Мгновения жизни уходят в небытие, оставляя в памяти отголоски образов, мерцание звуков, тени запахов, блики света. Память тайно хранит все в темных чуланчиках, и вдруг неожиданно вплетает давние видения в новые события. Причудливо складывая неполные рифмы, невнятные пары слов, ассонансы.

Фотография словно ужесточает память, она запечатлевает и навязывает не столько образы, сколько вещи. Как избавиться от унылой мозаики бесконечных тавтологий — «ночь-улица-фонарь-аптека», когда они не слова, а сами вещи, увиденные не ведающим образов холодным глазом? Как научить этого глухого свидетеля еще и слышать — зов света, шепот тени, и их встречи и сплетения у него за спиной, в недрах невидимой и не умеющей воплотиться собственным усилием памяти?

Это значило бы научить чуткости к невидимому того, кто присягнул на верность мельтешне оболочек — всем этим кожам, скорлупам и панцирям немых вещей; превратить свидетеля дознания в союзника памяти... Подобное самоотречение, быть может, вовсе не означало бы предательства, наоборот — верность тому, что надежней самих оболочек: верность Образу. Ведь память хранит именно образы, рождающиеся на стыках несовпадений, на вычитании случайного — из мерцаний, вибраций и перекличек несозвучий...

Серия фотографий «Ассонансы» снята пинхолом, сохраняющим правильную перспективу и избавляющим изображения от лишних деталей. Главное, основное множится в соответствии с количеством отверстий пинхола, а второстепенное размывается и уходит на второй план.

Многоцветная гуммиарабиковая печать привносит живое дрожание и обогащает звучание основных мотивов.

Лада Тазетдинова