Ребята, которые делали русский рок и писали в стихах, положенных на крутые рифы, про «молчание золото. Сны серебро», выросли под «Дым над водой».
Рок изменил не только музыку, он изменил образ мыслей, стиль, которым противопоставляли себя миру молодые. Не вертеры, не онегины, не герои нашего времени, когда за каждым словом ирония, и всегда в конце самой проникновенной фразы можно добавить: ты не понял, старик, я пошутил. Рядом с охальниками и смешливцами шли те, кто относился к словам серьезно, и так же серьезно верил в добро, в рок, который не прогибается от обстоятельств, в незыблемость правды. Такая вера – протест. Не обязательно громкий, с призывами выйти на улицу. Это тихое сопротивление повседневности, настойчивость следования простым правилам не лгать самому себе, помогать ближнему и любить. Например, рок.
Люди, которые выросли под его звучание, знают его так, как другие знают поэзию серебряного века или симфоническую музыку, и рокеры знают и поэзию, и симфоническую музыку, и литературу, кино. Они никогда не замыкались на любовь к своей группе или на пару хитов. Среди рокеров – играющих музыку и живущих ею – люди разных профессий. И из рока – со сцены – уходят в другую жизнь, повседневную, не теряя внутренних основ рока-музыки, рока-образа жизни.
Среди рокеров много визуалов. Тех, кто ритм, чувствуя вибрации всем телом, видит. Это редкий дар, видеть и предъявлять другим ритмы, в которых дышит окружающий мир. Вдох-выдох. Свет-тень. Угол дома – перспектива улицы. Лицо, по которому улыбка скользит, как лодочка в бурном море. Юра Зайцев как раз из таких, – из рокеров в фотографию, у него самого по лицу скользит улыбка, как редкое облако в солнечный день. И не знаешь, что пронзительнее – синева неба и юркиных глаз или это щемящее знание бесконечности, которую так невероятно, невозможно отразить. А он все равно стремится. И потому для его фотографий так часто позируют художники и музыканты, молодые творцы, не растерявшие, как когда-то и он, веру в простые рифы «дыма…», от которых мурашки бегут по коже. Герои Зайцева, как и сам фотограф, ловцы тех искр подлинного света, без которых совсем нельзя. И он знает, что в этом стремлении за немыслимым, от которого только и можно дальше жить, нельзя быть громким. Да-да, настоящий рокер тих. Как темная гладь воды, в которой отразится возможно всему. И только в глубине у него бушует пламя, переливаясь золотом. То самое, что кажется внешне молчанием от того, что так громко, нестерпимо громко, перекрывая возможности человечьего слуха, взрывается и взывает к предмету своих чаяний.
Юра Зайцев занимается старой серебряной фотографией, снимает портреты своего города и людей своего круга. Он, кажется, хронист, без которого эпоха и место не состоятся – иначе, без его камеры, их назавтра уже не будет. И все-таки его фотография не об этом. Его взгляд ловит те проявления запредельного, которые обыкновенно люди переживают лишь в снах; как в замедленной съемке, медленно парят руки и взгляды, каждый сам по себе, и как птица неторопливо и одновременно невероятно быстро, в доли секунд, преодолевает расстояние из настоящего в искусство, из будней в будущее. И только камера Зайцева сопровождает летающих в клоках тумана, что висит над Кубанью-рекой.
Ирина Чмырева
