Дмитрий Музалёв

Когда моё портфолио готовили к печати в Digital Camera, меня попросили написать "нечто вроде манифеста" о моих фотографических взглядах. Только совсем коротко. Трудно придумать жанр менее подходящий мне по темпераменту, чем манифест, однако я попробовал. От манифеста в получившемся тексте только несколько более лапидарные формулировки, чем следовало бы, да сознательное увиливание от обсуждения тонких моментов. В журнал я в итоге отправил только последний абзац, а целиком решил вывесить здесь.
______________________
Фотография является видом визуального искусства, в котором способ получения изображения имеет документальную природу. Заданный этими двумя полюсами конфликт приходится решать каждому фотографу, вышедшему за рамки сугубо прикладной съемки. Кто-то видит смысл фотографии в служении максимально обезличенному факту, кто-то считает, что существует лишь творческий акт, на власть которого не может посягать ничто. И в этих крайностях можно создать достойное изображение, но мне интересен поиск правильного баланса, существование в сердцевине. Я не фундаменталист: «небо Бальтерманца» не вызывает у меня отторжения. И если в репортаже такие манипуляции и не приветствуются, то только потому, что любая этика должна быть избыточна, чтобы в пограничных ситуациях не подвергать соблазну слабых. Но есть заметные области, которые представляются мне маргинальными в силу того, что пытаются говорить на языке, не органичном для фотографии. В первую очередь это касается жанровой постановки, захватившей неподобающе большое место в современных фотопроектах. Не вызывает у меня восторга и «литература»: снимки, в восприятии которых, доминирующую роль играет отношение зрителя к изложенному повествовательному сообщению. К «литературе» примыкают широко распространенные, особенно в сетевых сообществах, попытки визуализации «глубоких» мыслей, неизбежно оборачивающиеся ложной многозначительностью: мысли естественней излагать словами.

Остается всего две вещи, которые условно можно обозначить так: съемка ситуаций, фиксация характерного мгновения (жанр, стрит, репортаж) и положений (пейзаж в самом широком смысле и не постановочный натюрморт). Строго говоря, слово «положение» тут не вполне корректно: оно ассоциируется со статикой, а это в данном контексте неоправданное сужение смысла. Сущностное отличие заключается в наличии или отсутствии человеческой логики в том сообщении, которое несет изображение. Я склонен внимательно относиться к окружающему нас предметному миру, и сравнительно мало внимания уделяю сюжетам, действующими лицами которых являемся мы сами.
Близкие, хорошо знакомые объекты мы привыкли воспринимать сквозь призму функциональности: мы их не любим, потому что они не дотягивают до идеального образа вещи своего назначения, мы их не замечаем, потому что видели тысячу раз, и не ожидаем найти в них для себя что-то новое. Но, занимая место в реальности, каждый из них обретает индивидуальность; между ними и их частями возникают связи разной степени напряженности, капризы освещения вносят свои мимолетные акценты. Мне неизвестен понятийный аппарат, пригодный для описания этих ощущений, поэтому придется использовать метафору, и самой удачной мне представляется «звучание». В повседневной жизни вокруг нас стоит сильный визуальный шум, но лишь привычка человеческого восприятия видеть всё, а замечать лишь то, что обладает утилитарной информационной ценностью, мешает нам различать отдельные голоса. Но их можно услышать, и это позволяет понять и почувствовать мир простых вещей совершенно иначе. Всего-то и нужно: убрать лишнее, не повредив главное.