Каждый вечер я смотрю на закат, он успокаивает. Дабы ненароком не сорваться с места за потоком людей и событий, я покуриваю трубочку — с ней нельзя никуда спешить. Поэтому у меня есть гарантированное время для того, чтобы спокойно любоваться закатом. Чтобы размышлять без мыслей и видеть больше чем видят глаза.

Я всегда сморю на закат в полном одиночестве. Созерцание тухнущего дня — дело весьма интимное. Это переживание для одного человека, только одиночество даёт чувство сопричастности к окружающему миру. К настоящему миру, где нет назойливой суеты мечущихся в беспорядке людей. К миру, где всё просто и правильно, логично и естественно. Где холодный воздух вечерних часов, выходящий паром изо рта, является прямым продолжением мыслей о небе, о парящих в нём птицах, о сияющих над ним бесконечных звёздах… Чтобы почувствовать всё это, надо остановиться.

Чтобы остановится в бурлящем потоке, необходимо приложить усилия, чтобы вырваться из него. Нужно найти ритуал, какую-нибудь зацепку, небольшой крюк за который можно зацепиться… Неважно что это будет, потому что результат оправдает самые смелые ожидания. И если к моменту остановки ты ещё жив, тебе крупно повезло — тебе откроется красота.

Трубка гаснет вместе с прямыми лучами дневного светила. Аккуратно вытряхнув из неё седой пепел, я убираю этот обработанный кем-то кусок верескового корневого нароста в карман куртки. Ещё пара минут и наступит время возвращаться. Тяжело вздыхая, я решаю сжульничать и в этот раз, ведь опоздание умереть граничит с героизмом.

Я смотрю в меняющее бесконечно прекрасное и холодное мартовское небо. Проходит ещё какое-то время и взору представляются пробившиеся сквозь остатки непрямого света пока ещё смутно различимые белёсые точки звёздного покрывала.

Я шумно вздыхаю и неспешно бреду домой. В моём сердце сейчас лишь благословение одиночества и дыхание наступающей тьмы.

Сердце моё ликует. Николай Мартызенски (c)