Только змеи сбрасывают кожи,
Мы меняем души, не тела.
(Николай Гумилев)
Не многим фотографам удается меняться на протяжении творческой жизни, становиться не только старше — мудрее и при этом быть готовым к экспериментам и живо реагировать на новые тенденции в фотографии. Это может показаться мишурой, стремлением успеть «в сегодня», если только изобразительный ряд не говорит о другом, как у Вяткина: его фотография определяла стиль репортажа в СССР, а потом в России, была не мейнстримом, а тем, за чем идут вослед. И в каждом новом его периоде он оказывался не старше себя, предыдущего, просто другим.
Вяткин умеет оказываться в нужное время в нужном кругу людей. Быть «в нужном месте» — для определения хорошего репортера стало трюизмом, но талант Вяткина в том, чтобы находить людей, чье влияние на культуру страны и на свой ближний круг было столь сильным, что фотограф, оказавшись в сфере такого «магнита», раскрывал в себе новые грани.
Вяткин умеет снимать все. За его плечами опыт не только карьерного роста — от мальчика-лаборанта до ведущего репортера, само присутствие которого на событии уже определяет ранг значимости происходящего. Он умеет снимать сюжеты, сложные для интерпретации, например, спорт или первых лиц страны. Быть внутри официального «пула» означает играть по его правилам, не только соблюдая внешние формы, но принимая внутренние задачи «построения мыслеобразов». Не смеяться, даже если смешно, не ужасаться там, где уже страшно, смотреть на происходящее глазами «должноствования». Как Вяткин сохраняет себя при смене векторов общего движения внутри своей профессии во всей стране, откуда он берет потенциал к переменам и желание снимать по-другому и новое? — Думаю, это оттого, что ему безумно, необычно для людей его сферы деятельности, интересна история изобразительного искусства. Он буквально болен ею; не только ассоциации сюжетов, его интересует возможность снять сюжет в разных изобразительных стилях, например, от кубизма до поп-арта. Когда другие уже уверены, что сделали кадр, его мозг продолжает работать, видеть, искать консонансы внутри сюжета и диссонансы с окружающим сюжет пространством, отчего сюжет становится острее и масштабнее.
Что же есть стержень, вокруг которого обращается сложная конструкция его творчества и жизни, — гедониста, любящего Москву, фотографическую сцену, учеников, и аскета по необходимости — на съемках где угодно и во время какого угодно катаклизма? Этот стержень впервые проявился в фотографии, когда Вяткин был еще очень молод. Он снял своего ровесника, молоденького солдата, красавца, артиста вне армейской службы. Эту фотографию сегодня, спустя 35 лет после съемки, перестаешь воспринимать в ее историческом контексте: холодная война; строгость армейской дисциплины советских войск; застенчивость «маленького человека» в незнакомых обстоятельствах… Герой хорош, как греческий «возница», он повернулся на камеру в сложном винтовом движении, так, как древние философы описывали «линию красоты», плавную и соединяющую удаленные в пространстве точки гармонической волнообразной линией. В этой фотографии молодого человека блеснула, как молния, интуиция. Образ русского солдата, со-чувствие ему и со-переживание станут для Вяткина стержнем, вокруг которого его фотография строит себя в разные эпохи. Вокруг того же образа солдатика, который — мальчишка, и уже мужчина, ответственный за свою страну больше, чем кто бы то ни было.
У Вяткина есть замечательные портреты, люди на них в пиковых проявлениях эмоций, когда экспрессия прорывает маску принятого на себя образа: политика, ученого, музыканта, актера. У Вяткина есть убеждение, что он снимает сериями, рассказывает истории, в которых каждая фотография, как отдельное слово имеет ценность лишь на своем месте.
И все-таки годами из разных точек он привозит со съемок эти портреты, новые портреты молодых мальчиков, вряд ли изменившихся со времен офицера Гумилева, который, чтобы не изменить своим убеждениям, не сменить душу, расстался с телом.
Ирина Чмырева,
кандидат искусствоведения,
арт-директор PhotoVisa
