Lorem Ipsum

Фотография "Томоко и мама в ванне" из собрания Эйлин Смит в коллекции Национального музея современного искусства в Киото. В архиве выпусков журнала "Life" можно найти номер от 2го июня 1972 года, из которого вырезан разворот с этим снимком. С 1998 года снимок выведен из обращения в медиа совместным решением семьи Камимура и Эйлин Смит -- владелицы авторских прав.
www.aileenarchive.or.jp



5 июля 2001 года Эйлин Смит сделала заявление на пресс-конференции в Арле (Перпиньяне). Дважды отредактированная версия заявления висит на сайте Эйлин на английском и японском языках.

Фотография «Томоко и мама в ванне» была снята Юджином Смитом во время нашего проекта в Минамате, длящегося с 1971 по 1974 год. Снимок был сделан холодным декабрьским днем ​​1971 года в маленькой ванной комнате. Воздух был тихим, но напряженным, как будто мы вчетвером собирались с духом, чтобы сделать нынешнее заявление. Текст, который Вы читаете, не появился бы, если тот момент был рядовым, когда воля фотографа, как это часто бывает, главенствовала над участниками снимаемой сцены и над обстоятельствами.

Я верю, что силу этому снимку даёт зритель, как бы довершая его. Получается, эта фотография с момента ее создания на протяжении десятилетий находилась в постоянном процессе создания заново.

Джин (Юджин) говорил, что как у фотографа у него две обязанности. Одна -- перед своими героями, а другая — перед зрителями. Он добавлял, что если обе эти обязанности будут выполнены, то, само собой, будет выполнен его долг перед своими редакторами. Добросовестность и упорное её отстаивание -- то, что Джин ставил на первое место.

Решение, которое я приняла как обладатель авторских прав на фотографию «Томоко и мама в ванне», вызвано тем, что я верю в слова Джина, и потому, что хочу чтить его наследие. Мое решение больше не публиковать эту фотографию было принято после долгих размышлений, с любовью и заботой.

Я хотела бы рассказать вам немного о семье Томоко. Фотография не является ни лекарством, ни богом, и фотография «Томоко и мама в ванне», несмотря на ее всемирную известность, не смогла вылечить болезнь Томоко, возникшую из-за заражения ртутью из японского моря, загрязненного промышленными отходами. Ее мать, сама того не зная, съела зараженную рыбу, когда была беременна Томоко, и яд попал в плод через плаценту. Родители Томоко называли свою старшую «ребенком-сокровищем», потому что она приняла в себя весь яд, который в ином случае остался бы в ее матери. Из-за того, что Томоко забрала яд у своей матери, ни один из братьев и сестер Томоко, пять девочек и мальчик, не заболел болезнью Минаматы. Заболела лишь Томоко.

Предвзятость осталась и сохраняется по сей день в отношении тех, чьи члены семьи страдают болезнью Минаматы. Это делает жизнь этих семей трудной, а иногда и невозможной. Томоко скончалась в 1976 году, вскоре после обряда перехода во взрослую жизнь и незадолго до того, как ее братья и сестры достигли брачного возраста.

Родители Томоко по сей день тверды в своем желании избавить мир от загрязнения индустриальными отходами. «Искоренение» — слово, которое использует отец Томоко. И поэтому они заботятся о том, чтобы эта фотография не исчезла с лица земли. И пусть будет так.

Однако после смерти Томоко эта фотография обрела другой смысл. Речь идёт уже не о Томоко, чья жизнь завершена, а о том, чтобы достучаться до каждого жителя планеты в стремлении к искоренению загрязнения, о том, чтобы донести сообщение о любви матери и ребенка.

Честно говоря, с годами для меня становилось все тяжелее и тяжелее продолжать давать согласие на публикации этого снимка. Я всякий раз говорила себе: «Я знаю, что людей трогает эта фотография, даже если это не ведёт к переменам. Я должна сохранять её открытой для мира. Это мой долг.» Но постепенно всё это превращалось в что-то неприглядное. Я знала, что родители Томоко, спустя почти четверть века после ее смерти, хотели, чтобы Томоко упокоилась в мире. «Ясумасете агетай» («мы хотим дать ей отдохнуть») таковы были их слова. И я чувствовала то же самое.

Эта фотография ничего не значила бы, если бы она не чтила Томоко. Эта фотография была бы кощунственной, если бы она и дальше публиковалась против воли Томоко и её семьи. Поскольку снимок является заявление о судьбе Томоко, то должно чтить её жизнь и её смерть.

Как соавтор съёмок в Минамате я тоже ответственна перед зрителем. Я не должна кривить душой. Как я могу соглашаться на очередную публикацию, зная, но скрывая причины, по которым снимок не должен быть опубликован?

Будет ли это решение о прекращении публикаций началом «опасной тенденции» в фотографическом мире? Я так не думаю. Это конкретное решение, принятое в отношении фотографии Томоко, -- акт реализации авторских прав, не акт отказа от них. Я верю, что это решение способствует расширению возможностей фотографии и в сфере искусства, и в сфере журналистики.

Мы боремся и будем вести борьбу, которая должна быть честной. В каждом случае решение должно приниматься сообразно. Я верю, что моё решение придаст фотографии силу, а не ослабит её.

Если бы все люди, запечатлённые на снимках, и все зрители в мире могли быть уверены, что каждая широко опубликованная фотография является результатом тщательного обдумывания, а не игрой случая при массовом производстве, то сила фотографии резко возросла бы.

Наконец, по-моему, с помощью Томоко мы пребываем в мире, уже покинутом ей, но с каждым из нас её напутствие: «Теперь твой ход. Теперь ты должен своим искусством и своей журналистикой обратиться к людям, как это было сделано этим снимком, и даже больше!»

Перед нами стоят огромные задачи, будь мы фотографами-профессионалами, или находящимися с фотографией в иных отношениях, как в моём случае, ведь я -- лишь хранитель наследия Юджина Смита. Предстоит многое сделать, и то, что кто-то сочтёт «потерей» известного снимка, может придать нам смелости для осознания великого вызова, брошенного нам.