Фотограф Макс Пенсон (1893-1959)

Макс Захарович Пенсон родился в городе Велиже Витебской губернии 17 марта 1893 года. Отец по профессии переплетчик, работал в местечковой мелкой типографии. Лично очень рано начал трудовую жизнь. Мальчиком меня отдали на обучение в переплетную мастерскую. Грамоте обучался самоучкой.

В 1907 году отец работал переплетчиком при Велижском городском училище, вследствие чего ему удалось меня определить в это училище, которое я окончил в 1911 году. Имея большое влечение к рисованию уехал от семьи в город Миргород Полтавской губернии и поступил в художественно-керамическую школу. Учился всего полгода и из-за нужды пришлось уехать в город Вильно, где поступил в художественно-промышленную школу общества имени Антокольского (в отдел декоративно-малярный), получал пособие от общества. Учился до 1915 года.

Началась империалистическая война и вслед за этим эвакуация Вильны, и я уехал в Среднюю Азию, город Коканд. В Коканде работал счетоводом, одновременно преподавал рисование в школах до конца 1917 года. В конце 1917 года начал работать в Кокандском отделе Народного образования. Проработал там до 1922 года в качестве заведующего учебно-производственными мастерскими, в 1923 году по распоряжению Наркомпроса был отозван в город Ташкент. Вследствие реорганизации Наркомпроса и сокращения штатов я уволился и поступил на службу в качестве счетовода на табачную мастерскую, где работал до 1925 года.

В 1925 году начал заниматься фото-репортажем. С 1926 года работал в редакции «Правда Востока» и работаю до сегодняшнего дня.

Maxime Penson © 2005-2007, www.maxpenson.com

Дмитрий Киян

К фотографиям Макса Пенсона

Мирон Пенсон вспоминает, как Сергей Эйзенштейн, внимательно просматривая фотографии его отца — одну, другую, третью, — неоднократно повторял: «Ну и Макс! Ну и Макс! Не ожидал». *

На сегодняшний день о Максе Пенсоне написано довольно много. Не хотелось бы заново приводить детали биографии фотографа и перечислять отдельные работы. Однако в качестве небольшого вступления к его выставке на Photographer-e стоило бы сказать несколько слов о его сыне. Потому что разговор о фотографе Максе Пенсоне невозможен без упоминания о Мироне Пенсоне. «Как? — скажет кто-то. — Сын фотографа! А где он сам-то?» В Нью-Йорке. Да, сын фотографа, в прошлом кинооператор, Мирон Пенсон и Маргарита, его жена, проживают на 23-й улице между Седьмой и Шестой авеню.

О гостеприимстве их дома не рассказать — это надо испытать. Тем, кому с этим повезло — позавидовать. Потому что не только вкусный обед или ужин, но и живое общение на несколько часов вам гарантированы. Сам Мирон бодр, весел и невероятно коммуникабелен. Часто звонит, чтобы поделиться новостями. Ходит по фотографическим выставкам, заказывает в нью-йоркской публичной библиотеке старые и современные художественные фильмы. И не бывает разговора, в котором бы он не прокомментировал операторскую работу той или иной ленты. Порой так увлекается, что Маргарита решает его попридержать. А разговоры разные. Они могут начинаться с политики, переходить на советский кинематограф и состояние дел в современном кино, на недавно увиденную фотовыставку, на массу других вещей. В момент написания данного текста Мирон в Нью-Джерси. Совсем недавно ушли из жизни сразу два величайших режиссера, Берман и Антониони. У нас еще не было времени обсудить эту тему, но помню, с каким азартом Мирон вспоминал, как Антониони приезжал в Узбекистан в семидесятые годы (!) на поиски натуры для своего нового фильма. Представляете, в Узбекистане был Антониони! Конечно, ничего из этого не вышло — снимать наши чиновники итальянцу не разрешили. Но время, которое Мирон провел с ним и как он об этом рассказывал, с каким воодушевлением, азартом даже — видели бы вы эти глаза! Эх, если бы фильм состоялся. Но — увы.

В один из моих первых визитов Мирон дал рукопись своей книги-воспоминаний. Называть рукопись мемуарами он отказывается. В ней — детские и юношеские годы, взросление и жизнь в художественном кино и документальном. И конечно, воспоминания об отце. Много воспоминаний. Это сейчас назовешь имя Макса Пенсона, и тут же вспомнят его спортивные фотографии, его красноармейцев, строителей, хлопкоробов; его композиции и ракурсы. Но так было не всегда. Факт уже известный — фотограф был забыт на многие годы. Официальное возрождение интереса к нему в России состоялось относительно недавно. Можно даже назвать дату. Это произошло 14 июля 1998 года. Тогда в московском Малом манеже открылась выставка «Спорт в фотографии». В ней фотографии Макса Пенсона демонстрировались вместе с фотографиями Родченко, Дебабова, Кудоярова, Шайхета. За пределами России его творчество было показано чуть ранее. Московский дом фотографии показывал работы Пенсона в рамках Paris Photo в ноябре 1997 года. И именно Мирон Пенсон был тем, кто заинтересовал своим отцом представителей МДФ. Случилось это в начале 1997 года. Он просто туда позвонил.

Нюансы важны, кто бы спорил. Нюансов в воспоминаниях сына о своем отце много и всех, конечно, не перечислить. О том, как через многие годы Мирон начинал спасать негативные архивы, потому что пленки слишком долго хранились в коробках, пересохли и были скручены в «мелкие рулончики». Он размачивал их, перематывал, разрезал по темам, раскладывал по конвертам, аннотировал. О том, что снимал Макс Пенсон без дублей — 36 кадров на пленке, 36 разных сюжетов и сына удивляет техническая грамотность отца: «Нет передержек, нет недодержек. Это притом, что экспонометров не было и в помине». О повседневных буднях Макса Пенсона — съемках, скорых проявках, перерывах на двухчасовой сон, в течение которого проявленные негативы высыхали, и надо было быстро печатать с них фотографии, отснятые днем. О его композициях с большим количеством людей, которые занимают все пространство фотокадра. «Их невозможно скадрировать. „Вмешательство“ в пенсоновскую композицию может только ее испортить».**

Сроковые и пятидесятые годы были тяжелыми для Макса Пенсона — его отстранили от фотографии, его часто вызывали для «бесед» в органы. Мы знаем фотографа по двадцатым-тридцатым. Это были годы расцвета его творчества.

«Уже был Маяковский, был Мейерхольд, появился Родченко. На экранах кинотеатров „Кинооко“ Дзиги Вертова заставляло по-другому смотреть на человека, заглянуть в его душу, прочесть его взгляд. Дзигу Вертова не устраивала обычная съемка, он искал новые ракурсы, соединял несоединимые эпизоды. Все это отразилось на творчестве Макса Пенсона. Он не подражал Родченко, шел своим путем, их работы дополняют друг друга, сохраняя для потомков дух времени. Можно проследить какое-то взаимопроникновение в серии фотографий „человек и вода“ — линии поля, уходящие вдаль, горизонт свернут в кадре и вода, поднимающаяся в небо. Это было не данью формализму, а поиском выразительности…».***

***

В один из дней, когда я был у Мирона и Маргариты дома, из Ташкента позвонил их сын, Максим. С того дня круг общения с семьей Пенсонов расширился. Максим является создателем очень достойного вебсайта о своем деде: www.maxpenson.com. На нем представлен полный архив фотографий Макса Пенсона и большое количество важнейших исторических документов, начиная с автобиографии, написанной рукой фотографа в 1939 году. Сын Максима, Филипп, также выбрал себе профессию, непосредственно связанную с изображением: учится на оператора в Школе искусств Северной Каролины. Удивляться не приходится. Все вполне логично. Мог ли о чем подобном предполагать Макс Пенсон, когда уезжал из Витебской губернии в Коканд в далеком 1915 году?

Индианаполис — Колд-Спринг — Нью-Йорк
Август 2007 года

* Из разговора автора с Мироном Пенсоном 15 февраля 2006 года
** Мирон Пенсон, «На волне памяти…». Документальное повествование; Ташкент, 1999, стр. 173.
*** Ibid., стр. 173-174 .