«Когда мне было всего пять лет, мама привезла
мне из Ленинграда роскошные открытки и красные
резиновые сапожки фабрики «Красный треугольник».
Я посмотрела открытки, одела сапожки и сказала:
«Я буду там жить!»
Вита Буйвид (интервью, 1997)
Давно перебравшаяся в Москву, обросшая недвижимостью, светскими связями, детьми, животными, но все еще позиционирующая себя как петербургский автор, фотограф и художник Вита Буйвид, на самом деле, тесно связана с героической историей ленинградско — петербургской фотографии, в которой приезжие провинциалы (в силу своей энергичности) успели сделать ничуть не меньше, чем задумчиво-неспешные аборигены.
Про Виту заведомо увлекательно писать, поскольку она сама со вкусом и анекдотцами любит пересказывать собственную художественную биографию, как увлекательную авантюру. Авантюру в которой фигурируют как минимум два мужа — фотографа, которые своим талантом, безумием, эгоизмом и капризами воспитали-таки в ней (в борьбе и противоречиях) подлинного фотохудожника. Ну, а дальше, она, как девушка самостоятельная, «убила учителей» и пошла своей дорогой.
Вкус и природная интуиция, плюс первые путешествия на Запад сразу же все расставили по местам, объяснили как избежать местечковых кодов и научили говорить «по европейски». Становление (если выразиться помпезно) фотохудожницы Буйвид пришлось на 90-е годы — время достаточно интересное для истории петербургской фотографии. Тогда (несмотря на сопротивление гордого клубного костяка, охраняющего традиции черно-белой петербургской школы) казалось, что традиционная фотография уже напрочь съедена современным искусством, которое активно пользует фото как актуальный медиум, совершенно игнорируя достижения классиков. Скромные по размерам принты были сметены огромными цифровыми распечатками. Построенная на двумерной условности, фотография стала играть с объемным пространством и фактурами. Появился даже особый термин «фото-инсталляция». В результате, всегда тяготевшая к яркому изобразительному искусству и ценящая витальный народный китч, Вита увлеченно бросилась «украшать хатку» кружевами и вьюшами, выходя в трехмерность — к объекту. Фото для нее стало не просто застывшим изображением, а процесом встречи зрителя и изображения, где были важны вкус, цвет и запах. Ради справедливости надо добавить, что время все расставило по местам и фотография снова нашла себя как самостоятельное искусство. А Вита? Вита так и осталась — между. Как профи она способна сделать «звенящую» черно-белую фотосессию, но как художник предпочитает рисковать, часто соединяя не соединимое.
Проект, показывамый в «Музее истории фотографии», своим стаусом изначально определяет некие условия ретроспекции, подводя символические итоги
Каждый из них вполне отвечает за свое время. В «Передовице» отчетливо видны все генетические коды пройденной фотошколы. Небольшой размер отпечатков соответствует традиции времени. Для нас уникально, что представленные отпечатки не являются современной репликой, а были сделаны именно в начале 90-х (фотография очень чувствительна к таким вещам и повторить «дыхание времени» в отпечатке достаточно сложно). Сама их сохранность объясняется рядовым чудом: серия была отпечатана в Москве в лаборатории приятеля и там же благополучно забыта, но спустя годы возвращена автору. В этом (относительно раннем) проекте, уже видны художественные интересы Виты, которые потом развернутся в полную силу. По использованному (осознанно или неосознанно) жанру проект можно определить как очевидный «фотоперформанс». В кадре не обошлось без значимых персонажей арт-тусовки — любимой модели и enfant terrible Эвочки и художницы Тани Деткиной из группы «Облачная комиссия». Съемка проходила в Москве в какой-то заброшенной производственной мастерской в районе Речного вокзала. Специально для съемки барышни изготовили конусы из соли, что еще более утверждает в заданности жанра фото-перформанса.
Фотограф в нем всего лишь наблюдатель, он находится за кадром. Но именно он (сменой ракурсов и планов) придает импровизационной игре законченное повествование. Как прилежный ученик, хорошо знающий историю фотографии, Вита намеренно использует здесь приемы и язык «советской производственной фотошколы», восходящей к опытам конструктивистов. Но, внедренные в эту эстетику, беззаботно играющие хрупкие барышни, тут же сбивают весь «производственный» пафос (эта история вообще напоминает о любимом анархистом постере — граффити 90-х: «я сегодня не пошла на работу и завтра наверное тоже не пойду).
Второй проект относительно новый, был сделан в прошлом году. Двухметровые отпечатки отражают уже совсем другое время и используют общепринятую европейскую эстетику подачи арт-фотографии. Скрытое умение фотографии изменить привычные размерные масштабы взаимоотношений, перевести изображение в антропометрический масштаб, заставляют по новому взглянуть на привычные предметы. По сути, этот проект продолжает линию исследования непростых и трагических семейных взаимоотношений, начатых Витой еще в проекте «FAMILIA» (если кто не помнит, там жизнерадостные «стандартные» портреты семей были визуально «взорваны» синяками и ранами, которыми были усыпаны персонажи). Новый проект продолжает все эти феминные истории, которые и позволили, в свое время, прагматично прописать Виту в категорию «феминистическое искусство». Но ее интересы вряд ли можно исчерпать таким однозначным определением. Эта скорее сознательно принятая маска, обусловленная природной смекалкой и возможностью получить дополнительные преференции на международной арт сцене. Все эти игры, к счастью никак не сказываются на качестве проекта, который и без того имеет много смыслов. Посмотрев на эту серию, великий эстет и гурман Аркадий Ипполитов предложил чудесное определение «советская готика». Понятно почему. Вполне обыденные и прагматичные кухонные инструменты (в силу инерции производства, изготовляемые все по тем же советским брутальным прототипам) при увеличении масштаба обнажают свою агрессивную суть, превращаясь в орудия средневековой инквизиции (подобно тому, как какой-нибудь мелкий муравьишка вдруг вырастает в чудовище на планете насекомых). То есть, проект в первую очередь о фотографии и о специфике зрения. Называть его феминистическим слишком прямолинейно. Да, по типу характера Вита — self made woman. Но какая же женщина (сейчас выскажу крамолу) не мечтает прилепиться к сильному (и не занудному!) мужчине? Только где они? На этот вопрос Вита пока не нашла ответа (не говоря уже о том, что у меня есть большие сомнения в том, что она любит возиться на кухне, хотя, может быть мне просто не повезло попасть к ней под настроение).
Для названия своей «отчетной» выставки Вита выбрала забытое советское словечко «трудодень». Стоит напомнить беззаботной молодежи и хипстерам, что трудодень как единица оценки труда был введен в колхозах в 1930-х годах, где эти самые трудодни отмечались в тетради учёта рабочего времени в виде вертикальной чёрточки — «палочки». Следуя за этой метафорой, можно смело нарисовать в зачетной книжке Виты пару дестяков палочек, и ждать следующих трудовых и творческих свершений.
Выставка открыта в Музее истоии фотографии до 1 марта 2010
