал себя если не рыбой, то лягушкой.
После первого посещения города уже не сохранилось каких-либо впечатлений от памятников, дворцов — всей этой «питерской мертвечины», но остались образы людей, вечно бродящих по городу, образы синевато-бледных лиц с такой прозрачной, как у хорошей форели кожей.
Для «нормального человека» не существует героической истории, он не воспринимает свою жизнь как историю общества или государства потому, что образ жизни, который мы все любим, состоит всего лишь из удовольствий, спектр и разнообразия которых определяют наш образ существования и отношения друг к другу. Потому что интуитивно человек понимает, что по
В действительности Петербурга давно не существует. Его нет. Он умер, утонул и скрыт в болоте как тысячи человеческих скелетов, которые были
Так я пришел к выводу, что Петербург — это не город живых людей с их фиктивными представлениями о жизни, извращенной памятью и амбициями из лягушки на болоте превратиться в океанскую акулу. Это город даже не шизофреников вроде Достоевского, а город литературных героев, которые невероятным образом размножились здесь в романтические времена серебряного века как водоросли, планктон или цветущие воды; город литературных героев, которые до сих пор живы исключительно остатками человеческой памяти, обрывками романов, стихов, музыки и героическими подвигами наших предков. Ну а писатели, журналисты, историки и дилетанты жанра, как прародители, как носители исчезающей памяти — как личинки, которые воплощаются в своих героев подобно набоковским бабочкам и порхают вдоль вонючих каналов кладбищенского города. Такой, знаете ли, выдуманный Петром, писателями и поэтами рай.
Если задуматься, то становится понятно, что искусство (а Петербург — это искусство) должно служить спасением человеку от нигилизма. От государственного нигилизма, прежде всего, который навязывает нам абсолютную веру в историю государства взамен веры в Бога, давно убитого Ницше. Мы должны верить если не в коммунизм, то в героическую историю нашего государства. Отдать свою жизнь ради процветания великой России. Но кто это — Россия? Петербург — это Россия. Те «маленькие и ничтожные» личности, что построили и сохранили этот город, — их не существует в нашей проекции. О них нет ничего в помпезном и мертвом городе. Есть их образы, написанные Пушкиным, Гоголем, Достоевским… но мы никогда этого не видим в мире реальном, мы видим «город мертвых героев», которым нет места в реальной жизни. Точнее никогда и не было. Этот город строился и существует исключительно для героев империи. Этот город не для людей.
Конечно, искусство не делает человека счастливым, но, по крайней мере, оно делает его свободным, освобождает от иллюзий прогресса, обращает к собственной личности, вглядывается в несовершенство нашего мира.
Петербург — это искусство имперского государства, и чем больше красоты и помпезности в государственном нигилизме искусства, тем ничтожнее и никчемнее выглядит личность.
Почти две недели я бродил по городу, ездил в окрестности и область, выполняя самые разные задания редакции или просто путешествуя, но все время меня не покидало одно желание — остаться жить в этом городе. Я долго не мог понять мотив этого желания и, в конце концов, согласился с мыслью, что мы все хотим быть героями, если не в жизни, то хотя бы в раю, придуманном Петром.
Олег КлимовФотографии: Петербург и Ленинградская область.
